Старинная южно-русская гравюра [Текст] // Киевская старина. - 1890. - т. 28. - С. 47-59

СТАРИННАЯ ЮЖНОРУССКАЯ ГРАВЮРА.

Из всех родов искусства, зачатки которых существовали в старой южной Руси во время самобытной ея исторической жизни, наибольшее число образцов, дошедших до нас, приходится на долю общедоступнаго и популярнаго, хоть и второстепеннаго, искусства гравирования. Очень большое, относительно, количество старых южнорусских гравюр как в отдельных листах, так и в книгах, главным образом духовных, дает возможность составить отчетливое понятие о том, чем была и что из себя представляла старинная южнорусская гравюра. Чрезвычайно ценныя заметки и наблюдения по этой части собраны известным писателем по истории искусств в России Д. А. Ровинским. Добросовестность и обстоятельность трудов этого ученаго оценены давно по заслугам и не только интересующиеся делом, но и все безпристрастные люди должны признать их образцовыми.

Специально гравюре посвящены два изследования г. Ровинскаго: «Русские граверы и их произведения с 1564 года до основания академии художеств» (Спб. 1870 г.) и «Словарь русских гравированных портретов». Последнее сочинение в нынешнем году вышло вторым изданием, в совершенно обновленном виде, и представляет как бы новый труд. Насколько значителен, этот труд, изданный академией наук, видно уж из численнаго определения его состава: в нем перечислены портреты до 2000 лиц и описано до 10000 гравированных листов. «Русские граверы» представляют, единственное изследование в русской литературе по этому предмету. Книга эта, как почти все издания г. Ровинскаго, давно разошлась. Прекрасный разбор этого сочинения, сделанный г. Стасовым дополняет книгу и введен в значительной степени в печатное издание ея, как добавочный материал.

Г. Ровинский разсматривает в одной картине судьбы русской гравюры, но разграничивает деятельность различных ея школ, возникших и существовавших при различных условиях и под разными влияниями. Разсмотрение памятников старой гравюры приводит его к выводу о существовании двух главных, резко отличных между собою ея школ : киево-львовской и московской. Произведения киевских и львовских мастеров имеют между собою все общее: и известную свободу сочинения, и несомненное западное влияние, и общие приемы, и даже одних и тех же граверов, работающих то тут, то там. Мелкия школы: черниговская, могилевская, западно-русских типографий, тесно примыкают к главной киево-львовской школе и не представляют самостоятельности. Московская школа держится древних образцов и византийскаго влияния. Она не имела разветвлений, так как все печатное дело до Петра сосредоточивалось исключительно в Москве.

Первыя богослужебныя славянския книги появились, как известно, за чертою Руси: издания Фиоля в Кракове, в конце ХV века, и Скорины в Праге, в начале XVI. Несколько позже славянския церковныя книги стали печататься в Венеции. Появление книгопечатанья и одновременно с ним гравированья в пределах нынешней России относится к первой половине XVI века. Самыя начальныя гравюры известны: в виленских изданиях Скорины (напр. в «Каноне» 1525 г.; гравюра Благовещения), в московском «Апостоле» 1564 г. (изображенье евангелиста Луки, появляющееся впоследствии в львовском издании того же «Апостола» 1574 г. и виленском 1591) и в Евангелия вышедшем в неизвестной южнорусской типографии в начале XVI века. Гравюра этого Евангелия, очень плохо и грубо вырезанная, изображает Иисуса Христа на престоле и подписана, связанными буквами, монограммой, которую можно прочесть Монах Филипп. Едва ли это не первый самостоятельный обращик гравированья в пределах России. Московскую гравюру г. Стасов, не без основания, подозревает в иностранном происхождении, т. к. «Апостол» Федорова и Мстиславца напечатан «под смотрением» какого то копенгагенскаго уроженца Ганса.

С водворением книгопечатания на юге России и с возникновением многих типографий, гравированныя изображенья, заставки и виньетки стали появляться в очень большом числе и сделались принадлежностью почти всякой книги. Несложныя гравюры древнейших изданий делались, как кажется, самими типографами, (судя напр., по монограммам Т. Л. (Тарасий Левкович Земка) Т. П. (Тимофей Петрович) и подписям могилевских типографов—Вощанок, которые уже несомненно сами были и резчиками.) Но в то же время появляются, и в значительном числе, и особые мастера—граверы. С самаго начала их существования между южными и юго-западными типографиями установилась тесная связь, выразившаяся, но отношению к иллюстрации книг, во взаимной передаче досок и копировании с одинаких образцов. Общность культуры и политической жизни объясняете конечно это явление. Иногда один и тот же мастер работал для двух типографий, напр., плодовитый киевский гравер Илия, иллюстрировавший книги, выходившия в Киеве и Львове. Другие граверы копировали киевския доски для львовских изданий и наоборот.

Киево-львовская школа произвела громадное количество гравюр, резанных на дереве. Редкая книга выходила со станка здешних типографов без картинок: служебники, триодионы, акафисты, евангелия наполнены лицевыми изображениями. Мелкия картинки появляются в первых почти изданиях львовских. Первыя киевския издания также наполнены ими. По наблюденьям г. Ровинскаго, западное влияние совершенно подчинило себе львовских и киевских мастеров. Критик сочинения г. Ровинскаго г. Стасов не соглашается с этим мнением.

Любую киевскую и львовскую гравюру на дереве, пишет он, никто никогда не смешает с гравюрою действительно западною. При наибольшей подражательности некоторых из их числа, все таки они остаются настолько полны своих особенных, характеристических подробностей, что всякий признает их с перваго же взгляда гравюрами одной из западных православных школ. Византийская основа все таки постоянно остается в них чувствительна, а в большинстве случаев преобладает с такою силою, что никого не может ввести в заблуждение на счет происхождения той или другой гравюры и приналежности ея к той или иной школе. Сверх того по большей части мы встречаем, что в одном и том же издании рядом помещались и картинки с чисто католическим, западным характером и картинки чисто в характере славяно-византийском... Совершенно и раболепно подчинившимися западному влиянию можно признать разве только издания кутеинския и почаевския.

По мнению г. Ровинскаго, граверы юго-западных типографий копировали западные образцы, копировали целиком немецких мастеров и копировали друг с друга. Впрочем в другом месте своей книги он смягчает свой приговор и признает известную самостоятельность за гравюрою на дереве. Разсматривая произведения отдельных мастеров, он еще больше сбавляет с своего обобщения.

Гравюра на меди появилась в России в конце ХVП века. В то время, как в Москве произведены были первые ея образцы, в южной Руси она стояла уже на известной высоте, производясь в типографиях киевской и черниговской. Южно-русских мастеров вызывали в Москву для производства работ этого рода. Так вызван был для поднесенья своих работ царевне Софье из Чернигова Леонтий Тарасевич с помощником своим Щирским. Злополучный артист, благодаря этому, попал в дело Шакловитаго, из котораго едва вышел цел. Тарасевич считается лучшим из всех мастеров-граверов старой Руси и первым южно-русским гравером. Рисунок его прост и правилен, гравировка (большей частью офортом) окончена с большим вкусом и легкостью. Он первый награвировал несколько портретов, на что до него не решался ни один гравер в России. Ниже Тарасевича стоят современники его Иннокений Щирский, Даниил Галаховский, Ив. Стржелбицкий и мастер NZ, все работавшие на меди и в той же манере.

Третий способ гравированья — черной манерой появился у нас только во второй четверти XVIII века. Из работ южно-русских граверов этим способом известен только один лист киевскаго мастера Аверкия Козачковскаго, изображающий Распятие с предстоящими.

Работы киевской типографии наиболее многочисленны, так как типография эта была первенствующая и насчитываем, наиболее лет своего существования. В 1718 году, во время пожара, истребившаго Лавру, она выгорела до тла. В 1721 г., вместе с типографиями московскою, петербургскою и черниговскою, она подчинена была заведыванию Синода. Но и черниговская, и киевская типографии продолжали печатать книги и продавать их. По свидетельству Пекарскаго, требованья Синода отразились крайне тяжело на киевской типографии и она стала приходить постепенно в больший и болыший упадок. Вместе с тем окончательно пало в ней и гравированье на дереве.

Черниговския издания появляются с 1646 года. В Чернигов в 1679 году переведена новгород-северская типография, просуществовавшая самостоятельно всего девять лет (1670— 1679 г.г.) Лучшею работою новгород-северской типографии считается Анфологион 1678 года, гравюры котораго могут быть поставлены наравне с удачнейшими произведениями типографий киевской и львовской за то же время.

Львовская и могилевской типографии не были подчинены русским властям. В Могилеве первая книга «Служебник» напечатана в 1616 году. Здесь иногда печатались сочинения южно-русских авторов, напр. «Небо новое» Голятовскаго. В одной из могилевских книг («Житие святых» 1702 г.) на заглавном листе есть вид Могилева очень хорошей работы. Львовская типография в 1708 году перешла к унии.

Имен и монограмм граверов киево-львовской школы, подписанных под их работами, дошло до нас довольно много. Мастера этой школы дорожили своими произведениями повидимому более, чем московские, и очень часто подписывали их. В «Словари русских граверов и перечне их произведений», занимающем большую часть книги г. Ровинскаго, перечислены эти имена и монограммы. Последния воспроизведены вдобавок буквально в особой главе. Нет сомненья, что в этот список попали не все киево-львовские мастера и что находки в этой области еще очень возможны. Приведем из книги г. Ровинскаго несколько сведений о выдающихся и значительных южно-русских граверах.

Галаховский Даниель. Киевский гравер на меди XVIII века. Его работы известны священныя изображения и два портрета: Петра I (при латинском панегирике, поднесенном Петру IIрокоповичем в 1709 г.) и Мазепы. Последний сохранился в единственном экземпляре и он то главным образом и придает интерес имени Галаховскаго.

Илия, киево-печерский монах, работавший в начале XVII столетия и замечательный по своему трудолюбию. Работы этого мастера—неравнаго достоинства; есть довольно хорошо выполненный и слабыя. Он награвировал огромное количество изображений из Священнаго Писания для киевских и львовских изданий. Самый значительный его труд—изображения из ветхаго завета—Лицевая Библия 1645—1649 гг. В ней 134 изображения, напечатанных на отдельных листах, без текста на другой стороне. Им же иллюстрировано первое издание «Печерскаго Патерика» 1661 года. В «Словаре граверов» описано всего 374 листа работы Илии.

Л. М. гравер на дереве, XVII века, известный только по монограмме, но один из лучших киевских мастеров. По замечанию г. Стасова, особенно хороши у него миниатюрные сюжеты, которые вырезаны всегда изящно, тонко и отчетливо. Нельзя определить, его ли сочинения все награвированныя им картинки, довольно многочисленныя, из которых одни обозначены его именем, а другия нет. Но во всяком случае он гравировал почти всегда с композиций интересных, несравненно более изящных и художественных, чем большинство тех которыя находятся в изданиях, гравированных прочими современными граверами. В них даже находится некоторая фантазия. Гравюрок Л. М. всего более находится в «Киевской Триоди» 1627 г. и они перепечатаны почти все в других изданиях, напр., в киевском Акафисте 1629 года и др.

Левицкий, священник, Григорий, киевский гравер на меди первой половины XVIII в. Изображения священнаго характера и большие тезисы и композиции, где встречаются виды киевских зданий, группа студентов киевской академии и пр.

Г. Ровинскому, во время составления Словаря, были известны не все работы этого мастера. В музее киевской духовной академии есть гравюра его, очень сложной композиции, известная пока в единственном экземпляре и г. Ровинским не описанная. Работы Левицкаго есть герб и щит с вензелем Алекс. Разумовскаго, а также известное родословное древо Разумовских (происшедших, будто бы, от князей Ружинских); на этом древе мастер подписался так: «Презвитер Григорий Левицкий полку полтавскаго городка Маиачквы в Киеве 1745 марта выделал»¹

Семенов, Марко, киевский гравер на дереве начала XVIII в. Гравюры его в «Служебнике» 1708 года принадлежат к лучшим киевским работам в этом роде.

Тарасевич Леонтий. Черниговский гравер на меди, живший в конце XVII и начале XVIII века. Лучший из южно-русских мастеров. Пользовался, как видно, обширной репутацией, так как вызываем был в Москву для гравирования портрета царевны Софии, который и делан им два раза. В первый раз, вместе с портретом царевны, награвированы им были изображения Ивана и Петра Алексеевичей, гетмана Самойловича и князя Василия Голицына. В другой раз он сделал портрет одной царевны, без братьев. Так как оба портрета деланы были по поручению Шакловитаго, то по возбуждении дела против него, портреты были отобраны и все уничтожены, а доски, с которых они печатались, считались погибшими. В предисловии к «Словарю гравированных портретов» г. Ровинский говорит, что все доски Тарасевича, упоминаемыя в деле Шакловитаго, найдены теперь, но не указывает, где они находятся. Если известие это справедливо, то мы будем иметь достоверный портрета Самойловича работы хорошаго мастера. Второй портрет Софии, деланный Тарасовичем отослан был для снятия копии амстердамскому граверу Блозелингу и сохранился в этой копии, которой известно впрочем всего два экземпляра—один в Публичной библиотеке и другой в Лейдене. Работы Тарасевича дошли до нас портреты кн. В. Голицына, подстольника Георгия Земли и князя Радзивила.

Лучшим произведением Тарасевича по части священных изображений считается «Печерский Патерик» 1702 года, где гравюры (офорты) сделаны без сомнения с собственных рисунков художника. Некоторые листы этого издания, как например изображение Иеремии Прозорливаго, могут быть поставлены по художественному выполнению на ряду с лучшими произведениям и голландских граверов того времени. С этого оригинальнаго издания рисунки повторялись и копировались и впоследствие. В киевском Евангелии 1703 г. также есть гравюры с монограммой Тарасевича Т. L. . Г. Стасов полагает, что Тарасевич учился гравированию в школе знаменитых аугсбургских граверов братьев Килианов.

Щирский Иннокентий, современник и сотрудник Тарасевича. Грубоватый мастер. Большой тезис его работы, с изображением царей Иоанна и Петра, известен в единственном экземпляре, принадлежащем Публичной библиотеке. На этой гравюре есть изображение Киева и сцены из истории Малороссии.

Сводя данныя, собранныя и разработанныя г. Ровинским, относящиеся к искусству гравирования к южной Руси, можно отметить следующия самобытныя его черты. Между тем как в Москве печать и гравюра появляются вследствие царскаго повеления и поддерживаются правительством, в южной Руси то и другое возникает самостоятельно, распространяется и держится только под влиянием спроса в обществе и без поддержки власти. Обилие гравюр в книгах киево-львовской школы свидетельствует о спросе на иллюстрированныя книги, а последнее есть признак существования художественнаго чувства в народе. Одно это обилие сообщает уже исторический интерес нашей старинной гравюре. В произведениях южно-русских мастеров менее раз навсегда установленнаго и условнаго. Они не придерживаются неизменно готовых образцов, а допускают разнообразие и свободу сочинения. Хотя изредка, в южнорусских книгах появляются картины и светскаго содержания, а талантливейший из граверов, Тарасевич, подымается до портрета с натуры, вызвав потом и подражателей. Мастера любовнее относятся к своим произведениям; они подписывают их и личность художника не исчезает таким образом безследно. Несколько граверов представляют уже индивидуальный черты, а для такой начальной эпохи искусства это уж имеет значение. К мелким особенностям южнорусских иллюстрированных книг относится еще и обычай изображать гербы лиц, кому посвящается сочинение или на чьи средства печатается. Обычай этот, впрочем, заимствован всецело с запада.

Что касается до изучения старинной южнорусской гравюры, то ученый, наблюдения котораго изложены выше, единственный человек, до сих пор им занявшийся. Им сделано очень много и труд его превосходен, но он нелишен пробелов и со времени его появления накопилось достаточно новых материалов. Г. Ровинский не касается совсем почаевской школы, во время издания книги ему неизвестны были, сохранившиеяся в значительном числе в Киево-Печерской лавре гравировальныя доски, значительный материал могли бы представить также в подобном изследования старинные антиминсы, порядочное число которых собрано теперь хоть бы в музее киевской академии. Во всем этом нашлись и заметныя явления и неизвестные мастера и, может быть, своеобразныя черты и все это ждет еще разсмотрения.

Надо ли прибавлять, что до сих пор никем не начато собрание специальной коллекции старинных южнорусских гравюр, а без такой коллекции дело изучения их затруднено до нельзя.

Обращаясь ко второму из названных трудов г. Ровинскаго, к громадному «Словарю гравированных портретов», отметим данныя, сообщаемыя им до части того, что дала гравюра в деле изображения исторических лиц южной Руси и какие образцы оставила по этой части в особенности старинная южнорусская гравюра.

Из двух тысяч лиц, портреты которых перечисляются в «Словаре», малороссиян оказывается около ста²—исторических лиц, государственных людей, писателей и художников, от давних времен до нам современных. Попадаются тут работы мастеров первоклассных и портреты, имеющие не только значение полной достоверности, но и художественное значение. Укажем напр. портреты Богдана Хмельницкаго — Гондиуса, Дан. Апостола—Вортмана, Кирилла Разумовскаго—знаменитаго Шмидта, Безбородко—Валькера (с Лампи), Боровиковскаго (собственный офорт), и др. Менее известен портрет св. Дмитрия Ростовскаго. Оригинал его, поставленный ныне у раки святителя, писан известным придворным художником Елизаветы и Екатерины II графом Ротари, а награвирован Васильевым, учеником Шмидта. Некоторые думают даже, что превосходная эта гравюра делана самим Шмидтом. В разбросанных в приложениях к «Словарю» заметках о портретах красками г. Ровинский сообщает еще о портрете художника Лосенка, собственной его работы, находящемся в собрании Третьякова в Москве.

Из старинных граверов трех гетманов,—Самойловича, Дорошенка и Мазепу,—награвировали три мастера: Тарасевич, Стржелбицкий и Галаховский.

Самойлович, с заступом в руках, изображен был Тарасевичем на тезисе, поднесенном царевне Софье и известном по делу Шакловитаго. Мы говорили уже, что теперь, по сообщению г. Ровинскаго, все доски, упоминаемыя в этом деле и считавшияся потерянными, найдены. К сожалению, г. Ровинский не сообщает ничего более об этой интересной находке и неизвестно, открыта ли и доска с портретом Самойловича или нет.

Дорошенко изображен на картинке «Св. апостол Петр». Он держит щит с поясным портретом гетмана. Под щитом герб Дорошенка и посвящение на латинском и польском языках. Гравюра, деланная крепкой водкой, подписана Ioannes Strzlbiski. Автор ея —черниговский гравер на меди начала XVIII века.

Мазепа —Галаховского до последняго времени известен был только по слухам. Это та знаменитая гравюра, известная пока только в единственном экземпляре, которая принадлежала Свидзинскому и перешла теперь, вместе со всей его коллекцией, в библиотеку графов Красинских в Варшаве. «В 1887 году, пишет о ней г. Ровинский, я нарочно ездил в Варшаву, чтобы снять с нея копию, но фотографировать гравюру, отпечатанную на темно-желтом атласе, оказалось невозможным. Представляю подробное описание ея: Мазепа стоит в средине в рыцарском одеянии; в левой, поднятой руке он держит щит, правой он опирается на свой гербовий крест. Он с длинными усами и коротенькой подстриженной бородкой. Лицо очень напоминает норбленовскую гравюру (признаваемую теперь наиболее правдоподобной). Слева коленопреклоненная женщина (религия) подносит ему потир, Евангелие и два ключа, за нею другая женщина. Слева шесть женщин с атрибутами искусств и наук. Слева, вверху, Троица; внизу покоренные города и повергнутый неприятель. Справа разрушающиеся города и крепости. Из облаков на ленте тянется надпись: si fractus illabatur orbis impanidum ferient ruinae.

Внизу, в срединt, к картушt: сеlsissimo et ilustrissimo domino | d^ ioanni masepa | exercituum s: c: m: zaporovensium supremo duki, | ordinus: andreae apostoli et albae aquilae equite, | divinitus electo, dato munito patri patriae, ecclesiae defesori et pacis artiu ceutorifc patrono и пр. а справа: theses et universa philophia | et logica … Propugnabuntus publicin Ortodoxa Akademia Kijouiensi, a Magnifiko Domino ioanne nowicky. Caetus Mariani Praefecto Presidente Admodu Rndo in Xto Patre Theophane prokopowicz, | AA: 11: Magistro, et Ordinario Philosophia Professore Scholarum Praefecte Ann. Domin. 1708 Mense …Die…(оставлены белыя места для чисел) Daniel Galachowski sculpsit Kijoiua. Слева—посвящение Мазепе самого текста. Гравюра крепкой водкой довольно исправнаго рисунка.

В этой же библиотеке Красинских находится старинный поясной портрет Мазепы, писанный масляными красками, с котораго сделана гравюра Норблена. Лицо очень схоже с тезисом Галаховскаго, но в нем Мазепе, вместо короткой подстриженной бородки, приделана длинная борода в две космы, которой Мазепа никогда не носил».

Таким образом гравюру Галаховскаго надо, вероятно, признать прототипом и упоминаемаго здесь маслянаго портрета, и гравюры Норблена, артиста, жившаго в конце XVIII века и не имевшаго возможности рисовать Мазепу с натуры. Что касается известнаго портрета музея академии художеств, приписываемаго кисти Никитина (1690—1744) и изображающаго будто бы Мазепу,—то он так и остается загадкой. Он не может изображать ни Скоропадскаго, ни Апостола, с известными портретами которых нисколько не похож и которых одних, из числа гетманов, и мог бы представлять только по времени жизни художника, но не имеет ничего общаго и с норбленовским типом, повторяющим, как доказал ныне г. Ровинский, тип Галаховскаго. С другой стороны таинственность, которою он окружен, и название его «портретом неизвестнаго гетмана» говорит в пользу соотношения его с опальным именем Мазепы. Настоящая принадлежность его могла бы быть установлена только документальными путем, но к этому пока нет еще никаких данных.

Г.