Лобачевський, В. Бугское козачество и военные поселения [Текст] : Литературные наброски о. Владимира Лобачевского / В. Лобачевський // Киевская старина. - 1887. - № 12 . - С. 591-626

Бугское козачество и военныя поселения.
(Летописные наброски о. Владимира Лобачевскаго)

Можно считать признанными наукою важность и интерес детальнаго изучения краевой истории местными силами в форме исторических очерков городов, сел, приходов и других мелких территориальных единиц, который часто бывают отмечены и своеобразными этнографическими чертами.

«Киевская Старина» много раз имела случаи указывать в библиографическом отделе, на прекрасные труды в этом роде по изучению южно-русской земли. В ряду их довольно видное место занимают работы местнаго духовенства по описанию церквей и приходов. Духовенство херсонской епархии, к которому принадлежит автор предлагаемаго нами труда, успело опубликовать в своем епархиальном органе несколько (хотя и не очень много) таких работ, и некоторый из них сообщают данныя, имеющия в большей или меньшей степени интерес научный, а иныя отличаются и хорошей научной обработкой. Все дело зависит, конечно, от степени заинтересованности автора своим сюжетом, от той искры Божией, которая в некоторых людях не угасает до старости, не взирая на тяжелыя невзгоды, преследующия их иногда всю жизнь, не взирая на сельскую глушь, в которой судьба крепко держит их многие годы, на недостаток просвещеннаго общества, который более слабых гонит из деревни вон.

К таким выдающимся силам среди сельскаго духовенства херсонской епархии принадлежит о. Владимир Лобачевский, священник села Ольшанки, елисаветградскаго уезда. Ясность и спокойствие мысли, отчетливость памяти, неослабевшей в течение долгой жизни, разнообразно направленная пытливость, теплая пастырская гуманность и не подкупная справедливость суждений и наконец скромное довольство своей судьбою—все это сквозит в его труде, привлекает к нему и сообщает ему особенное значение. Недавно о. Лобачевский переступил за 25 лет своего священства в селе Ольшанке; ранее священствовал там лет 10 отец его. Во время долгаго служения своего о. Владимир успел приобрести доверие прихожан, и в историческом труде своем часто обращается к их воспоминаниям, а еще чаще к своим наблюдениям. Труд его носит заглавие: «Летопись прихода села Ольшанки св. Иоанна Милостиваго церкви». «Летопись» представляет рукопись в 31 лист (листы не сшиты) и разделяется на три части, из которых однако только две первыя были в нашем распоряжении. По плану и по задачам, по разнообразию и обширности материала, труд этот шире формальных рамок приходской летописи и в этом главный его интерес для нас; в своих наблюдениях, воспоминаниях и суждениях автор часто выходит далеко за околицу своего села и за границы своего прихода, хотя конечно остается неизменно на местной, херсонской почве; жизнь своего прихода он изучает в соотношении с условиями краевой природы, с условиями этнографическими и историческими, по скольку эти последния отразились в его микрокосме—селе Ольшанке. В труде о. Лобачевскаго находим сведения: о почве, флоре и фауне, о реке Синюхе, на которой расположено село, о местных древностях, находим этнографический очерк местных жителей—болгар; узнаем о их одежде, о монетах, служащих украшением для женщин, о пище, о нравах и характере населения, о религиозном его состоянии, об обычаях, предразсудках, суевериях, о занятиях и промыслах ольшанцев, о рынках сбыта, об экономическом состоянии прихожан. Всем этим материалом мы не считаем себя в праве пользоваться для «Киевской Старины»: он представляет свой значительный, но специальный интерес и не отвечает задачам этого издания. Точно также опускаем церковную и приходскую летопись в тесном смысле слова. Ограничимся тою, значительною впрочем, частью летописи, которая касается двух важнейших эпох в жизни нашего края: эпохи существования бугскаго козачества и эпохи военных поселений. Эта часть представляет найбольший обще-научный исторический интерес по следующим причинам:

1) автор пользуется некоторыми, попавшими ему в руки, документами, не обнародованными в печати, приводя их дословно и восполняя устными разсказами и преданиями прихожан, а также своими личными долголетними наблюдениями,

2) история бугскаго козачества едва тронута в исторической литературе; точно также и для истории военных поселений на юге России мало опубликовано материалов, и между ними труд о. Лобачевскаго, по обилию сведений, заслуженно может занять видное место. Выпуская некоторыя части труда, мы считаем необходимым округлить печатаемую часть его и сделать ее более понятною для читателя, предпосылая ей, в сокращении, замечания автора о положении села Ольшанки и о характере местнаго населения; точно также не считаешь себя в праве опустить и заметок о местных древностях, которыя могут пригодиться для археолога.

В. Я.

Село Ольшанка находится в херсонской губернии, в елисаветградском уезде, в ольшанской волости, при реке Синюхе, на месте бывшаго когда-то Ольшанскаго шанца. Название свое Ольшанка получила от имени ручейка Ольшаны, протекающаго по юго-восточной стороне селения и впадающаго в реку Синюху. Ручеек Ольшана получил свое название, как говорить предание, от небольшаго леска, который находился когда-то на вершине балки, с восточной стороны села, по течении ручейка Ольшаны и состоял из деревьев ольхи. Находили в балки засыпанными в почве и дубовыя деревья. Кроме настоящаго названия, Ольшанка имеет еще и другое, древнее — Маслова, которое, говорят, получила от имени одного из первых поселенцев, живших здесь еще до прихода настоящих жителей ольшанских—болгар. До настоящаго столетия Ольшанка называлась «Ольшанское село».

Вся, земля ольшанцев, за небольшим исключением, находится на ровной, возвышенной и открытой местности, с одиноко стоящими по местам нагими степными курганами. Больше курганов видно на возвышенностях по реке Синюхе, бывшей границею, между Польшей и Россией: это, очевидно, были пограничные сторожевые посты запорожских козаков, как говорят и местные старожилы. Но есть курганы и в глубине степей, на возвышенных равнинах. Так, имеют свои названия: Новакова могила, с столбообразным камнем на ней, Брингачева могила, Чернева могила, Остра могила, Раскопанная могила. Эта последняя действительно разрыта; разрывается она охотниками до кладов—некоторыми крестьянами деревни Осичок и теперь, но в глубине ея могли только дорыться до чего-то в роде погреба, выложеннаго камнем. Она находится по дороге из Ольшанки в село Добрянку, на шестой или пятой версте, на возвышенности. Такая же раскопанная могила, с двумя меньшими, находится по дороге в город Ольвиололь из Ольшанки, на 12-й версте. На юго-восток от Ольшанки, по дороге в село Исаевку, на четвертой или пятой версте, по правую руку, стоит громадный курган и поодаль от него, в линию, еще 3—4 меньших. Недавно около этого большаго кургана охотники сложили сажени две камня, которым был обложен весь курган. Кургана самаго не разрывали, но на вершине его имеется впадина с отверстием на юго-запад. Квартировавшие в Ольшанке офицеры военнаго поселения называли этот курган «Суворовским», объясняя это тем, что Суворов, в войне с Турцией или с Польшей, стоял здесь лагерем и на этом кургане находилась будто бы его палатка. Говорят, что на военных картах этот курган и значится «Суворовским». Есть еще около села Чумная могила. Она стоит над самою рекою Синюхою, на высоком утесе, в одной версте по дороге из Ольшанки к Осичкам. Насыпь эта когда-то видно была высокая, сделана в форме трехугольника и обкопана глубокой и широкой траншеей. Здесь погребены все умершие во время чумы, бывшей в Ольшанке в 1812 году. Здесь же, между чумной могилой и селом, понад рекой тянутся на плоской, как будто нивеллированной, равнине какия-то, едва уже возвышающияся над уровнем земли, но правильно расположенныя, земельныя сооружения или окопы. Одни из старожилов говорят, что это был чумный квартал, с палатками для заболевающих и выздоравливающих, а другие, позднейшие, что там же был расположен лагерем полк рабочих солдат или депо для устройства, при введении военных поселений, госпиталя и других казенных зданий. На чумной могиле в настоящее время водружен крест.

К числу приходских памятников можно отнести и так называемыя в народе «фигуры», или большие кресты, стоящие при дорогах и в других местах. Таких крестов, поставленных по разным случаям, особенно по поводу бывших эпидемий, имеется у нас в приходе более десяти. Несколько их стоит в самом селении, при въезде и выезде из него, два при колодцах и один при церкви, а остальные в степи, при разделении дорог.

Устроены они все в одной почти форме: на кресте изображено распятие Господне, по бокам трости и другия орудия страданий Господних, затем иногда 30 сребренников, ангелы предстоящие, надписи и проч.; некоторые огорожены решеткой.

Отличительныя черты нравов и характера ольшанских жителей болгар—это консервативность во всем, кастовая замкнутость, домовитость, семейственность, трудолюбие, умеренность во всем до скупости и, сравнительно, трезвенность. По своему южному темпераменту, большая часть из них весьма горячи и склонны к мщению, но вместе с тем добры и чрезвычайно терпеливы, готовы к примирению. Постоянство в терпении, выносливость и умеренность болгар часто меня удивляли. Любят легальность, любят следовать раз установившимся порядкам, но на прогресс в чем бы то ни было туги и вообще мало предприимчивы. В обыденной жизни радушны и гостеприимны, но не до увлечений; свадебныя только пиршества у них тянутся долго, и то преимущественно с своими же родными. В слове многие еще очень честны: твердо держат данное слово, но часто очень долго и туго выполняют его, в отношении, например, отдачи долгов, свадебных подарков и проч.

Ольшанка населилась исключительно болгарами, вышедшими из Турции в 1773 году. В сем году, во время бывшей тогда войны России с Турщей, болгары ольшанские вышли из села Флатарь, из под-Силистрии, в числе 400 почти семейств, на жительство в Россию. Были также между ними переселенцы и из других мест, из-под Рущука и Виддина, даже из Добруджи; это последнее видно из того, что и теперь еще одна часть населения Ольшанки называется «добруджанами». Главнокомандующий русской армией в Турции граф Румянцев принял их милостиво и поручил маиору Штеричу с 72 гусарами провести от реки Дуная до крепости святыя Елисаветы (ныне город Елисаветград). Прибыв туда осенью 1773 года, они были размещены на зимовлю в селениях Дмитровке, Аджамке и Диковке, пока Румянцев не прибыл в город Кременчуг, и тогда, по совещании с местным начальством, их поселили (в 1774 г.) на избранном ими самими урочище, при реке Синюхе, на настоящем месте. Здесь, по преданию, было уже несколько хижин поселенцев—молдаван, которых выселили в соседния села молдаванския: Синюхин Брод и Лысую гору.

Болгары—ольшанцы, поселившись на землях, отведенных прежним выходцам из Турции, названным «войском бугским», тот-час же вошли в состав бугскаго войска, а за тем и бугских козаков.

От этой эпохи документов исторических никаких почти не осталось, а память народная передает нам еще меньше. Один только quasi документ проливает некоторый свет на темное прошедшее прихода: это выписка из «Памятника законов о бугских козаках», сверенная и подписанная окружным начальником, полковником и скрепленная окружным аудитором. Она была, как видно из переписки, поднесена министрами военным и внутренних дел на высочайшее воззрение в 1803 году, и копия с нея найдена мною при делах бывшаго окружнаго комитета 12-го-округа военнаго поселения. В ней читаем:

Начало и перемены бугскаго войска.

«Войско сие восприяло начало свое в 1769 году и образовалось из людей иноплеменных. В бывшую тогда против России турецкую войну, когда российская армия находилась под Хотином, собран был Портою полк из молдаван, волохов и из других христианских народов, за Дунаем живущих. Люди сии, вместо того, чтобы сражаться против России, оставили родину и семьи свои и явились к командовавшему армией, генерал-фельдмаршалу, графу Румянцеву-Задунайскому, которым были приняты и служили под знаменами его на собственном иждивении во все продолжение той войны безотлучно».

«Когда война окончилась, гр. Румянцев уверил их, что под покровительством русской державы найдут они покойную жизнь и награждены будут выгодными для поселения и обзаведения землями, при чем объявлен был и манифест, обещающий им, 30-летнюю льготу. Почему, оставив жилища свои в Молдавии, Валахии и за Дунаем, они перешли в пределы российские и поселились по реке Бугу, а в соседстве с ними, по той же водворился и другой полк, также составленный во время войны из разных иностранцев, известный тогда под именем «нововербованнаго козачьяго полка». По пустоте отведеннаго для поселения их места и отдаленности его от городов, обзавелись они с великим трудом и пользовались обещанною им льготою восемь только лет.

К этому времени относятся ходящие в приходе разсказы старожилов, что когда осмотрелись болгары на своих новых жилищах и не нашли здесь ни садов, ни виноградников, встречая везде одну только голую степь и безлюдье, то возроптали на свою судьбину и стали крепко скучать о прежнем Египте, из котораго бежали. Многие, пользуясь близостью границы, эмигрировали обратно: некоторые через реку Буг в нынешнюю Голту — бывшее турецкое урочище, а другие, через реку Синюху, в нынешнюю каменец-подольскую губернию — бывшую тогда Польшу, а оттуда в Турцию. Русское правительство вынуждено было перехватывать беглецов и тогда пойманным отрезывали косы (которыя носили все болгары) и отдавали их в солдаты, в регулярныя войска, и по выслуге уже всей службы возвращали опять на место новаго жительства, в Ольшанку. Продолжаем выписку «Памятника».

«В 1783 году, по повелению князя Потемкина, они поступили паки на службу и содержали по речке Бугу против турок кордоны.

В 1787 году, когда открылись со стороны Порты вновь неприятельския действия, люди сии перемещены были князем Потемкиным от реки Буга во внутрь губернии, за 200 верст, в селения Красносельския, им купленныя. По пришествии же к границам российской армии, они возвращены опять на прежния жилища. Но сими перемещениями перетерпели они крайнее разстройство».

Старожилы говорят, что перемещение в красносельския селения и под Бахмут екатеринославской губернии коснулось некоторых переселенцев турецких, но что собственно болгары-ольшанцы перемещаемы не были и оставались на месте.

«В 1788 году сформировать был из выходцев сих полуторатысячный козачий полк, который до заключения мира находился в безпрерывном действии и был при штурме крепостей Очакова и Измаила. В продолжении сей войны многие из бугцев побиты и ранами изувечены, а вдовы и сироты их оставлены без довлеющаго призрения. Наконец употреблен был полк сей против польских мятежников и охранял по реке Днестру и берегам Чернаго моря границу. За все то время по многим требованиям не удовлетворены они заслуженными за фураж и провиант деньгами».

И теперь еще помнять некоторые из старожилов фамилии тех лиц из ольшанцев, которые находились в бугском козачьем кавалерийском полку и принимали участие в штурме турецких крепостей Очакова и Измаила.

«В 1796 году покойная государиня императрица, во уважение усердной сего полка службы и претерпенных изнурений, всемилостивийше повелела князю Зубову оставить оный полк на всегда на службе и причислить к сему сословию 3,796 душ, купленных князем Потемкиным у разных помещиков, снабдить приличным штатом, назначить при рЗш-в Днестре пограничную землю, офицеров наградить чинами, отвесть им ранговыя дачи и удовлетворить всеми прежде заслуженными суммами, но за кончиною ея величества все сие оставлено без исполнения.

«В 1797 году покойный государь император повелел распустить полк сей из службы в домы, при чем не сделано ни какого постановления, на каком положении впредь ему оставаться; одна часть его тогда же распущена, а другая оставалась при содержании кордонов по Днестру и Черному морю до 1800 года, а потом и она распущена и все люди сии поверстаны в крестьянское состояние. Число их, кроме поселенных на принадлежащих им дачах 600 душ болгар, состоит ныне с причисленными после ревизии из 6,383 мужеска пола душ, водворенных в трех уездах: елисаветградском, ольвиопольском херсонском. Дворов у них 1,595, земли удобной 169,758 деситин».

По обращении всего бугскаго войска в крестьянское сословие по наделении офицеров их земельными угодьями, многие из новых помещиков сих стали заселять подаренные им правительством участки пустопорожней земли разным бродячим по южным степям людом. Вследствие этого, как говорят старожилы, пошла глухая, но упорная молва между всеми выходцами из Турции, что паны и их всех закрепостят. Тогда ольшанцы-болгары, как помнят еще некоторые, при посредстве какого-то «капитана» (вероятно, упоминаемаго ниже Хмельницкаго), вытребовали себе на обещанную им прежде льготу грамоту, за которою отправлялись депутацией в Полтаву, откуда и привезли ее и хранили у своего выборнаго начальника, «пана Ивана», как называют его, в воспоминаниях и теперь еще. Между тем все бугские козаки обратились с коллективною просьбою к государю и просили о возстановлении прежних, данных им прав и о обращении их снова в служилое войско. По неимению на этот предмет других данных, обращаюсь опять к прерванной выписке из «Памятника законов», в котором обстоятельно и подробно изложено это дело.

«Поверенный от сих козаков, капитан Хмельницкий подал 12 сентября 1801 года просьбу на высочайшее имя о обращении их паки на службу из крестьянскаго состояния. Дело сие подносимо было от генерал-прокурора Беклешова на благоусмотрение его императорскаго величества и по высочайшей воли предложено совету. По мнению его определено до времени оставить бугских козаков в настоящем их крестьянском состоянии, а между тем через генерала Михельсона предписано бывшему новороссийскому гражданскому губернатору Миклашевскому на месте обозреть селения сих козаков и удостоверясь, подлинно ли все они желают возстановления в первобытное состояние, представить вместе с своими замечаниями. Вследствие сего генерал Михельсон поднес собранныя губернатором Миклашевским о бугских козаках след. сведения обще с мнением своим на благоусмотрение его императорскаго величества.

Причины, требующия возстановления бугских козаков в первобытное их состояние.

1) Бугские козаки, из иноплеменных (стран) перешедшие в Россию и всегда верно ей служившие, службою приобрели себе право на преимущества своего звания; отвыкнув чрез долговременное упражнение в военном деле от крестьянскаго состояния они против воли их были в оное причислены.

2) Быв обращены в прежнее их положение козачьих войск, могут они, на своем иждивении, оставаясь, так сказать, в домах своих, содержать кордонную на границе стражу. Стража сия будет самая надежная, ибо, защищая границы, защищать будут они свои жилища; казна избавится через сие довольно важных издержек, нужных на привод из отдаленности войска и на содержание его в пограничных местах.

3) Возстановление бугских козаков из нынешняго в первобытное их состояние полезно будет и для внутренняго устройств всего новороссийскаго края: ибо, по новости его, по обширности степей, по разнообразно народа, в нем обитающаго, нередко встречается земской полиции надобность в подкреплении военном; для сего иногда целые донские полки внутри его содержались на счет казны. Бугское же войско, живя в домах своих, на всякий случай достаточным подкреплением земской полиции служить будет.

4) Устроением жребия сих козаков подается пример воздаяния заслугам и тем самым привлекается более еще их соотчичей в пределы России.

5) Обращением сих козаков в первобытное их состояние казна потеряет доходу до 1,500 рублей, но сия потеря, в сравнение с выгодами, от того ожидаемыми, не может быть уважительна, тем более, что по силе обещанной им 30-летней льготы во все сие время должны они свободны быть от государственных повинностей.

И так, возстановление бугских козаков в первобытное их состояние не только исполнит меру справедливости, но принесет пользу как им, так и государству. На каком же основании произвести сие возстановление, имеем счастье представить здесь на благоусмотрение вашего императорскаго величества наше мнение, разделив его по существу предмета на 3 части.

А. Образование части воинской.

1) Обратив бугских козаков, согласно мнению генерала Михельсона, в первобытное их воинское состояние, с присовакуплением к ним и тех 600 болгар, кои в последствии на их землях поселились и участь их разделить желают, учредить из них, под начальством войскового атамана, три пятисотные нерегулярные полка под, названием бугских козачьих. Один полк всегда по очереди должен содержать кордонную на границе стражу, а по востребованию нужды и все три могут быть высланы на службу».

В следующих пунктах говорится о том, что количество чинов в полку и устройство это должно быть такое же точно, как в донском и черноморском козачьих войсках, что места офицеров должны занять служащие ныне в бугских войсках, или избранные вновь из того же войска; чтобы служба отправлялась по очереди и лично, без всяких наймов и заменов офицерам, командируемым на кордонную службу далее 100 верст от места жительства и вообще командируемым на службу, выдавать из государственной казны жалованье по окладу армейских гусарских полков, а простым козакам по 12 р. в год и провиант, полковому писарю по 30 р. в год и провиант, а также фураж для лошадей. Порох и свинец отпускать, как и прочим козакам, из артиллерийскаго ведомства.

В. Гражданское и экономическое устройство.

Учреждается войсковая канцелярия под предстательством войсковаго атамана, двух членов непременных из штаб-офицеров и двух ассесоров по выбору на 3 года. По гражданской части состоять в ведомстве местнаго губернскаго начальства и в особенности управляющего губернией. Канцелярия состоит на иждивении козаков; она участвует в постройке мундиров, сбруи и пр., созывает обывателей и на их волю отдает выбор расходчиков, сбор и раскладку сумм и пр.

С. Особыя постановления для войска бугского.

1) Предоставить бугским козакам право приумножать сословие их людьми из заграницы, им единоплеменными, как-то: молдованами, волохами, болгарами и пр., к чему они, содержа по Днестру стражу, могут иметь всякую удобность; но строго запретить им, для предупреждения могущих случиться злоупотреблений, принимать природных поселян в козаки, равно как и поселять крестьяне на их землю.

За тем войску предоставляется землю иметь общую войсковую, но не воспрещается каждому покупать в собственность сторонния земли на общем положении.

4) Состоящие на бугских козаках за последние годы в недоимке 15,191 р. 12 к. все простить—как по причине разстроеннаго состояния их от бывших переселений с места на место и несколько лет сряду продолжавшихся там неурожаев в хлебе, так и во уважение того, что по силе обещанной им льготы, в течении целых 30 лет, долженствовали они быть свободны от всяких повинностей.

5) По сей же причине не взыскивать с них и рекрутских денег, следующих по силе высочайшаго указа от 21 минувшаго сентября за каждаго человека по 360 рублей.

Затем предоставляется николаевскому военному губернатору избрать место для учреждения войсковой канцелярии и проч.

8) Поелику в некоторых селениях сих козаков земли мало, а в других с избытком, то при обращении их в воинское состояние позволить им переселиться из первых в последния и в сем предоставить им полную свободу. Что касается до предполагаемой генералом Михельсоном прибавки бугскому войску земли и отдачи ему всей той, какая между реками Бугом и Ингулом впусте находится, то сие предоставить также местному усмотрению и соображению николаевскаго военнаго губернатора, равно как и все те подробности, какия могут быть сверх настоящих главных положений нужны к дальнейшему устройству сего войска».

Положение сие во всех вышеизложенных пунктах было поднесено на воззрение государя императора и 28 апреля 1803 года высочайше конфирмовано, как сказано в самой выписке; но было ли оно в тоже время приведено в исполнение, на это данных не имеем. Говорят старожилы, что бугцы с нетерпением ожидали возстановления излюбленнаго козачества и некоторые из их, как слышно тогда было, например, вознесенские бугцы, волновались даже; но ольшанцы, как можно догадываться из некоторых документов церковных и преданий народных, оставались в крестьянском состоянии даже еще спустя полтора десятка лет до введения уланщины бугской или военных поселений, когда, вместо проэктированных бугских козаков, сформированы были из бугцев, в том числе и из моих прихожан, полки бугских улан, и ольшанцы вошли в состав 4-го бугскаго уланскаго полка. Но так как до введения этой реформы прошло 15—18 лет, то и этот небольшой период старины можно все таки осветить некоторыми собранными мною данными. Этот период можно назвать состоянием ольшанцев в сословии казенных крестьян или гражданским состоянием, так как они тогда находились совершенно под управлением гражданского начальства, избирали из среды себя голов, старост и других выборных, имели над собою начальниками земских заседателей, исправников и проч. Ни о каких полковниках, сотниках, хорунжих и т. д. не слышно в народе и по документам не видно. Потому-то об этом периоде, предшествовавшем уланщине, или военному поселение, прихожане старики обыкновенно и теперь говорят: «это было еще за гражданства, до поселения». «За гражданства» первым старостою или головою в Ольшанке был, как разсказывают старики, вышеупомянутый пан Иван (Панта, он же Добров); фамилия его и теперь еще есть в приходе и довольно распространенная. О нем осталось в народе такое повествование. Болгары, не довольные его управлением, и в особенности какими-то неудовлетворительными общественными разсчетами, собравшись к его дому, начали его корить и упрекать. Разсерженный пан Иван вынул из сундука хранившиеся у него какие-то общественные документы и в присутствии всех бросил в горевшую печь, где они все и сгорели. Болгары говорят, будто чрез уничтожение сих документов они потеряли права свои на льготу и попали в военные поселяне.

За период «гражданства» у старожилов остались самыя отрадныя воспоминания и предания. То было доброе старое время, когда всего было в изобилии у крестьянскаго люда. Когда пообжились выходцы в наших степях, познакомились с их почвой, климатом и другими условиями жизни, то увидели, что и здесь, так же, как и за Дунаем, жить можно безбедно и даже в довольстве. Почва, всюду черноземная, была девственна и плодородна, трав было в изобилии, и они никогда не выкашивались, древовидные бурьяны каждый год залегали на зиму нетронутыми, давая логовища многим зверям и пристанища птицам. По степям родили в изобилии даровые степные фрукты и ягоды: терен, дикия вишни, полуницы (клубника дикая), ожина (ежевика) и многия другия, которыя теперь уже редкостны. На реках и прудах водились безчисленныя стада диких гусей, уток и прочей разной дичи. На полях водилось множество полезных зверей, даже стада диких лошадей и коз. От всего этого теперь и следа не осталось уже. На полях также разводили ольшанцы в большом количестве пасеки, даже до несколько сот пней. Многие, после ройбы пчел, вывозили ульи в отдаленныя степи и там, среди громадных бурьянов, оставляли их на целое лето, забирая потом, уже осенью, наполненными медом и целыми, ни кем нетронутыми. Стада овец, скота и лошади водились в изоблии, выпасаемые на привольных и тучных степях бугских. Это плодородие и изобилие земли, обширное и прибыльное скотоводство и овцеводство, цветущее пчеловодство, при трудолюбии болгар, сделало многих из них зажиточными и богатыми хозяевами.

В это доброе, старое время, разсказывают старожилы, кроме того, что природа благоприятствовала довольству, и сами люди все берегли это доброе. Плуг, например, которым работали в степи, на праздник бросали там же, без всякаго присмотра, и все было цело; так же оставляли пасеки, баштаны, иногда стадо—и никаких пропаж не бывало. Запоры сараев, домов и пр. были деревянные, а замки считались большею редкостью. Счеты скота, овец, пчел, даже денег никогда не записывались хозяевами или должниками на бумагах или росписках, а все это отмечалось «карбами», т. е. нарезывалось на палочки известное число знаков, или карбов, означавших число овец - приплодов, роев прибывших, или же число рублей, и то «накарбованное» число было не нарушимо и свято с обеих сторон велось и сохранялось. Старики говорят, что люди тогда были действительно очень просты и неумны очень, теперь же молодое поколение гораздо умнее, расторопнее и хитрее, но все это направлено только к худу, а прямоты и честности прежней не видно.

В 1818 году начала вводиться реформа бугских поселенцев. Реформа эта была в начале строго военнаго режима. По принятии поселянами присяги на верность военной службы, все годные и молодые были приняты в 4-й бугский уланский полк, а прочие оставались в резерве и занимались хозяйством. Все здоровыя дети—мальчики от 7 лет были забраны в военныя кантонистския школы и там учились грамоте и разным военным артикулам до 18 лет. После 18 летняго возраста юноши поступали на пополнение состава того же 4-го уланскаго полка и служили вмести с своими братьями и родителями. Каждый из них был обмундирован в аммуницию синяго сукна и имел верховую лошадь; оружие его состояло из пики, сабли и двух пистолетов. Для детей военных поселян 4-го бугскаго полка был устроен в Ольшанке так называвшийся кантонистский дивизион, где их обучали и измала подготовляли к военной службе. Каждый мальчик имел деревянную саблю и деревянный карабин, с помощью которых учился военным артикулам на деревянной же лошади, а иногда при помощи деревянных же пушек, обтянутых листовою медью. Неспособных к строевой службе учили разным искусствам и ремеслам: портняжному, столярному, малярному, слесарному, а также отдавали в особо заведения военныя школы: фельдшерския, писарския, таксаторския (топографов) и др. Здесь же в Ольшанке был учрежден так называемый штаб 4-го уланскаго полка и здесь была резиденция администрации как действующаго полка улан, так и поселенных резервных его эскадронов. Здесь были устроены: военный госпиталь, дворец царский и дом для проезжающих военных начальственных лиц, с огромной залой для пеших учений кантонистов, манеж для конных учении зимою, трубаческая школа для военных музыкантов, гауптвахта, полковая канцелярия, комитет окружной и пр. Здесь же, в штабе, построены были квартиры для военных начальствующих лиц: полковника, казначея, квартирместра и др., а также для госпитальнаго персонала дивизионнаго, капельмейстера, ветеринара, инженера и пр.

В Ольшанку, как штаб 4 го бугскаго полка, часто наезжали для смотров и ревизии разныя административныя лица: дивизионные корпусные генералы и инспекторы военных поселений: гр. Арачеев, гр. Витт и гр. Никитин. Инспекторы производили смотры по преимуществу в полном сборе бугских улан, военных кантонистов и военных поселян в одном пункте и чаще всего в гор. Вознесенске, как штабе четырех бугских полков. После смотров, всех улан, больших и недорослей, распускали на полевыя и домашния работы, а затем опять собирали для военных упражнений.

Военный режим этого времени положил свою печать на все части управления поселений. Он коснулся даже церквей и духовенства. Сейчас по введении военных поселений церковь Ольшанская была сдана под ведомство вознесенскаго военнаго благочиннаго Феофилакта Башинскаго, который назывался и писался «дивизионный благочинный бугской уланской дивизии». В Ольшанке же, как и в штабе каждаго бугскаго уланскаго полка, один священник назначался на весь полк, или округ старшим и писался «старший окружной священник», будучи помощником дивизионному благочинному, у котораго таких окружных священников было четыре. Затем были при штабе особенные «штабные диаконы», ведшие все письмоводство церквей округа при старшем окружном священнике. Благочинные и старшие священники имели обязательно форменныя рясы темно-зеленаго сукна с красным подбоем, а рядовые священники и диаконы—рясы такого же сукна, но с голубым подбоем, причетники носили такие же подрясники и волосы у них должны были быть заплетены в косу с голубой лентой. Такую форму издало военное начальство поселений. Для вознаграждения за требоисправления военным начальством введена была известная «аракчеевская такса». При совершенной организации военных поселений, церкви и духовенство его испытали на себе много перемен и влияния со стороны высшаго военнаго начальства. Так, церкви в военных поселениях начали строиться по особым планам, изданным военным начальством, в форме квадратнаго креста, введены были однообразныя форменныя церковныя облачения зеленой материи с золотистыми квадратными крестами, форменныя хоругви—круглыя, металлическия, с сиянием на трех древках. Встречи военно-начальствующих лиц в церкви с крестом и святой водой были обязательны для приходских священников, которые выходили встречать этих лиц непременно в форменных церковных облачениях. Оффициальными ктиторами церквей были впоследствии, кроме избранных поселян, военные волостные командиры, которыми часто состояли иноверцы-немцы и поляки. Старостами при штабе в последнее время был устроен и свечной завод, откуда свечами снабжались обязательно все церкви полка или округа, и куда опять свозились все огарки и воск для выделки новых свеч. Контроль над производством и продажей восковых свеч был как со стороны духовнаго начальства, так и со стороны военнаго, и ежемесячная выручка от продажи свечей в церквях, а также кошельковая в конце каждаго месяца, представлялась от всех церквей старшему окружному священнику, который ежемесячно же сдавал сумму в окружной комитета. В конце года, впрочем, отчет представлялся дивизионному благочинному, при котором была также небольшая канцелярия с письмоводителем, или военным писарем, на казенном содержании. В духовныя правления причта военных поселений уже не относились и подчинены были, кроме епархиальнаго начальства, ближайшему и широкому ведению дивизионнаго благочиннаго, купно и военнаго начальства.

Хотя духовенство церквей военных поселений и зависело много от военнаго начальства, но за то оно всегда почти пользовалось его вниманием к своему материальному положению и мощным покровительством. Благочинные, например, и старшие священники всегда разъезжали по своим районам по делам службы на лошадях безплатных; благочинному выдавалось по открытым листам 4 лошади, а окружному священнику 2. Квартиры почти у всех священно и церковнослужителей, не имевших собственных домов, были от военных поселений. Отопление и прислуга священникам были также от поселения: священнику давался для прислуги инвалид-солдат, или кантонист, и на него отпускалось все содержание от военнаго поселения, даже отпускался ежемесячно провиант, на каждаго служителя по 2 четверика муки и по 1? гарнца круп. Затем, при полном развитии военных поселений и при введении штатов, духовенство получило на каждый причт полную пропорцию подцерковной земли, а двух-штатный причт—двойную пропорцию, 198 десятин. Всему духовенству назначено было казенное жалованье: священникам старшим по 147 рублей, младшим по 114 р., штатным диаконам по 85 р., дьячкам по 36, пономарям по 17 р. и просфорням по 14 руб. Духовенство военных поселений в селах прежде всего и стало получать установленный за службу пенсии. В годы неурожайные духовенству наличному, а также его сиротам и вдовам выдавался из запасных магазинов военных поселений провиант мукою и зерно на обсеменение полей. Духовенства военных поселений пользовалось безплатным лечением в местных госпиталях и имело много других выгод и услуг со стороны администрации военных поселений.

В 1820 году Ольшанку посетил блаженной памяти государь император Александр Павлович вместе с августейшим братом своим Николаем Павловичем. О посещении государя вот что помнят старожилы. Государь приехал в Ольшанку из Лысой Горы и здесь ночевал, так как тут был устроен так называемый дворец. На другой день утром посетил ольшанскую церковь, затем на площади церковной делал смотр бугским уланам, беседовал милостиво с стариками, разспрашивал о хлебопашестве и о том, какой хлеб лучше здесь родит и где поселяне его сбывают. Поселяне отвечали, что лучше всего родит пшеница арнаутка и что возят ее для продажи в Одессу. Помнят еще один случай великодушия государя, когда он, идучи со смотра уже во дворец, встретил сидевшаго около дома старика, мало видевшаго болгарина Иосифа и спросил его: сколько тебе, старик, лет? Старик отвечал: сто лет. Государь дал ему тут же 100 рублей на его старость. Такое милостивое обхождение государя подало болгарам ольшанцам смелость просить монарха об освобождении их от военнаго поселения и возвращении им льготных прав колонистов; но крепко боялись они своего военнаго начальства, а потому ухитрились, говорят старожилы, вот что сделать. Приготовив прошение государю, в котором, ни на кого и ни на что не жалуясь, просили о возвращении дарованной им при переселении из Турции льготы, они вручили его под глубокой тайной избранному расторопному болгарину Иорданчику для подачи государю по отъезде из Ольшанки, в пути. Государь выехал из Ольшанки на с. Добрянку и здесь, на дороги, нагнал царский поезд Иорданчик, с бумагой в руке. Остановив одну из карета поезда, он сунул прошение сидевшему в ней лицу и умчался на лихом коне без оглядки в степь. Об этом, говорят, было большое разследование, но оно, за всеми розысками, не открыло, кто подал прошение от имени ольшанцев; ольшанцы, страха ради, совсем отреклись от прошения и изложенных в нем пожеланий, и оно осталось без всяких последствий.

С 1827 года ольшанцы и остальные местные военные поселяне, сохранив за собою это последнее наименование, перестали называться бугскими уланами. Не известно мне, по какому государственному акту или распоряжению уланщина была упразднена; а могу констатировать из повествований живых еще поселенских деятелей того времени следующие факты изменений в военных поселениях. В 1827 году уланы бугские из местных поселян и резервы их были совсем разоружены и распущены для занятия хозяйственными делами; но известно , что в следующем году 4-й бугский полк выступил в поход и участвовал в турецкой компании (в числе участвовавших в ней было до 60 человек ольшанцев). Дети всех улан бугских были также распущены из кантонистских дивизионов и возвращены родителям, все военныя учения и смотры отменены. Селения поселян стали именоваться уже не дивизионами или поселенными эскадронами, а просто «военными селениями», поселяне назывались «военными поселянами». Взамен оружия и аммуниции улан, поселяне носили установленную для них форменную одежду, состоявшую из козакина сераго сукна с таким же кушаком, и круглой, того же материала, фуражки, с выставленными на ней красными буквами для ольшанцев, напр. «12. О. Н. В. П.» (12-го округа новороссийскаго военнаго поселения). Бугские уланские полки стали именоваться по названиям городов военнаго поселения; так 4-й бугский уланский полк назван ольвиопольским и комплектовался уже людьми из общаго рекрутскаго набора, как и другие войска империи. В учрежденные кантонистские дивизионы набирали детей солдатских и преимущественно сирот из разных мест империи и здесь приготовляли их наукою к военной службе. Дети же военных поселян стали поступать на службу по рекрутскому набору на общем положении. Военные поселяне могли уже заниматься исключительно хозяйством, и бугские козаки и уланы снова стали хлебопашцами. Они пользовались теми льготами, что не несли никаких государственных денежных налогов, пользовались землею в полном избытке и безплатно и были под опекою и попечением военнаго начальства. За то они были обязаны, занимаясь свободно хозяйством, снабжать квартировавший в округе полк провиантом, фуражем, отоплением и квартирами. Вместо кавалерийских начальников, у них явились так называемые поселенные: окружные, волостные командиры и низшие—вахмистры, карабинеры и прочие военные чины. А потому во всем, даже и в хозяйственных занятиях, царила все таки строгая военная дисциплина, поддерживаемая военными начальниками. И не смотря на все это, положение ольшанцев и вообще военных поселян в это время, по отзывам старожилов, было очень удовлетворительно.

20 апреля 1828 года получено было оффициальное извещение о прибытии в наш край государя императора. Между тем, по документам видно, что Ольшанку и церковь ея посетила в этом году (12 сентября) августейшая супруга его, государыня императрица Александра Феодоровна. Из разсказов старожилов известно, что государыня въехала в Ольшанку ночью, при большой, устроенной военным начальством иллюминации из бочек, горевших на возвышенностях вокруг села, и из плошек, горевших по улицам. Государыня ночевала во дворце, а на другой день была в церкви. В церковной ограде накануне насажен был сад из разных деревьев, которыя и днем и ночью изобильно поливали водой, поддерживая зелень и свежесть к приезду государыни, что военно-поселенной администрацией часто практиковалось при смотрах начальствующих лиц. Разсказывают очевидцы, что когда государыня проходила по аллее этого сада из церкви, то, любуясь им, взялась за витку одного молодаго деревца, чтобы оторвать ее, но за веткой потянулось из свежаго ила все деревце. Государыня удивилась и спросила: «давно ли растет этот сад»?—Находчивый местный начальник поселения ответил: «он вырос вчера, к приезду вашего императорскаго величества». Государыня снисходительно улыбнулась и пошла дальше. На площади, около дворца, она любовалась затейливыми нарядами ольшанских болгарок. К столу поднесен был ей от помещика Адабаша из приходской деревни Осичок виноград, выросший и созревший здесь же, в Осичках. С государыней был большой штат фрейлин, которыя были размещены по квартирам; был также в Ольшанке и известный царский кучер Ильюшка, который ночевал в доме болгарина Льва Жекова, живущаго и теперь еще. Государыня выехала, говорят старожилы, на местечко Лысую Гору, где был сбор военных поселян, и там встретилась с государем, приехавшим туда другим путем из Елисаветграда.

В 1856 году, когда военныя поселения, за 40 лет своего существования, достигли уже апогея своего развитая, болгары села Ольшанки, в котором безсменно находился штаб 12-го округа и полка и которое через то более всего выносило тягостей военнаго управления, начали опять изыскивать средства к возвращение давно обещанной и потерянной ими 30-тилетней льготы. Для этого они, секретно от начальства военнаго поселения, уполномочили своего церковнаго старосту Григория Кройтора, снабдили его деньгами и отправили в Одессу для приискания сведущаго по делу ходатая. Кройтор отыскал занимавшагося адвокатурою отставнаго поручика Петра Бестужева-Рюмина, который составил им и подал 13 июня 1856 г. прошение на высочайшее имя. Прошение это сохранилось в копии, в бывшем комитетском архиве и мы почерпаем из него интересныя сведения. Изложив историю своего переселения и поселения в России (мы разсказали ее раньше), просители продолжали так: «но мы, сохраняя многие обычаи предков наших и язык Болгарии, имеем большое затруднение в супружествах сыновей наших, потому что вступления в законный брак с девицею нашего происхождения не дозволяют родственныя связи по малочисленности обществ нашей нации; в течение 83 лет сделалось между нами родство, но некоторые вынуждены были вступать в таковые браки, чем нарушалась религия и святость законов. А вступя в супружество с девицею другаго происхождения, от различия обычаев и характеров происходят в семействах распри и ссоры, чем нарушается супружеское сожитие. Болгары же колонисты, хотя до переселения нашего в благословенную Россию были нам соотечественники, но не соглашаются выдавать дочерей своих в замужество за сынов наших, потому что мы не пользуемся теми правами, каковые представлены им, и чрез холостую жизнь молодых людей нашего общества происходят разстройства в домашних обзаведениях и земледелии, от чего многие терпят нужду и бедность». Изложив мотив просьбы, ольшанцы переходят к сей последней: «великий монарх, пишут они, повели обратить нас из казенных поселян в первобытное состояние по переселении нас в благодатную Россию, на правах колонистов болгар, соотечественников наших. Малочисленность душ наших, всего до 300 семейств, не может умалить поселений твоих. Державный отец наш! мы не ропщем на какое либо угнетение или начальство наше, мы всем счастливы в благоустроенной России, но ради религии святой умоляем тебя, как земнаго Бога нашего: отпусти дерзновение верноподданных, рабов твоих и осчастливь повелением отчислить нашу деревню к колониям болгар, которая одна включена к военным поселениям, а соотечественники наши, со дня переселения в Россию, пользуются неограниченными милостями» и проч. За подписями читаем: «Сочинял и переписывал сие прошение со слов просителей отставной поручик Петр Владимиров Бестужев-Рюмин».

Как явствует из сего прошения, главнейшим мотивом просьбы ольшанцев о перечислении в колонисты было то, что они встречали большое затруднение в бракосочетании своих детей с лицами их же нации из колонистов; односельцы же болгары почти все перероднились. Причина эта в действительности была не маловажною, и теперь еще она отчасти существует. Но и по уничтожении уже военных поселений, колонисты-болгары с ольшанцами-болгарами в браки все таки не вступают, вероятно, по отдаленности разстояниия между теми и другими (около 200 верст), а может быть и потому, что они под различными условиями жизни прожили такой длинный период времени. Были случаи за время военнаго поселения, что ольшанския болгарки охотно выходили в замужество за колонистов, чтобы сбавиться от казенных работ военных поселений; из колонисток же никто не выходил сюда в замужество, боясь военно-поселенщины. Следовательно, мотив, выраженный в пришении, был не единственною причиною, побуждавшею ольшанцев искать перечисления в колонисты: им вообще не в моготу было уже выносить на себе военнопоселенщину. Не жалея средств, они, как говорят, собрали и потеряли на это дело около 700 рублей. Но 1856 год был кануном уничтожения всех военных поселений, а потому в ходатайстве о перечислении в колонисты им было отказано, за предстоявшим в следующем же году расформироватем всех военных поселений.

На кануне упразднения своего военныя поселения казались столь благоустроенными и внешне усовершенствованными, что никто и не подумал бы об их уничтожении. Проезжая военными поселениями, бывало, удивляешься тем порядкам, устройствам и учреждениям, которыя существовали исключительно в одних только поселениях. Только вступив на территорию военных поселений, бывало, вы уже видите и чувствуете, что находитесь как бы в совершенно иной, благоустроенной стране. Дороги везде прямыя, широкия, нивеллированныя, с обеих сторон обрезанный глубокими, ровными бороздами; на каждой четверти версты с обеих сторон поставлены деревянные крашеные, или каменные выштукатуренные и побеленные столбы, а на каждой версте—особый большой верстовой столб, с обозначением цифрами числа пройденных верст от селения до селения. На срединном разстоянии между селениями устроены приюты для проезжих, с разведенным вокруг садом, или же целой плантации шелковицы, акации и других деревьев; в приюте найдете покойную меблированную комнату для проезжающих; для утоления жажды всегда почти имеется при нем колодезь или фонтан; все это содержится в образцовом порядке и чистоте и охраняется нарочнымь сторожем. На границах округов военных поселений, на дорогах стоят большия каменныя изящно отделанныя пирамиды с надписями в нишах, свидетельствующими об окончании территории одного округа и начале другаго. Все крутизны, встречающаяся на дорогах, срезаны и ^ обставлены барьерами; рытвины и ручьи перекрыты хорошими мостиками с деревянными, выкрашенными, или же каменными и кирпичными решетчатыми перилами, часто обсаженными аллеями деревьев. Вообще пути сообщения в военных поселениях находились в образцовом, щеголеватом виде.

Не в худшем виде представлялась и хозяйственная сторона поселений. На необозримом пространстве наших, прежде диких степей бросались в глаза обширныя поля пшеницы и других разнородных хлебов. При въезде в каждое селение военных поселений вас приятно поражал громадный ток, или гумно, на котором сложена масса хлеба, выработаннаго руками поселян для потребностей военных поселений. Ток расположен в почтительном разстоянии от селения, обнесен дерновым валом с воротами и будкою; весь ток уставлен громадными скирдами разнороднаго хлеба, симметрически и красиво сложенными на небольших постаментах, возвышающихся над общим уровнем площади. Посреди тока стоит обширная клуня, где осенью (под контролем окружнаго командира, волостных и сельских начальников, а также целаго сонма вахмистров, карабинеров, десятников, членов токовых, лановых и проч.) производится проба урожая, а затем вымолотка зерна руками поселян, в последнее же время и при посредстве конных молотильных машин. Здесь при первой пробной вымолотке для определения качества урожая разных хлебов присутствовал в последнее время обязательно, как член окружнаго комитета, и старший окружной священник и участвовал в подписании составлявшагося по сему акта вместе с прочими членами, военными офицерами. Отсюда, из так называемаго в военном поселении казеннаго тока, этого кормильца военных поселений, шло продовольствие всех служащих в поселении лиц и постоянно находившихся на квартировании кавалерийских эскадронов улан и гусар; отсюда шел провиант для служащих и паек для вдов и сирот, фураж для казенных лошадей, отопление для квартир разных чинов и околот для покрыши и ремонта многочисленных казенных зданий. Отсюда же шло иногда и масло, выработанное из разных маслобойных семян для казенных красильных работ. Это была кладовая военных поселений, в которую свозились все продукты и результаты тяжелых полевых работ наших военных хлебопашцев.

Подъезжая к селу с другой окраины, вы непременно остановили бы внимание свое на одном или нескольких солидных зданиях, построенных из камня или прекраснаго туземнаго кирпича, и покрытых в последнее время то железом, то черепицей военно-поселенскаго изделья. Это здания или казенныя конюшни и манежи для квартирующих войск, или хлебные магазины, госпитали, кантонистские дивизионы, фермы, разныя школы и пр. Если при въезде в селение есть балка, рытвина или ручей, непременно устроен прочный и красивый мостик с аллеей деревьев; вблизи часто увидите колодезь, изящно и затейливо отделанный в восточном вкусе, с железной или черепичной крышей на каменных столбах и арках. При самом въезде в селение, улицу заслоняет непременно огромная каменная стена, аккуратно выштукаренная и выбеленная известью, или же кирпичная решетчатая, среди стены—широкия, отделанныя ворота прямо в улицу, заслоненныя шлагбаумом. Эти подъезды к военным селениям и главныя площади в них особенно были красиво и даже вычурно отделаны в так называемых штабных селениях, где находился штаб одного из 12 округов военных поселений, каковым состояло до самаго упразднения поселений и с. Ольшанка. Поэтому, как тогдашний очевидец и житель Ольшанки, я опишу внешний ея вид, в каком она находилась накануне упразднения военных поселений. Спуск к селению с юго-восточной стороны по крутой горе на ручей Ольшану тщательно обрезан, углажен и огражден крашенньми перилами до самого моста, а от моста опять на гору до шлагбаума. Около моста, по равнине шла аллея из двух рядов огромных ветвистых деревьев. Мост устроен прочно из местнаго гранита, с тумбами и перилами по бокам. С левой стороны моста стоит колодезь с изящно сделанным навесом на четырех кирпичных столбах или арках, вычурно обкарнизованных и выбеленных. При везде в шлагбаум, который также разделан красками по казенной форме и поднять на железной цепи, с правой стороны стоит столб с круглой таблицей, на которой краскою по черному фону написано: «Штаб 12 округа новороссийскаго военнаго поселения с. Ольшанка», за тем число душ мужеска пола, число хозяев 1:го и 2-го разряда, число так называемых нехозяев и проч. По въезде в шлагбаум, с правой стороны, около ворот построен каменный, изящно отделанный домик, или караулка с готическими окнами и дверями на улицу; назначение его служить приютом для сторожа, который неизвестно что оберегал, разве чистоту и порядок. Далее идет плановая улица, с красивыми по обе стороны домиками, построенными из жженаго кирпича и раскрашенными местной краской охрой, а угловые пилястры известью белой; каждый домик построен с двумя окнами на улицу и третьим по средний фальшивым, с наличниками и ставнями; крыши на домах аккуратно покрыты околотом и устроены с двумя высокими боковыми фронтами, в коих видно по одному полукруглому окошку; на каждом доме под фронтоном укреплена черная таблица, на которой краскою проставлен номер дома и к которому разряду принадлежит хозяин дома, а также изображен тот предмет, с которым хозяин обязан выходить на случившийся пожар. Вдоль улицы, с обеих сторон, под домами устроены возвышенные тротуары для пешеходов, утрамбованные сверху щебнем и с боку выложенные камнем и выбеленные известью; над тротуарами возвышается красивая решетка из жженаго кирпича от дома к дому с каменными фигурными столбиками на воротах каждаго двора, выкрашенными красной краской с побеленными верхами и круглыми на них каменными шарами. Минувши улицу, вы въезжаете в штаб, как говорят здесь и теперь еще. Штаб—это площадь, посреди которой стоит церковь, а вокруг нея и около расположены: окружной комитет, волостной комитет и сельской, полковая канцелярия, гауптвахта, каланча, пожарная команда, школа трубачей, цейгаузы почковой и поселенный, швальня и проч., а также квартиры окружнаго и полковаго командиров, волостного начальника, доктора, священника и других военнослужащих при штабе. Все квартиры были крыты околотом (исключая двух крыш черепичных), но содержались в образцовом порядке и чистоте, некоторый были облицованы жженым кирпичем и покрашены красной краской. От домика к домику шли везде решетчатые, из жженаго кирпича и разных фигур заборики. Вся площадь была окаймлена довольно высоким каменным тротуаром утрамбованным щебнем и с боков всегда побеленным известью. Вокруг всей площади был низкий барьер на каменных тумбах, который ограждала аллею деревьев. Лучшими зданиями на площади были: дом окружнаго начальника, гауптвахта, устроенная с открытым корридором на круглых каменных колоннах с кордегардией, с деревянной платформой огражденной крашеным барьером, с навесом для ящика с казной и для часового, с вестовым колоколом и вообще со всем таким устройством, какое видим теперь при военных гауптвахтах. Каланча с помещением для не военной (поселянской) кордегардии и для пожарных инструментов была также красиво устроена на столбах, с открытыми полукруглыми подъездными арками и раскрашенными пилястрами. При выезде из штаба на с. Добрянку, по обеим сторонам плановой улицы был разведен казенный сад с разбитыми дорожками, решетчатой огорожей, красивыми воротами, тротуарами и пр. В конце сада, на выезде из селения—опять готическая караулка, высокая стена, шлагбаум, столб с надписью и пр., как при въезде. На окраинах селения находились: огромное здание кантонистскаго дивизиона с полковою домовою церковью, военно-поселенный госпиталь, двор рабочей роты, магазины, кавалерийския конюшни, разныя мастерские, бани, пекарни и пр.

Ныне уже все почти описанное нами не существует, не существуют уже более четверти века и самыя поселения. Оглянувшись назад, на это прошлое, попробуем теперь взвесить и добро, и зло, принесенныя военными поселениями.

Благо военных поселений для народа заключалось в том, что он, во первых, никогда не платил никаких ни подушных, ни поземельных, пользуясь даже в крайних случаях заведенною вспомогательною кассою. Из получавшегося в начале жалованья военными поселянами, находившимися в строю, делались вычеты в кассу для вспомоществования нуждающимся хозяевам при падеже скота, неурожае и пр. Еще в 30-х годах этого капитала в с. Ольшанке было, как видно из подлинных ведомостей, 7,657 р.

Затем земли свободной в военном поселении было в избытке и каждый мог обрабатывать столько, сколько хозяйственных сил его доставало. Так называемые перворазрядные хозяева засевали (по ведомостям поселенным) по 30 четвертей хлеба, средние по 20, а слабые до 10. Урожай в посредственный год бывал сам пять. Севооборот с начала поселений наблюдался правильно под руководством опытных в хозяйстве начальников. За своевременною и аккуратною обработкою полей, за посевами, уборкою трав и хлебов не только военно-поселенских, но и частных хозяев был строгий и неослабный надзор и военныя понуждения, так что урожаи были в большинства обильные, и невольные военные поселяне имели несравненно больше хлеба и скота, чем теперешние, уже свободные хлебопашцы-крестьяне. Тунеядцев в поселении не было, потому что энергичныя военныя меры вахмистров и карабинеров направляли всех к делу, и в особенности в рабочую пору выгоняли всех способных в поле, на казенную или собственную ниву, не позволяя никому залеживаться, или же, Боже храни, бражничать дома. Волей неволей все трудились и в избытке пользовались за тем плодами своих трудов; в несчастных же обстоятельствах, как то, в случай неурожая, эпизоотии, пожара, воровства, болезни, сиротства и т. п., военный поселянин всегда находил помощь в отеческом попечении своего военнаго начальства. Во время неурожая в одной местности военнаго поселения хлеб привозился из другой местности или округа и раздавался поселянам на обсеменение полей, запасной же хлеб из магазинов раздавался на прокормление нуждающимся. Сироты и бедныя вдовы ежемесячно получали назначенный им провиант из хлебных магазинов. Если у поселянина пала скотина, или была уворована, ему выдавали из запаснаго капитала субсидию. Если он погорел, ему возобновляли постройки от казны, да и вообще все дома в последнее время перестраивали на линию общенародным способом. В болезнях к услугам поселян всегда были даровая аптека, госпиталь, доктор и фельдшера, а оспа прививалась всем детям регулярно. В случаях заболевания рабочаго скота всегда имелся ветеринарный врач, фельдшера и лекарства даровыя.

Кроме этого, в военном поселении учреждены были заводы породистых лошадей, скота, которые улучшали скотоводство и хозяйство поселян. В последнее время введено было много ремесленных заведений, в которых обучали поселян столярным, слесарным, кровельным, каретным, малярным, живописным, резным , лепным и даже позолотньм мастерствам. Везде завели плантации садоводства, лесоразведения, шелководства, а также устроили много заводов кирпичных, черепичных, известковых, селитреных, восковых, пиявочных и т. п., куда направлена была значительная доля труда военных поселян.

Такое разнообразие занятий, возлагавшихся на военных поселян, такое усложнение их работ отвлекало народ от главнейшаго, первоначальнаго его дела—хлебопашества. Забота ближайших военных властей о том, чтобы наружная, казовая сторона военных поселений всегда представлялась ревизорам-инспекторам, при повторявшихся чаще и чаще смотрах, в блестящем и изящном виде, ложилась новым, тяжелым бременем на поселян. С весны до осени периодически производились смотры в военных поселениях. Сначала осматривал свой округ окружной командир, затем начальник четырех округов, далее начальник девяти округов, посли инспектор поселений, главный начальник всех военных поселений, генерал-адъютанты из Петербурга и т. п. Приготовления ко всем этим смотрам отнимали много рабочаго времени и рук поселян, в ущерб земледелию. Перед приездом сих начальников начиналась поправка, побелка, подкраска всех военно-поселенских разнообразных зданий и построек: церкви, комитеты, мосты, мостики, колодцы, тротуары, аллеи, садики, шлагбаумы, будки—все это приводилось в нарядный, праздничный вид. Дороги исправлялись, выравнивались, столбы дорожные от селения до селения, по всей степи штукатурились, белились, красились, а для всего этого нужно было развозить по всем степям камень, песок, воду, известь и пр., на все это нужны были руки поселян. В самых селах поселянских хаты везд мазались, белились, хотя бы то и в жнива или косовицу, крыши исправлялись, главныя улицы выравнивались, заметались вениками, тротуары белились, посыпались щебнем, песком. Даже женщины и дети в это время спешили выполнять означенныя работы. В последнее время, когда начали оскудевать сборы хлеба в военном поселении, то, при проезде высших начальников поселений, в селах, на главных улицах, в дворы живших там поселян нарочно свозили чужой хлеб и складывали его в большие стога на виду, на время проезда инспекторов. Окна таких домов на главных улицах уставляли чужими самоварами, чайниками, чашками, цветами и другими предметами роскоши, чтобы представить поселян благоденствующами. Часто, при проезде высших лиц, на видных местах устраивались искусственные парки и аллеи из выкопанных накануне в садах и лесах деревьев, которые затем безостановочно поливались, чтобы представить благоустройство военных поселений и произвести отрадное впечатление на инспектирующего начальника. А сколько это непроизводительное дело стоило трудов, времени, а часто и побоев бедным землепашцам поселянами! С инспектирующими, в особенности высшими начальниками следовал в экипажах целый кортеж низших местных военных властей, встречаемый и провожаемый передовыми, вестовыми, сигнальными, махальными и пр., что все требовало множества лошадей и людей. При усилившемся посещении военных поселений высшими, разных специальностей, лицами по части военной, поселенной, медицинской, инженерной, лесной, разных заводов и пр., умножились постройки новых зданий и квартир для многих служащих. Для приезжающих собственно лиц нарочно устроены были так называемые «комитеты для проезжающих лиц». Здания эти были в каждом селении, и на больших трактах устраивались с возможными удобствами, изяществом и даже роскошью. В каждом из них была мебель: кушетки, шторы, часы и пр. И все эти здания, как и квартиры всех служащих в поселении лиц отапливались собственным материалом военных поселян, ими же ремонтировались и содержались всегда в изысканному порядке и чистоте. Около этих комитетов обязательно разводились и поддерживались поселянами изящные садики, аллеи, дорожки и пр. Для устройства всех подобных зданий и ремонта их поселяне должны были своими подводами вывозить из далеких мест нужные материалы, как то лес, камень пиленый, известковый камень, гипс и пр. Для отапливания всех квартир военнослужащих поселяне должны были перевозить на своих подводах, за несколько десятков верст целыя скирды соломы, кирпича, дров, а также фураж войскам: сена, овса, хлеба и пр. В особенности тяжелою и изнурительною повинностью для поселян была в последнее время вывозка зимою дерева из черкаских лесов. Выряжалось в леса, часто на целый месяц, по несколько десятков поселенских возов, на которых везлись и сани, и сено, и харчи; каждый поселянин обязан был иметь, кроме собственной подводы с лошадьми или волами, еще собственную провизию для себя и скота и все путевые расходы нести на собственный счет. От этих выездов в лютыя зимы, или ненастья многие из поселян, при плохой одежде и слабом скоте, теряли здоровье и лишались рабочей скотины. В крымскую же компанию постоянное передвижение целых скирд, мешков в хлебом, фуража, сена, отопления и пр. в районе военных поселений и даже до самаго города Берислава, в ненастья и суровую погоду, свело не одного поселянина с хозяйства. Но еще два новых обстоятельства в военном поселении послужили большим злом для народа и разорили совсем военных поселян. Это перестройка всех сел военных поселений по новым, составленным инженерами, планам и вновь выработанное в поселении так называемое «урочное положение работ».

Сначала на новыя, проэктированныя главами, улицы выводились исподволь только те, которые, по ветхости домов, имели надобность в перестройке их или выделяли новое семейство и новопоселенцы. В последнее же время с особенною настойчивостью стали строить нарядом целыя почти улицы на новых линиях и выселять туда жителей из старых, насиженных и обстроенных усадьб; старыя, лежавшая не на линии усадьбы, разорялись совершенно, со всеми бывшими там хозяйственными постройками, садами, огородами и пр. По новым планам, некоторыя старыя усадьбы совершенно сметались с лица земли, поступали под площади, улицы и разныя казенныя постройки. Иногда в бывших садах устраивались во время компаментов коновязи для целых эскадронов лошадей, а левады и хутора поселян также выводились и уничтожались. Это, повторяю, многих разорило в хозяйстве. Распланировка лишила жителей многих хозяйственных удобств и служб, взамен чего давалась только красивая, веселая, но голая хата и на голой же линии. Сады поселян, в которых в 20-х годах, по разсказам старожилов, почти утопала вся Ольшанка, были разорены, уничтожены, а взамен их явились, как я выше говорил, строго распланированныя аллейки, сельские парки, древесные питомники и пр., служившие большею частью только веселой декорацией военных поселений. Все сии прихотливыя и хлопотливыя немецкия затеи были чужды духу наших русских хлебопашцев, лежали на них тяжелым бременем и не отвечали насущной потребности народа. И потому то, как скоро упразднились военныя поселения, многие из жителей стали возвращаться опять на старыя усадьбы, застраивать их и вновь разводить простые хозяйственные сады, которых теперь несравненно больше, чем было в поселении; плановые форменные дома стали перестраивать сейчас же, сообразно своим хозяйственным удобствам: фронтонныя крыши везде сломали и перестроили, ставни оконныя поснимали, тротуары разобрали, камень из них вынули и употребили на более полезное приложение, жженый кирпич из столбов и решетчатых заборов употребили на печи и трубы, шлагбаумы, будки, парки, аллеи—все это исчезло теперь.

Самым тяжким и разорительным бременем военных поселян было урочное положение работ, вводившееся с военною точностью и неумолимою строгостью. Когда еще начальниками в военных поселениях были большею частию люди русские, вышедшие из народа, или по крайней мере близко стоявшие к народу, хорошо знакомые с его жизнью и со всеми ея условиями, то они хозяйство и порядки все вели по русски, с народом обращались человечнее, и хозяйства, как военных поселений вообще, так и частных лиц—поселян, шли тогда хорошо, и вообще в поселении, по разсказам старожилов, все благоденствовало. Но когда поселение наводнили иностранцы и иноверцы, чуждые русской жизни и духу, желавшие сделать из русскаго немца и все перестроить на внешний немецкий лад, тогда всюду в поселении выходило все для немцев прекрасно, а для русских ужасно. Почти все высшие и лучшие посты начальников в поселении заняли немцы и частию поляки. Герштенцвейги, Шварцы, Шмидты, Моллеры, Лауницы, Берги, Корфы, Филеборны, Миттерманы везде почти красуются своими подписями на всех важнейших циркулярах и распоряжениях по поселениям. От них происходила инициатива всех реформ и нововведений в военном поселении, которыя все безапелляционно вводились в жизнь низшими властями с полною военною субординацию и математическою пунктуальностью. Сначала по высшей, вероятно немецкой, инициативе выбраны были здоровые, сильные работники из поселян и в присутствии избранной коммисии поставлены на пробныя работы в поле. Одни из них в присутствии коммисии должны были косить, другие жать, третьи вязать, сено метать, наконец затем возить, молотить, веять и проч., и сколько было каждым таким рабочим в присутствии их в один день сработано, это признано за норму для каждаго работника-поселянина. По этому образцу сделана проба для оранки, посева, молотьбы, наконец, сколько здоровый рабочий скот может поднять, перевезть тяжестей на возу и пр. Все это строго математически было определено, урегулировано, и отсюда вышло «урочное положение работ» для поселян. Прежде поселяне обыкновенно работали три дня поселению или казне, а три дня себе; а теперь уже каждому давались для работ, на основании урочнаго положения, уроки. Уроки эти поселянин должен был выработать во сколько может времени, но чисто и аккуратно. А так как уроки посильны были только для избранных работников, самых сильных и здоровых, то и вышло, что большинство поселян заданных им урочных работ выработать в три дня были не в состоянии, а работали четыре и больше. Тогда для собственных работ поселянину оставалось два или один день в неделю, а если приходилось ненастье или праздники, то, не сделав ничего на собственной ниве, он должен был опять поступить в наряд на урочныя поселенныя работы. Урочное положение не брало во внимание ни разности сил рабочих, ни погоды, ни урожайности хлеба, ничего. Всякую недоимку по урочным работам приписывали нерадение и лености поселян и строго взыскивали старым военным способом—розгами. Кроме того, иному работнику приходилась нива чистая, легкая для работ, а другому бурьяноватая, густая, тяжелая; иному выпадало время в сухую погоду, другому в сырую, когда опасно и убирать хлеб, или в ветряную, когда трудно бывает чисто и спешно убирать. А за всем этим следило множество военных начальников контролеров, которые за всякую казавшуюся неисправность тут же секли розгами; но многие из них, сказать к слову, назначенные из кавалерийских полков гусар и улан в последнее время, были недоросли-белоручки, которые не только не умели управлять хозяйством, но даже вовсе не понимали его, руководясь низшими вахмистрами, членами из поселян и пр. Если кто не успел отработать своего урока из-за погоды—секут; если кто спешно работает и не совсем чисто—секут; если кто, вырабатывая свой урок, поспешил убрать часть зеленоватую, или сыроватую секут; если кто отстал и допустил перестоять хлеб, тоже секут. Двести-триста розог была заурядная порция, а то часто доходило до 500—600. Единолично, безапелляционно наказывал так каждаго военнаго поселянина окружной начальнику волостной командир, заведующий селением и даже вахмистр; а низшие чины: карабинеры, десяточные, ефрейторы и даже избранные от поселян, так называемые члены, те имели привиллегии прямо бить по зубам, и не один еще и теперь есть из поселян, которые потеряли зубы от этих низших экзекуторов. О последних волостных командирах, С—м и З—ч разсказывают поселяне, что они разъезжали по полям во время летних работ с дюжим кучером, вооруженным нарочитым арапником, и тут же, на ниве, при замеченной неисправности или при казавшейся только, кучер слезал с козел и, по приказанию волостного, тем же арапником, что сейчас стегал четверку лошадей, отсчитывал на трудовой спине безответнаго поселянина не одну сотню. Нечего говорить о том, что собственныя хозяйства поселян разстраивались и стали приходить в упадок; но и тут, при упущениях и не успехи в своих работах, нужно было тоже отвечать пред военным начальством, и отвечать также спиной. Это наводило панический страх на всех поселян и заставляло ежедневно трепетать за свою кожу. Многие, как разсказывают старожилы теперь, слабосильные работники в зимнюю пору, когда дни уже малы, чтобы выработать урок и не быть наказанными, выходили на молотьбу на казенный ток часа за два до света и оставляли работу уже в позднюю вечерю. Так же изнуряли себя поселяне собственными спешными и непосильными работами, отчего умалялась рабочая сила в поселении и поселяне ослабевали духом и телом.

При упадке рабочей силы людей и скота, опека военнаго начальства над поселянами еще более усилилась. Поселянин не имеет права продать своих волов или лошадей без дозволения начальства, не мог отлучиться из села, выехать на ярмарку, наняться в работники, продать дом, перестроить его, даже жениться или женить детей без дозволения и разрешения военнаго начальства. Военное начальство требовало от поселянина, чтобы у него самого был посев, чтобы были убраны хлеб и сено, чтобы был в порядке дом и двор, чтобы был в порядке плуг, воз, упряжь и все прочее, а за неисправности и упущения секли. Контроль над работами поселян до того развился, что ежемесячно и даже через каждыя две недели собирались сведения и представлялись по инстанциям многочисленныя срочныя ведомости о произведенной оранке, о сделанных посевах, о ходе строительных работ, о прибыли и убыли населения и рабочих сил, о благосостоянии поселений, о заболевших и выздоровевших, об отлучившихся по билетам, о проехавших чрез селение служащих и т. д. Помнится мне, что в последнее время начальство военно-поселенное, озабоченное тем, чтобы поселяне не теряли рабочаго времени приездом с поля на праздник домой, сделало распоряжение, чтобы приходское духовенство в страдную пору выражало в воскресные дни на поле и там служило бы обедницу для рабочаго люда. К этому распоряжению критически отнеслось все духовенство, и не знаю, было ли оно введено на практике в других селах, знаю только, что в Ольшанке оно не практиковалось.

Таким образом, окруженные со всех сторон неотступным контролем и преследуемые во всем строгою опекою военнаго начальства поселяне работали много и тяжко, выбивались из сил и потому то в военных поселениях везде и во всем царил внешний порядок, изысканная чистота, благоустройство и благоденствие, а во внутренней жизни их тяготы, тесноты и велия скорби. Не с радостью работали военные поселяне на своих даровых землях, но глубоко тяжко воздыхающе ко Господу. Ему возвещали печали своя и от Него Единаго ждали помощи, неся свой крест безропотно и с полным терпением. При всех бывших смотрах в военном поселении высших лиц, военно-поселяне на вопросы ревизоров об обидах, страха ради, отвечали обыкновенно выражением довольства всеми порядками и благодарности начальству. Только в храмах Божиих, перед лицем всевидящаго Господа и перед своими духовными отцами они искренно изливали свое горе и накипевшия слезы. Вообще военно-поселяне почему-то своим небесным патроном считали св. Иоанна Воина и к нему особенно часто прибегали; при исходе же военных поселений, везде и всегда, сколько помню из разсказов священников, заказывали в церквах молебны преимущественно св. Иоанну Воину и его имени сооружали образа.

И услышал Господь молитвы тяжко труждающихся и обремененных и послал им нуждающую и скорую помощь. Сердце царево в руце Божией, говорить священное писание. И действительно, не смотря на внешний блеск и благоденствие военных поселений, не смотря на постоянныя ревизии и донесения о благосостоянии поселян, государь император блаженныя памяти Александр Освободитель, вскоре по восшествии на престол, а именно 4 июня 1857 года, освободил первыми военных поселян.