Провозглашен Гетманом. Устроение полков. Переговоры с Ислам-Гереем. Голова Гетмана оценена. Ответ Ислама. Очищение Малороссии от Поляков. Количество войска Гетманского. Битва при Желтой воде. Битва под Каменцом. Лагерь под Белою церковью. Гетманский универсал.
Увенчанный победою, собиратель Малороссии был единогласно провозглашен Малороссийским Гетманом, Октября 15-го, 1647 г.
1647 Октября 15.
Первым его занятием было возстановить и устроить полки регистровые, и в этом он придерживался планов Гетмана Рожинского. Поляки заблаговременно ушли из Черкас, Чигирина и Уманя. Гетман разставил в этих городах свои полки, на постоянные квартиры; туда ежедневно собирались, новые войска из Малороссии: там они вооружались и формировались.
А между тем приступил он к решительным переговорам с Ислам-Гереем, Ханом Крымским. В подарок отправил ему пленную Шляхту, напоминал об услугах и о союзе с Крымцами,
Гетманов Полтора-Кожуха и Гулака; писал, что Поляков и войск их не боится, но считает для себя опасными коварство и подкупы, которыми Поляки, предательски захватив, замучили многих Гетманов, "да и теперь" прибавлял Гетман "мне грозят таким же оружием."
И действительно, Сейм объявил значительную сумму червонцев за голову Хмельницкого.
Ислам благодарил Гетмана за подарок; но от союза отказывался. Мир Султана с Королем, ссора Порты с сильными соседними державами, готовящаяся война, в которой без сомнения должны участвовать и Татарские войска- таковы были причины, Ханом изложенные, по которым он не мог пособить Гетману оружием. Но советовал принять вместо гвардии Мурзу Тугай Бея, и то не иначе, как под видом найма. Этот Мирза мне друг, говорил Хан; он имеет исключительное право вести войну с кем хочет, и войска у него в Орде четыре тысячи. В заключение, ручаясь и отвечая за верность Тугай Бея, обещал во всем и неизменно быть несомнительным приятелем Хмельницкому. "Я " заключал Ислам "испытал многократно непостоянство Поляков, знаю их коварный нрав", и заклял себя быть вечным их врагом."
Того только и хотелось Хмельницкому. Он хотел выведать Исламовы чувства к Полякам. Он желал предупредить Поляков; ему известно было, что она употребят все возможные усилия и подкупы, а и того более, обещания, и могут наконец уговорить Хана, чтоб тот сделал набег на Малороссию. И так, желая предварительно отклонить его от Королевства, он для того и завел с ним переписку. Теперь согласился на Ханские предложения, отправил сына Тимофея для договора с Тугай Беем, и без сомнения тайно приказал наблюдать за поступками и намерениями Ханскими.
Целую осень и начало зимы, Хмельницкий посылал отряды войск в Малороссийские селения, которые остались назади за ним. Так весь край по Канев и по Киев от Жидов и от Поляков очистился. Арендаторы и коммиссары были избиты до последнего; их имущество и оружие взято на козаков. Несколько Магнатов и знатнейшей шляхты жили тогда по городам и местечкам Малороссийским. Эти поместья принадлежали прежде Гатманам и Урядникам, и назывались ранговыми. Своевольно захватав их и присвоив себе в вечность, Магнаты и Шляхта уверяли, что они дарованы им от Сената речи Посполитой. В числе тех поместьев были: Лубны, Золотоноша, Прилука, Трахтимиров; ими владели: Князь Вишневецкий, Князь Яблонский, Воевода Кисель и множество других". Из снизхождения к одним за то, что они были Русской породы, и только от нестерпимых гонений обратились в Католичество и Полячество; из уважения к другим за то, что, будучи в должностях и чинах Малороссийских, управляли народом и должностями с благоразумием и кротостию, - Хмельницкий не сделал им никакого зла; их выпроводили честно за границу, и только за неправильное провладение Малороссийскими поместьями взыскали с них контрибуцию, деньгами, лашадьми, военными снарядами и хлебом, в пользу войска. Жиды, признанные от народа безвредными и хорошего поведения, выкупались деньгами, ценными вещами, и отпускаемы были в Польшу.
Уже в начале тысяча шестьсот сорок осьмого года у Гетмана было козаков регистровых тридцать пять тысяч, охочекомонных четыре тысячи девять сот, да Запорожских три тысячи семь сот двадцать человек. А всего войска сорок три тысячи семь сот двадцать человек.
В первых числах Апреля пришло в его главную квартиру известие, что Коронный Гетман Потоцкий собрался у Каменца Подольского со многочисленною армиею, идет вниз по Днестру и приближается к Уманщине.
Хмельницкий, оставя над Бугом резервный корпус, выступил против Поляков с двадцати-пятитысячным войском. Идучи вниз по реке Егорлыку, выслал против Потоцкого несколько партий легких войск, приказал им тревожить неприятельский авангард, нападать на него скоропостижно, от него удаляться, показывать боязнь и таким образом обманывать Поляков мнимым отступлением всего нашего войска к границам Татарским. Сам поворотил между тем в степь к Желтым водам, где на возвышенности укрепил обоз свой окопами и тяжелою артиллериею; оставил в нем несколько пехоты с подъемными лошадьми, построенными в ряды вместо конницы, и скрылся в стороне от обоза, в оврагах и тростнике.
Потоцкий гнал партии козаков, которые безпокоили авангард; козаки манили его к Желтым водам, и вдруг он насунулся на обоз Гетманский; партии скрылись за обозом. Без дальнего разсмотрения, не приготовясь ни мало, не укрепив обоза своего, Потоцкий атаковал обоз Хмельницкого. Началась с обеих сторон пальба из пушек и ружей; Хмельницкий выступил из оврагов. Гром пальбы не давал Полякам слышать, дым мешал видеть, а Гетман чрез их же обоз подходил к их тылу. Быстро на них ударя, он дал залп и вступил в бой холодным оружием. Поляки не успели еще обратится назад, а уже увидели себя разбитыми и побежденными. Убийство было жестокое, повсеместное. После выстрела по обозу Гетманскому, они не успели еще зарядить ни ружей ни пистолетов: начали обороняться одними саблями, против козачьих пик почти не действительными, и наша летопись считает убитых Поляков 20,000; в том числе и сын Сенаторский Шембек. Тогда; оставя обоз свой со всеми запасами, со всеми снарядами на расхищение козакам, неприятель пустился в разсыпную: побежали, куда кто мог. Погоня схватила из них сорок девять пленников, немедленно Гетманом отправленных к Хану. Ислам благодарил его, уверял в непременной к нему и к Малороссии дружбе, и обнадеживал помощию в случае нужды и возможности. Хмельницкий отправил благодарственный молебен на месте битвы, похоронил убитых, своих и врагов, и, тронулся от Желтых вод к Каменцу.
Каменец-Подольский почитался наравне с Койдаком непобедимою крепостью. Он был гнездом или сборным местом для Польских войск, назначенных против Малороссии. Наш резерв, под начальством Генерального Писаря Максима Кривоноса, следовал с правой стороны армии, над Бугом. Приблизясь к Каменцу, Хмельницкий застал там Польского Гетмана Калиновского с свежими Польскими войсками, расположенными лагерем под крепостными батареями. Устроив стан в виду неприятеля, сначала каждый день наш Гетман объезжал и осматривал войска неприятельские, и каждый день оканчивался легкою с обеих сторон перепалкою.
Мая 16-го, на заре, Хмельницкий повел атаку на Польский стан, с боку крепости, под которую с полуночи проползла значительная часть нашей пехоты, с ружьями и с копьями. Козаки произвели сильную пальбу из ружей и орудий и, наступая на стан неприятельский, подняли оглушительный крик. Между тем пехота наша отыскала ворота от воды, отперла их и тихо вошла в крепость. Гарнизон считал эту сторону неприступною; самая природа укрепила ее каменною скалою. Часовые, спиной оборотясь к реке, внимательно смотрели на сражение, которое происходило между двумя лагерями. В это время крепость неожиданно была занята; козаки уже вырезали часть гарнизона, остальные схватились за оружие, спешили защищаться, но не во время: их истребили до единого. Увидя крепость очищенною от Поляков, козаки обратили крепостные пушки на стан Калиновского: ядра и картечи произвели в нем ужасное опустошение. Поляки ужаснулись; видя, что крепость, им принадлежащая, на защиту от которой, они так полагались, наносит им гибель, они бросились из стана опрометью; Хмельницкий, пользуясь удачным действием пехоты и побегом людей из стана неприятельского, пустил конницу в погоню за Поляками, которых уцелело весьма немного. Стан, с запасами и артиллериею, достался в добычу победителям.
Из Каменца были откомандированы многие отряды во всю Малороссию, с Литвою и Польшею пограничную; им дано было повеление: изгонять и истреблять Жидов и Поляков везде, где они будут найдены, примечать движения войск Польских и Литовских, отражать их от границ своих, и в случае нужды в помощи, давать знать о том Гетману. Начальниками тех отрядов были: Обозный Генеральный Носачь и Полковник Дорошенко, отправленные в Галицию и Княжество Острожское; Генеральный Писарь Кривонос Лукаш и Шаблюка через Киев к Слуцку и Случи; Генеральный Асаул Родак с Полковниками Остапом, Нестемем и Федором Богуном, к Припети и в Литву; Генеральный Хоружий Буйнос, и Полковники Охочекомонные, Яков Гладкий и Кондрат Худорбай, за Чернигов и Полесье в Северию; а сам Хмельницкий, оставя в Каменце сильный гарнизон, пошел срединою Малороссии, остановился при Белой церкве, и разослал повсюду следующий универсал:
" Зиновий Богдан Хмельницкий, Гетман славного войска Реестрового, Запорожского, и всего по обеим сторонам Днепра, сущей Украйны Малороссийской!
"Вам всем Малороссийским, по обеим сторонам реки Днепра, шляхетным и посполитным, большего и меньшего чина людем, а особливо шляхетноурожденным козакам и всей братии нашей, сим универсалом нашим ознаймуем:
" Иж не без причин слушных мусылысьмо зачаты войну и подняты оружие наше на Поляков, через которое що ся, при всесильной помощи Божеской на Жолтой води Апреля 8, а потом под Каменцем Мая 16, над ними Поляками стало и то всим вам уже совершенно видимо. Теперь-же, по двоих над Поляками неровных битвах наших, скоро получили ведомо, же они тым нещастием своим разгниваны и разъярены будучи, не только сами Панове, и Княжата около Выслы ИИ за Выслою многие на нас стягают и совокупляют войски; але и самого Найяснийшого Короля своего Владислава, Пана нашего милостивого, и отца ласкового, на нас же подмовляют и возбуждают, абы зо всими сылами своими пришедши в Украину нашу Малороссийскую, огнем и мечем нас завоевали, и мешканье наше сплюндровавши, разориты и в прах и пепел обернуты, а самых выбиты, других же в немилосердную неволю забраты, и на иншии далечайшие за Выелою миста выпровадивши, славу нашу, не только в части света Европейского прославленного, но и в облеглых за Морем Чорным странах Азиатских довольно народом тамошним ведомую, моглы испраздныты и поглотыты. Постановылысьмо в намерении нашем не протыв Короля Пана нашего милостивого, но протыв Поляков гордых, за ни защо миючих Его Королевско-высокоповажныя привилегии нам козакам и всем обще Малороссиянам данные права и вольности наши древние при нас заховуючие и укрипляю мужественным небоязненным при помощи Божией стануты сердцем и оружием. Для чего притянувши от Каменецка и станувши обозом нашим войсковым тут под Белою церковью, пишем до вас сей Универсал, чрез который созываючи и заохочуючи вас всех Малороссиян братию нашу до компании военной. А тое прекладуем и извествуем, иж они Поляки недлуг их же Кроникаров Польских свидетельства от нас Савроматов и Руссов уродившись, изшедши и заедино с початку с самовластною братиею нашею Савроматами и Руссами бувши, а не сытой славы и богатства душевредного себе ищучи от сопребывания с предками нашими древних оных веков, отделилось и иное именование, еже есть Ляхи и Поляки, себе учинивши и за Выслу заволокшися на чужих грунтах и землях, там между знаменитыми реками, между Одрою и Выслою засели! Многим околичным землям и Панствам Немецким и иным западным и полуночным сошкодывши и державы их с людскими населениями завоевавши и разбойническим образом прошлых оных древних веков утрутавши и укравши себе завладели. Потом за прошествием многих времен, в селениях своих по над Выслою, в пространных тамошних чуждых землях расплодывшись и умножившися, а прореченными людскими шкодами и издырствами недовольны будучи, повстали напрасно и безсовестно, якоже иногда Каин на Авеля, на Руссов альбо Савроматов, властную с древности природную братию свою, и за предводительством Короля своего Казимира Великого, уже им сего имени III, року от Рождества Христова 1333 альбо 1339, звлаща умалывшимся и оскудевшим тогда Киевским и Острожским и иным истинным Русским Князем нашим завоевавши их своей несытности, привлащалы и подчинылы истинные с древних веков земли и провинции Сарматские, альбо Козацкие наши Русские от Подоля Волыни и Волох до самого Выльня и Смоленска, довгыя и обширныя границы свои имущия; а именно: Киевскую, Галицкую, Львовскую, Хелмскую, Бельзскую, Подольскую, Волынскую, Премышльскую, Мстиславскую, Витебскую и Полоцкую, и не только в упомянутых землях и провинциях наших Русских славное имя наше Козацкое изпразднылы, але що найгирше и найжалостнийше, всих оных братию нашу Роксолянов в невольническое подданское (И ярмо, от виры отеческия правоелавныя, душеспасительныя Грекороссийския отторгнули и до пагубной Унии и Римского заблуждения сылою, гвалтом и многими над совистью Христианскою мучениями и тыранством привлеклы и приневолылы всих первых Князей и Королей своих Польских, благополучие наше хранивших и утвердивших, привиллегии и Мондаты презревши, уничтоживши и цале протыв полытыки Шляхетства и доброй совести их сказывалы. Но гды и того душевредного, в погибель влекущего Схизматыческаго их несытаго учинку, еже благочестие святое на Унию обернули и честь козацкую в нечестие и незнание превратили, заздрость их и гордость мало быты показывала, то наконец положились було мыло волю Королевскую, Пана нашого милостывого и самых крайних и остатних от последних будучи, яко то Чигирина, Трактомирова, Переяслова, Полтавы и иных многих других городов и сел, по обеим сторонам рики Днипра состоящих Украины Малороссийские власной, предковечной отчизны нашей от Святого равноапостольного Князя Киевского, святым крещением Русь просветившего,
благочестием и истинным и непоколебимым сияющим, знатнейших людей и козаков выгубиты и выкорениты; а самим посольством альбо посполитым народом нашим завладевши и не только в ярмо невольничее их запрягаты, но и по своей воли безбожной и в душевредную правилам священным и Святых отец наших противную врынуты Унию, чего уже певные были знаки и документы, когда не только многих козаков и мещан, братию нашу, псы, дозорцы людкие поели и люда плиотками фальшиве Попам своим оскаржовали и в потеряние голов их приправыли, и добрамы и иминыями их завладилы, що и мини Хмильницкому от нецлотлываго сына и брехуна Чаплынскаго дозорцы Чигириньскаго пришлось було терпить и головы позбуты, але и виру нашу православную завжде ругалы и безчестылы, Священныков наших благочестывых де кольвек из якой хотя найменшой причины безчествуючы, ругаючи, разкровавляючи волосы и бороды выдыралы и уризовалы. Якииж вам самым усим Малороссиянам от ных Поляков и Жидов, их арендаторов и любымых факторов по сие время являлыся обиды, тяжести, озлобления и разорения; тут мы тыхо невикуем, поневаж вы самы об них видаете и памятуете, тое тут тыльки припомынаем, иж до такои пришлы було есте неволи у Поляков, же двом або тром на мисти в улыци альбо в дому своем сшедшимся заказано и невольно було с собою поговорыты, и о потребах своих господарских побесидоваты, без чего акты христианскии и весильныи буть не могут, и що Бог Творец дав чоловику уста на глаголание, тыи Поляки строгымы указами заграждалы и нимствовать над полытыку и всегосвитнии звычаи вам булы приказалы. Якое несносное бремя и уст заключение поневаж мылость Божия всемогущая благословила и помогла нам оружием нашим военным отсикты и домкнуты побиждением знаменитым о двух вышереченных побидах Поляков супостатов наших. "Теды да будет о том прыснохвалымо и превозносымо имя Его божественное, я не презре безустныков воздыхания и слез ваших, чрез Поляков пролытых и пролываемых; а що мы нынишнюю зачинылы войну без видомо и совита вашего всенародного, за тое вы нас не ужасайтеся! деж мы так для лучшой пользы вашой и нашой научывшыся, осторожносты и лучшаго воинского управления с прикладу прежних братий наших под Кумейками и на усть реки Тясьминя с Полякамл недавно прошлых времен войну имивших, которые поневаж прежде войны своей универсалами своими до вас во всю Украину заслынными уведомили Поляков о своем противном их намерении. Теды тым уведомлением перестереженные полки, яко надлежало запогибты злу своему, приготовылысь на побиджение их войск козацких приспособились. И мы теперь такового нещастлываго случая удержались мов аж по се время с сим универсалом о начатом с Поляками делу военном уведомлением нашим. А теперь, як видаты вам обще всим Малороссиянам, о том доносым, так и до компании военной на предлежащее с нымыж Поляками дило военное вас вызываем и заохочуем, кому мыла вира благочестивая, от Поляков на Унию претворенная, кому из вас любыма цилость отчизны нашей Украины Малороссийской и честь ваша шляхетская, от Поляков ругаемая, унычтожаемая, весьма помиваемая, попираемая и поругаемая, тот всяк не як отродок, но як зычлывый и любезный сын отчизны своей, повыслушанию сего универсальнаго ознаменья нашого и к нам в обоз под Билую Церков на добрых конях и с исправным оружием неоткладне прибуваты и исплне з нашим прикладом старовычных валечных и многим народам и околычных странах славных предков своих статуты мужественно и небоязнено, при всемогущей помощи Божией, протыв Поляков своих грабителей, злобытелей и супостатов. Ибо еслы незволыте допомогты нам в настоящой воинной компании, а як Поляки нас отолиют, то выдайте певнеже и вас всих Малороссиян без жаднаго браку и решпекту подлуг давняго злого намирения своего огнем и мечем зруйнуют и спустошают. Але и всяконечным виры нашея благочестивыя и святыя оскорблением и поруганием остатки ваши и чад ваших в плин загорнуть и в неришимую всегдашней воли облекут одежду. Лучше теды и благополизнийше вам за виру святую православную и за целость отчизны на плацу военном от оружия браннаго погыбты, ниж в домах своих яко невштюхам побиенным буты; гды же естли умрем за благочестывую виру нашу, то не только слава и отвага наша Рыцарская во всих Европейских и иных странах, дальных землях, славно провозгласытся, але и упование наше, еже за благочестие умрети, будет безсмертием исполнено и стралческими винцами от Бога винчано. Не бойтесь теды васмосцы, братия наша, шляхетно урожоная Малороссийская, Поляков, хотя бы и найбольшии их булы войска. Але прикладом славных и велыкых Руссов, предков своих, при своей правди за благочестие святое, за цилость отчизны и за поломание прежних прав и вольностей своих сполно с нами про тых их своих обыдытелей и разорытелей с несумнинною надеждою своею от бид настоящих освобождения и всемочныя благодати Божией в наступаючом случаи военном на супостатов наших помощь нам совершить готовыя, якой то благодати Божественной уже и суть знаки: первые двукратная вышепоименованная побида Поляков, второе щырая прихыляость всего войска низового Запорожского, на помощь нашу в готовносты зостоящаго, кроми того, що уже и есть при нас тысяч тры з лышком; третое-же, Найяснийший Хан Крымский зо всими Ордами помогты нам пры нужды готов есть на Поляков, при котором для лучшой пекности и сына старшого Тымоша резыдоват мы оставылы, и теперь готовы от его Ханской мылосты, доброй и военной Орды Крымской идеть до нас тысяч с чотыры с Паном Тугай-Беем значным; четвертое же, и козаков реестровых, братии нашей пятнадцать тысяч, шо от Гетьмана Коронного с Барабашом Полковником и из Нимцямы при Гетьманычу выправлены булы в суднах водных и румом протывным, и у Кодака отдавши Барабаша, недруга отчизного и поглыбцю Лядского, Днипровским глыбынам, к нам пристало и военной в обоих разах экспедиции значне допомоглы нам, слушне тую присягу зломавшы, которую за вирность Гетьманам Коронным у Черкасах пред сиданием в судны водныи под ружьем Лядьским, яко невольныки и плинныки, булы принуждены выконать, когда самы Поляки, до зломания тоей присяги суть выною и початком, самы первые поломавшы, мыло волю, права и вольносты Козацкии и Малороссийскии, присягу свою на приязнь пры ненарушимой цилосты давних прав я вольностей Козакам и усим Малороссиянам учиненную; пятое, що из власных людей тры тысячи драгуныв, пред Койдацкою битвою в прежней стражи бувшии, вирность и присягу свою зломалы и Гетьманов Коронных оставылы, к нам добровольне прысовокупылыся, так для того им було управленными в своих заслугах, якож и для того им разумылы ненависть и злобу Гетманов своих Коронных и всех Панов Польских, ко всим нам Малороссиянам бувшую и на всеконечное нашое и виры нашой православной искоренение и потребление велыким гнивом устремывшуюся, изволылы
лучше послидовать нам Малороссиянам, при правди и истыни сущим, за права и вольносты свои стоящым, ниж своим Полякам неправедне на искоренение наше повставшим и гордостною яростию воспаляемым; шестое, и для того ласка Божия и помощь Его всесильная при нас буты можеть; не пры обыдах наших зачалы войну сию с Поляками, не без видома и позволения Пана нашого найяснийшаго Корелевскаго Величества Владислава IV, который року 1633 во время щастлывой своей коронации бувалым и нам при оной и иными значными войска Малороссийскаго товарищами прикладом прежних найяснийших Князей и Королей Польских антыцессоров своих вси наши войсковыи и Малороссийскии давнии права и вольносты при особливом утверждении виры нашой православной новым своим на поргаменти краснопысанным Королевским подписанием властной руки и при завичистой Коронной печати ствердывшы, прывылием отправив нас яко отец ласковый, ударовавши каждого начальными подарками, а при отправки нашой, на едини бувшей устне, его Велычество до нас мовыв:-Абысьмо по прежнему Гетьмана соби поставылы и при своих правах и вольностях крипко столы неподдаючись оным Полякам в попраные щитятыся его Королевскымы и инымы прывылиями. А естлиб Панове Польскии, або дозорцы, тых прывылиев не слухалы, то маете, мовыт Его Королевское Велычество, мушкет и шаблю пры боку: тымо про то можете бороныты свои од Поляков поврежденныи права и вольносты. - Посля чого в кильки лит гди непрестанно диялысь одь Поляков биды и крайнии разорения, тогда знову мы вси з Барабашем суплыковалысьмо, о том через нарошных послов нашых, до его Королевскаго Велычества Владыслава Пана своего мылостываго, который пры отправи их яко словесно тако и прыватным лыстом своим Королевским до Барабаша и до всих нас козаков теж свое Королевское прежде нам слово мовленое: же на оборону прав мием мушкеты и шаблю-подтвердыв и повторыв слово. Поневаж Полковнык Барабаш не друг и нежелатель добра отчизны нашой, яко такое мылостывее слово и позволеиие так и прывылегию Королевскую таив, и без жадной пользы Малороссийской крыв у себе, не стараючись о неизбрании Гатмана Козацкаго а ни о увольнении от бид людских усего народа Малороссийскаго, теды я Хмильницкий, взявши Господа Бога на помощь и отыбравши шнучным образом у Барабаша прывылегии Королевскии, мусылем сие военно с Поляками зачаты дило, на которое его Королевскаго Велычества самой превелыкой особы, войною на нас порушения ни гди не чаем, так для того, же зачалысьмо сию войну с Поляками за позволением его Королевским, яко и для того, же Поляки леще его Королевскую превысокую персону у себе важаты Мандатов и прыказов его не слухалы и непрестанныи Малороссии утиснения налагалы. А еслы Король, иж есть войску всему глава, сам в войску Польскому протыв нас не пойдет, и то мы Панов Польских и их много собраннаго войска яко тила альбо ока без главного ни млийше устрашитыся нехотилы. Бо еслы ветхый Рым, иже всихих Европейских градов материю нарещися может, многими паньствами и монархиями владивый и о шесты стах чотыридесяты и пяты тысячь войска гордывыиисн, з давних оных виков далеко меньших против помянутой воинственной силы Рымской Валечных Руссов с России, от помория Балтыйського альбо Нимецкого собранных, за предводительством Князя их и ион був взятый и чотырнадцать лит обладаемый: кто может тепер Кштальтом оных древних Руссов, предков нашых, кто может возбраныты дилносты и уменшыты отвагы Лыцарской. Що вам братии нашой обще велел предложивши и до разсуждения здраваго подавши, оспих ваш г нам в обоз под Билую церков прылижно и пылно жыдаем и им же зычым от Господа Бога здоровья и благополучнаго увсиому узнаты поважения."
" Дан в обози нашому под Билою церковью, и року 1648, мисяца Маия 28 дня."
Мы не смели потомкам Хмельницкого предложить слова нашего Гетмана на его языке; покланяясь мысли гения, мы слепо списывали эту речь, исполненную политики, отваги и красноречия. Здесь проявляется вся дальновидность спасителя Украйны, все уменье властвовать над умами пылкими и благородными народа и войска, почитавших его Булавою Гетманскою.
Перевод как этого манифеста, так и всего того; что находится в сей истории на языке Малороссийском, помещен в приложениях.
ГЛАВА ХIII.
Бой под Каменцем. Подвиги Родака и Худорбая. Битва Корсунская. Взятие Бара. Вронский. Взятие Новгорода-Северского. Харкевич. Мирные предложения. Битва под Пилявцами. Представление от Хмельницкого к чинам республики. Смерть Владислава. Письмо Киселя. Печаль Гетьмана по Короле. Письмо к Царю. Контрибуцыя с Брод. Просьба от Липулы. Осада Львова. Осада Замостья. Очищение страны от Поляков. Приход Тимовея с Тугай-Беем. Коварство Хана Костати. Письмо от Силистрийского Паши. Хмельницкий отделывается от Тугай Бея. Поход Тимофея в Молдавию. Дорошенко. Станай. Артазий. Носач. Гетман в Киеве. Отец и избавитель отечества. Речь Гетмана. Посольство в Москву. Гуляницкий. Ответ царя. Бутурлин. Запорожцы на Сейму в Варшаве.
Хмельницкий получил вести от Кривоноса, что Гетман Калиновский бежал бою под Каменцем, пробирается с свежим Польско-Литовским корпусом в Подолию, и что, по словам обывателей, уже переправился чрез Случь; от Родака, что на реке Припети сведал он о походе Радзивила в Северию, отправился за ним в погоню с своим отрядом, и застал его близ Городни. Радзивил торжествовал тогда, как видно из Родакова донесения, победу свою, одержанную над Хоружим Буйносом и Полковниками Гладким и Худорбаем: в той битве мы лишились Буйноса, Гладкаго и Полковаго Асаула Подобая; вьюки наши с запасами и с артиллериею достались в добычу неприятелю. Худорбай с остальными козаками присоединился к Родаку; они сошлись в Гомельщине. Родак с крайнею поспешностью приблизился к табору Радзивила. Тут он проведал, что войска Польские, обрадованные победою, безнечно покоятся в лагере, а иные пируют и пьют вино. Тогда он напал на них из за лесу всеми силами, угнал неприятельских лошадей, которые паслись, и, дав залп из ружей и орудий по Польскому табору, устремился туда с копьями. Воины Радзивила, невооруженные, полунагие, кидались взад и вперед, не знали что хватать, одежду или оружие, и были истреблены козаками; небольшая только часть их разбежались: сам военачальник едва успел перебраться вплавь чрез речку и скрыться в лесу с лучшею конницею. Его великолепные буфеты, сервизы, экипажи и весь обоз войсковой с запасами и артиллериею, все досталось козакам. Драгоценнейшим оружием и дорогими конями наделены были многие тысячи новых воинов; и корпус Родака с Худорбаем пошел на Новгород-Северский для дальнейших поисков над Жидами и Поляками.
По донесению Кривоноса, Гетман предписал ему возвратиться с своим корпусом в Подолию, и на пути держаться в стороне правого Фланга неприятельской армии. По тому ж повелению, Кривонос писал к Обозному, Носачу, чтоб тот с ним сблизился и поспешил из Галиции.
Гетман выступил от Белой церкви, и пошел по дороге Корсунской. Пройдя через Корсунь, он получил известие, что армия Польская приближается действительно, Поляки стояли уже между Стебловым, и Корсуном. Хмельницкий оставил обоз свой под городом, а пехоту и артиллерию расположил в садах и городских пасеках; ночью была отправлена легкая партия к Кривоносу с повелением, чтоб, сближась с Польскою армиею, он ничего не начинал, но дождался бы первой пальбы из пушек, направленной из города, и наступил бы тогда в тыл неприятелю. Так распорядился Гетман и 27 Июня, в Пятницу, двинулся в бой. Поляков известили, что войска Хмельницкого разделились на многие отряды и разошлись в разные стороны. Они надеялись застать Гетмана с малыми силами, укрывающимися в Корсуне, и предположили напасть на него. Он встретил их конницею, начал их забавлять ничтожною перестрелкою, кружил перед ними и с видом нерешимости подавался назад, ближе к городу; но Поляки наступали час от часу с большим жаром: не осматриваясь ни назад, ни в стороны, шли центром вперед и вперед, прямо на пехоту, закрытую садами и рвами огородов.
27 Июня.
Нечаянный и весьма близкий залп из всех орудий вывалил у них целые ряды. Это было первым действием пехоты. Несколько выстрелов, повторенных, вовсе смешали и опрокинули Поляков; копья все дело довершили. Бросив пушки, неприятель кинулся назад в безпорядке; тут явился Кривонос и начал пальбу по нем из пушек и ружей прямо в лицо; а сам Гетман, оборотя коней от города, нагнал их, чтоб окончить истребление. Тогда, не зная куда бежать, бросаясь во все стороны, они покинули все имущество, все запасы, все орудия на поле сражения; и погребено их было более одиннадцати тысяч.
Граф Синнвский, Донгоф Прзиемский были взяты в плен, и Хмельницкий подарил их Тугай-Бею, который за одного Синявского взял окупу двадцать тысячь черевонных; а Гетман Калиновский успел спастись тем только, что когда козак догоняя начал его трогать пикою, то он бросил ему кошелек с червонцами и золотые часы.
Кривонос пошел от Корсуня к городу Бару, куда, как было слышно, собрались Поляки из Волынии и Подолии. Будучи побит Вишневецким близ Константинова, он подошел к Бару, и застал его в оборонительном положении, с достаточным гарнизоном. Первая попытка его была неудачна и сопряжена с значительною потерею; недостаток в осадной артиллерии заставил его прибегнуть к хитрости. Навязав множество сена и соломы в снопы, ночью набросал их во рвы городские и поутру зажег; дым от мокрой соломы, густой и удушливый, покрыл ту сторону валов и города, которая была под ветром. Пехота, выигрывая время, приготовила лесницы для того, чтоб взобраться за дымом на валы; народ и гарнизон кинулись защищать от огня строения, началась пальба по городу, а пехота козацкая под гром орудий, пользуясь дымным мраком, всползла на городской вал. Вошедши в город, козаки отбили ворота и впустили остальное; войско с артиллериею. Силы осаждающих внезапно и
пылко кинулись резать гарнизон; не долго сопротивлялись осажденные и побежали в замок, но и там не спаслись: погоня ворвалась туда по их пятам, и в замке уже началось ужасное истребление, в особенности Жидов и семейств Жидовских. Из них ни одного в живых не осталось. Около 15,000 трупов было выкинуто в овраг из города. Поляки, найденные с оружием, были выбиты; остальных отпустили в Польшу. Между пленниками был Гетман Потоцкий. Город был разграблен, и, отдав его под начальство тамошних Малороссиян, Гетман оставил в нем козацкий гарнизон.
Кровожадный Князь Иеремий Вишневецкий так был озлоблен взятием Бара, что всех козаков, ему попадавшихся, велел вешать без разбора; в Немирове сажал их на кол, вырывал глаза, присутствовал сам при казнях, кричал палачу: "делай так, чтоб они чувствовали, что умирают и кажется оправдал прозвание Кючюк Шейтана, которое дали ему Магометане.
За то, Полковники Остап и Ганжа, вооружив толпу крестьян на Панов и Униатов, отдавали тела убитых дворян, жидов и духовенства собакам на съедение; Князю Янушу Четвертинскому отрубил голову, под Тульчиным, Малороссиянин, его собственный мельник, а женою его завладел Остап.
13 Июля получено было Гетманом донесение от Родака из Северии: он очистил от Жидов и Поляков Чернигов, с окрестностями, и Стародуб, с Стародубщиною. Теперь он спешил к Новгороду-Северскому, куда, как слышно было, собралось много Поляков, и пришли войска их отрезанные от Литвы, Смоленска и Белоруссии.
На пути встретил его, близ Гремяча, Новгородского повета Хоружий Фесько Харкевичь. Он привел к нему сто десять старых отставных регистровых Новгородских козаков, и разсказал о состоянии и числе Польских войск, затворившихся с Шляхтою в Новегороде, в замке. Там начальствовал Воевода Северский Ян Вронский.
Граждан было в городе немного, после убийства и разрушения, в нем произведенного толпами Поляков, таскавшихся с Самозванцами. Новгород-Северский не успел ни населиться, ни обстроиться. И так граждане не сопротивлялись Родаку; он подошел к городу спокойно, ни кем нетревожимый, расположился у потоков Ярославских и начал приступ из Зубровского рва, где некогда был зверинец и содержались Княжеские зубры. Город был занят без обороны, но замок был в лучшем оборонительном положении, и Родак нашел его неприступным: искуственные укрепления, глубокие овраги, высокие горы, пушки одна возле другой разставленные, огромные бревна, которые висели на покатах гор и которые, будучи опущены, могли бы передавить множество осаждающих, -все это заставило Родака задуматься. Несколко раз однакож покушался он на приступ, несколько раз начинал перестрелку: успеха не было. По счастью, узнав, что из замка есть подземный ход в самую Десну, велел он вырыть поперечный прокоп, который привел бы в бок того подземного хода; и когда земляная работа была кончена, то в условленный час, ночью, осаждающие бросились на замок. Несколько сот отборных козаков в тоже время пошли подземельным ходом; шум, который мог произойти от их приближения, был заглушен пальбою и криком наступателей; они взошли в замок, и ударив нечаянно Полякам в тыл, пустили ракету за известие. Поляки стали защищаться внутри крепости; а в то время Родак бросился к воротам, вышиб их и вломился туда с целым войском. Гарнизон Вронского потерял всю бодрость: начали прятаться в строения, под пушечные лафеты; но козаки везде их находили и почти всех перерезали. Воевода Вронский, видя неизбежную смерть, обещал козакам показать запасы и сокровища, зарытые в землю, и тем вымолил пощаду себе, и не многим другим товарищам. Но когда вели их по городу, и против собора Воскресенского встретил он Хоружаго Харкевича, то пришел в неистовство, выругал его "Зрадцею и Схизматиком" и дал по нем выстрел из пистолета, который был у него спрятан в рукаве. Харкевичь отвечал тем же. Раненный Вронский упал; козаки, остервенясь, добили его и изрубили в мелкие куски. Та же участь постигла и всех остальных пленников, что впрочем не спасло Харкевича.
Гетман и его Старшины были везде победителями. Казалось бы, пора настала Полякам просить мира. И действительно, слух распространился, что едут коммиссары Польские с мирными предложениями; война притихла. Коммиссары явились; главою их был Адам Кисель; с ними были статьи, по которым Поляки с Хмельницким соглашались мириться.
По содержанию можно было полагать, что их писали победители к побежденному.
" 1. Козаки должны освободить немедленно всех пленных Польских дворян.
" 2. Должны отстать от Татар и снова присягнуть республике в верности.
"3. Койдаку оставаться в его прежнем положении.
" 4. Виновников бунта немедленно выдать для отсылки в Варшаву.
" 5. Выдать письмо Владислава IV к Барабашу.
" 6. Привиллегии козаков и права их должны быть определены особою для того Комиссиею.
Хмельницкий выгнал послов, и выступил из под Корсуня, а с ним и Генеральный Обозный Носачь, возвратившийся из Галиции. Они пошли к Случи. На пути пришло уведомление, что армия, состоящая из Польских войск и наемных Немцов, по тогдашнему-из региментов чужеземных, идет козакам на встречу, и расположилась при местечке Пилявицах.
Это войско, казалось, шло на пир, или, как говорят наши летописи, не к битве, а к свадьбе приготовилось. Латы солдат были в позолоте; на шлемах драгоценные перья; шитые золотом ковры служили попонами, збруя горела как в огне, отделка седел превосходная. Старшины и рядовые горстями кидали золото, и следовательно, кидая одним, грабили других. Толкуя о козаках Хмельницкого, они говорили что для укрощения этой мужицкой сволочи "нужно не оружие, а плети и кнуты." Но наконец хвастуны достигли до такой наглости, что читали особенного содержания молитву, а именно: " Боже благий! не помогай ни нам, ни козакам; будь только зрителем; и Ты с удовольствием увидишь, как мы их оптотчуем."
Главнокомандующим был тогда в войске Владислав Доминик Князь Заславский, человек вовсе невоинственный, а его помощниками Александр Конецпольский, не весьма опытный, и Николай Острорп, ученый того времени.
Едва Поляки начали располагаться станом и готовить укрепления, Хмельницкий набежал уже на них. Это было в праздник Преображения, 6 Августа, во 6 вторник. Был разсвет. Сражение началось жаркое с обеих сторон. Драгуны Немецкие, построенные весьма правильно, шли фрунтом на козаков. Допустив на карабинный выстрел, козаки дали по них залп из винтовок, разсыпались и, надеясь на их непроворность, заскакали в тыл. Пока те успели поворотиться назад целым фрунтом, часть их уже была переколота; а другой наш отряд стал докалывать их и сзади; вскоре драгуны разстроились. Немецкая пехота сражалась отчаянно; храбрость ее была равна искусству и опытности; быстрая в движениях и опытная их артиллерия была губительна для нашей пехоты. Приметив это, Гетман прикрыл ее конницею, и занимая Немцев наездами, начал кружить. А между тем козацкая пехота обогнула неприятелей, прошла неприметно в местечко, оттуда садами и жилищами на средину Польской армии, и давши всеобщий залп, кинулась, по обыкновению, подымать Поляков на копья; те не устояли, бросились в бегство и смяли пехоту Немецкую. Увидя ее тыл, Гетманская конница наскакала, смешала ряды, разстроила линии и захватила артиллерию. Тогда вся Польская армия, второпях, и смешенная, прежде попятилась назад, потом оборотилась спиной, разбежалась врознь, и, если б не ночь, весьма темная, то не много б спаслось от истребления, хотя впрочем и так Поляков и Немцов сочтено убитых более десяти тысяч, а в том числе и множество офицеров. Хмельницкий с приличною почестью похоронил последних в Польском Костеле.
6 Августа.
Обоз, состоявший из 100,000 подвод, достался козакам. Богатства эти были случайно для козаков увеличены свадьбою одного из Магнатов в Пилявцах; к нему съехалось множество знатных Поляков с семействами. Но Гетман велел всех их отпустить, а забрать только у них серебро, золото и все драгоценности.
Из взятых под Пилявцами пленных, Хмельницкий отпустил одиннадцать офицеров, иностранцев, только взял с них честное слово не воевать против козаков, а тринадцать пленников переслал к сыну своему Тимофею для отдачи в подарок Хану. Потом написал представление ко всем чинам республики. Оно было следующего содержания:
"Свидетельствуюсь небом и землею и самым Богом Всемогущим, что поднятое мною оружие и пролитая им многая кровь Христианская есть дело рук некоторых Магнатов Польских, противящихся власти найяснейшего Короля, сего помазанника Божия, и милостивого отца нашего, и следующих тиранским своим склонностям и вымыслам на пагубу народа Русского. Они то жаждали крови человеческой, они искали жертвы сей законопреступной и варварской, и пусть ею да насытятся, а я умываю руки пред народом и всем светом, что ни мало неповинен есмь в крови сей Христианской и единоплеменничей. Известны все чины, известен и сам наш Король, да и самые архивы Государственные засвидетельствуют, сколько было представлений, сколько было жалоб и просьб, самых горчайших и убедительнейших, от чинов и народа Русского, о чинимых им, от распутных и своевольных Поляков и их пьяного воинства, самых несносных насилиях, грабежах, убийствах и всех родов тиранствах, многочисленных и разнообразных, и в самых диких народах едва ли известных. Но никто по тем жалобам не внял ни мало, никто не сделал по них хотя обыкновенного разбора и удовлетворения; самые жалобы сочтены наконец преступлением и злоумышлением. Оставлен и брошен несчастный народ сей на произвол одного своевольного жолнирства и хищного жидовства, и повержен в самое неключимое рабство и поношение. Все ему было преграждено и воспящено, и доведен до того, что никто в нем более не проречет, ни возопиет. И так, единоплеменные ему, Поляки ни только не познавали: уже единокровной братии своей Савроматов, но не признавали его даже и за создание Божие, и всемерно презирали и поносили, наддав ему презрительные титулы хлопа и Схизматика. Заслуги воев Русских, тяжкие брани их с иноплеменниками, подятые для обороны и разширения пределов Польских, забыты и безстыдно попраны и презрены Поляками. Пролитая за них кровь Русская и падшие на полях ратных тысячи и тьмы воев Русских награждены от них виселицами, сожигательством в медных быках, спицами и всех родов мучениями и варварствами. Но правосудие Божие, назирающее дела человеческие, престало терпеть таковые лютости и безчеловечия, и подвигло народ к обороне собственного бытия своего, а меня избрало слабым орудием воли Его. Сей промысл Божий явно доказан поражением Поляков, весьма неравными им, силами козацкими на семи главных сражениях и на многих штурмах и битвах. Армии Польские избиты и разсеяны; многие вожди их и начальство истреблены, также немало предано их в плен Татарский, да тоею мерою, ею же мерили, возмерится и им! Остается руиновать жилища Польские истреблять семейства их, во отмщение Русским, сие претерпевши! Но я суд Божий на душу мою призываю, что не желаю и не ищу мести, постыдной Христианству и человечеству, и подлежащей единому Богу и Его правосудию в день он, во он же истязаны будут Царие земстии и предержащии власти мира сего, о всем погибшем от них и чрез них в человечестве и о невинной пролитой ими крови, от самых времен, братом убитого, Авеля. И так отзываюсь о тебе, найяснейший Король, справедливый и любимый Монарх наш, отзываюсь и к вам, Советникам его, и всем Вельможам Польским. Убойтеся Бога милосердного, потребите вражду и отриньте злобу ее, губительную собственным своим народам; возстановите в них мир и тишину, да поживут, и вас прославлят! Сие единственно от вас зависит, а я всегда готов исполнить то, чего долг мой и обязанность к Богу и народу от меня требуют."
Посылал ли Хмельницкий к Хану Крымскому представление на показ, о том не известно. Но Энил говорит, будто бы Хан приложил свою записку к Королю и Магнатам. "Помыслите сами, до чего довело вас высокомерие. Прощайте и ожидайте нас скоро в Варшаве и Кракове."
Пленники, Косяковский, Червинский и Оссолинский взялись доставить Королю и Магнатам представление, и Гетман отпустил их на честное слово, что чрез две недели доставят ему ответ, а в противном случае сами явятся и перескажут мнение Правительства. Но ответа и возвращения этих трех пленников Гетман ждал напрасно. Это было только честное слово, и рыцарские подвиги Поляков прежних времен вышли тогда в Польше из употребления.
Владислава уже не было в живых. От каменной болезни и от лихорадки, он скончался в Меречи. Извещая о том Хмельницкого Воевода Адам Кисель писал к нему следующее: "Тебе и сподвижникам твоим не безизвестно, что я один из Сенаторов покровительствуя вере, церквам, правам Российским, состарелся в сем попечении и желаю умереть в нем. После битвы под Кумейками никогда не обагрял рук в крови своих единоверцев и непричастен постигшим их бедствиям: они последовали вопреки воли и моих представлений. И так, я имею право на твою доверенность. Прошедшее предадим забвению, война и изчадия ее, голод, язва, суть наказания, посылаемые свыше, и речь посполитая почувствовала их в полной мере. Желать продолжения оных на гибель отечества, ест дело беззаконное; мщение Божеское следует отклонять молитвами; свое укрощать раскаянием и пещись о заживлении, а не о растравлении ран. В междоусобной брани, славнее для победителя влагать в ножны меч свой, нежели обнажать его на новое поражение. Хмельницкий! Не оскорбляй величия Божия, не нарушай спокойствия общего; отошли Татар в их улусы, распусти козаков, отправь посланников своих в Варшаву с изъяснением истинных причин возмущения вашего и обид, нанесенных войску и тебе самому. Удостоверь речь посполитую в верности, впредь никогда неизменяемой. А я клянусь Святою Церковью, общею матерю нашею, клянусь всеми священными правами древнего родства с народом Русским: что буду споспешествовать делу вашему со всякою готовностию, со всевозможным тщанием. Единственное желание мое-доставить праведное успокоение земле и отечественной вере от тех зол, в которых они толь долгое время стенают."
Так, движимый любовию к отечеству, единоверец Хмельницкого, Брацлавский Воевода и Сенатор Адам Кисель увещавал Гетмана и надеялся примирить обе стороны. В душе свой сам Гетман желал прекращения кровопролитий; его трогательное представление доказывает его чувства: но предшественники его испытали на себе честь Поляков времен Сигизмунда и Владислава, и он был дальновиднее Косинского, Наливайки, Павлюги, Остряницы.
Получив известие о смерти Короля, Хмельницкий еще более озлобился на Поляков. Король Польский Владислав IV, по словам нашей летописи, имевший всегда патриотические мысли о народе Русском, намерен был окончить борьбу козаков с Поляками утвердить древние права народные, объявить Малороссиян народом вольным, каким всегда были они, присоединившимся как равный к равным, отнюдь не завоеванным. Таковы были намерения Владислава. Но Примас Иеремий Вишневецкий и другие Мигнаты не хотели слышать о мире. Бурно волновался Сейм, послов Хмельницкого выгнали. Опечаленный таким поступком-так сказано было Гетману-Король, не видя способов наказать бунтующих Панов, впал в задумчивость, в печаль, и скончался. Еще хуже было подозрение Хмельницкого на Примаса, который, будто бы злобясь на Короля за письмо к Барабашу, чрез духовника Урабана отравил его. Но как бы то ни было, Хмельницкий горько заплакал, велел по всем церквам во всей Малороссии править о душе Королевской сорокоусты и панихиды, и вписать его в церковные поминальные субботники, приписав к имени Владислава: "пострадавшего правды ради за народ благочестивый".
Между тем возобновил войну.
В это время козаки перехватили за Киевом Стародубца Григория Климова, отправленного от Севского Воеводы Леонтьева к Адаму Киселю. Гетман велел отобрать от него бумаги и уведомил Воеводу, что посланец его, хотя и не к нему Гетману отправленный, принят и препровожден обратно с честью; письмо к Киселю будет отослано, а Климову вручена на имя Царя, Светила Русского, грамота, которая была бы верно доставлена." Хмельницкий извещал Государя об одержанных победах над врагами веры и свободы, о взятых в плен Польскик военачальниках, о желании видеть над своею землею Самодержца, подобного ему, Христианского, православного; совитовал немедленно обратить оружие на Поляков, и удостоверял в готовности своей, и войска козацкаго, оказать России возможные услуги. На словах, поручил гонцу донесть Воеводам Севским, чтоб Государь снабдил Запорожское войско денежным жалованьем, возпользовался бы удобностью отобрать от Поляков Смоленск, и надеялся б на помощь Козаков и Хана, который обязался три года воевать за Малороссию против Польши и Литвы. Гетман подозревал Царя на этот счет еще в Мае, но успокоил его Путивльский Воевода Плещеев, объявив, что находящиеся на границе Русские войска собраны против Крымцев, а не Козаков не смотря на то, Гетман продолжал не доверять, и укорял Плещеева в тайных сношениях с Поляками.
29 Августа войска наши выступили от Пилявцев в Галицию. На походе, Гетман отрядил в обе стороны над дорогою по нескольку партий, приказав им отащать города и села от Жидов и Поляков, возстановлять прежнее Русское правление, возвращать права, свободу и обычаи; в тех же занятиях и сам проводил время на походе. Поляки и Жиды, которые, неповелевая народом, занимались торговлею и промыслами, были ремесленниками-остались на местах без всякого притеснения. Броды, город обширный и торговый, наполненный почти одними Жидами, оставлен был свободным, признан Малороссиянами полезным для них самих, по оборотам и заработкам, в нем производимым окрестными жителями. И только взята была с Жидов весьма умеренная контрибуция сукнами, холстом и кожею, для пошития мундиров обуви на войско регистровое, да незначительны: провиант для продовольствия.
На походе, к Гетману прибыли Бояре Молдавские: Ваница, Каруза, и двое других. Они подали от Господаря Липулы письмо, в котором была жалоба что Господарь Валахский, соединясь с Ракочием, Князем Венгерским, без объявления войны, без всяких претензий напал на Молдавию, разорил страну, и самого Липулу согнал с правления. С согласия Султанского, просил он помощи у Хмельницкого, по близости от Молдавии на сей раз победоносных войск Козацких, им Хмельницким командуемых с такою громкою славою, каковая во все стороны распространилась, а особливо Турков восхищает, яко гнушающихся всегда вероломством и нестоянством народа и Правительства Польского; но сами Турки помогать ни кому теперь не в состоянии, по причине ненадежного положения их с соседними державами, а паче с Венатами и Египетскими Беями."
Хмельницкий принял благосклонно посланников и отвечал Господарю письменно, а Боярам на словах, чтоб доставили ему письменное заверение от Порты о испрашиваемом от страны, находящейся под Султанским покровительством; а без того никакие правила политики, никакие законы народного права не позволяют ему входить в чужую землю с вооруженною силою. Когда же получит он заверение письменное, тогда готов защищать правого против врагов, столь безсовестных и вероломных, а до того времени предлагает Господарю приехать с штатом своим в Могилев на Днестре, и жить там как гостю, под охранением тамошнего гарнизона.
Достигнув города Львова, недавно оставленного Польскими Военачальниками, Гетман осадил его со всех сторон. Престарелый Христофор Арциссевский, искусный в военном ремесле, служивший прежде в артиллерии, был начальником гарнизона. Но город был укреплен посредственно, войска в нем было мало; запасов съестных не было. Нельзя было устоять осажденным. А Гетман имел уже у себя достаточное число инженеров и артиллеристов: многие пленные иностранцы вступили к нему в службу; они открыли траншеи против замка и города. Пальба оттуда была слаба; несколько сот бомб и ядер, туда брошенных, причинили многие разорения: жидовская синагога вспыхнула; от нее загорелись купеческие лавки; граждане выслали депутатов с просьбою к Гетману о пощаде города. Они объявили, что никогда не хотели запирать ворот, что одни войска оказывали сопротивление, что эти войска не в городе, а в замке, и что граждане не только с ними не согласны, но терпят от них великое угнетение и безпрестанные своевольства. Согласись насчет контрибуции, которую должно было потребовать в пользу войска, Гетман взял у них, сорок девять заложников, и заняв город, приступил к замку. Арциссевский упорно защищался; козаки встащили на костел несколько пушек, и начали ядрами громить внутренность замка. Бомбы летали туда из траншей. Наконец Арциссевский выставил белое знамя; выслал депутатов, и просил пощады, отдавая замок и все запасы на волю победителя. Капитуляция была подписана, и гарнизон отпущен в Польшу обезоруженный, и на договоре, не служить никому из них, ни рядовым, ни чиновникам, противу Козаков. В противном случае, кто будет взят в плен с оружием в руках, казнь безчестная, то есть виселица, тому будет наградою. Город по условию выдал Гетману и Хану сто тысяч битых талеров, сукон семьдесят пять поставов, много съестных припасов и других мелочей для войска.
Оставив город под управлением граждан, Гетман дал им гарнизон, а из урядников своих- Коменданта, и продолжал путь к Замостью. Везде на пути с Жидами и Униатами была одинаковая расправа, называемая очищением селений Русских. Приближась к городу, козаки были встречены у предместья сильною ружейною пальбою из садовых и огородных рвов, где засела Польская пехота. Но отряды, посланные Хмельницким, скоро выгнали Поляков из засады часть их перебили, часть взяли в плен; другие ушли в замок. Лишь только началась осада, городские ворота отворились, и в них показались толпы обывателей. Хмельницкий послал проведать, кто эти люди, и для чего они вышли? Донесено было, что эти люди суть граждане, и просят позволения явиться к Гетману с просьбами и с мирными предложениями. Он их принял: то были Жиды и Поляки, купцы, ремесленники и промышленники. Став на колени перед Гетманом, умоляя, чтоб принял их под свое покровительство, они объявили, что замок и гарнизон не имеет с ними не только согласия, но и сообщения, а зависит от особенного Коменданта, который, как и все войско его, угнетает их своевольством и требованиями.
Комендантом замка был Элбингский Кастеллан Лудовик Вейгер. В замке заперлось многочисленное дворянство: взять его было приятно Хмельницкому. Обещав гражданам не делать им ни какого зла, если сами не подадут к тому повода, занял город, и начал распоряжения к штурму замка. Из обывательских домов, были взяты все лесницы, все так называемые драбины возовые. Три недели готовился Гетман к осаде, требовал скупу 200,000 червонных. Но ЗамостскЙ за.мок освободился 20,000 злотых, которые, по словам Польских историков, тогда же возвратились и вознаградились дворянству десятерицею; ибо оно тут же начало покупать у козаков за безценок разные драгоценности. Едва ли впрочемь это заключение Польских историков справедливо; не утешают ли они себя в небольшой неудаче? Не опасно ли было Польскому дворянству торговаться с козаками, да и Гетману ли дело позволить такую торговлю? Совершенно иначе разсказывают Малороссийские летописи это произшествие. На разсвете, наша пехота всползла на валы, и спустилась в замок. Там никого не было; часовые по батареям изредка перекликались ночными обыкновенными сигналами; они оробели, увидя приближение козаков, стали на колени, и от имени "Святейшей Панны Марии " просили пощады. Во славу столь великого имени, пощада была им дарована, и они разсказали войску, что Польский гарнизон ночью, скрытными воротами, вышел из замка, оставив больных и раненных да несколько часовых. Замок был занят: военных запасов в нем было найдено довольно; но ни хлеба, ни других вещей не нашли. Оставя гарнизон в замке, а в городе прежнее Начальство, и взыскав с граждан легкую контрибуцию, Гетман продолжал путь.
Он направил его к местечку Полонному. По дороге посетил Владимир, Острог, и другие Русские города. Отовсюду выгонял Поляков, везде возстановлял прежнее, Русское устройство, а с владельцев и управителей Польских, взяв с каждого изрядную контрибуцию, отправлял их за Случь. От чего, говорит летопись, тогда вошло в пословицу: " Знай, Ляше, що по Случь наше."
Замечательно, что Польские историки везде в этом походе Хмельницкого видели Татар. Пасторий уверяет, что под Корсуном было их сорок тысяч; Бандкте говорит, что под Пилявцами было их шесть тысяч, и так далее.
Приближась к местечку Полонному, Хмельницний встретил сына своего Тимофея, идущего из Крыма с тамошним Мурзою Тугай-Беем, и с четырьмя тысячами Татар, по Ханскому обещанию. Ислам писал к Гетману, что медленность в присылке войск происходила от нерешимости Порты в ее военных предприятиях, в которых и он должен был участвовать.
Тимофей разсказал отцу наедине, что Хан никогда и не был намерен помогать Малороссии, а манил и очевидно обманывал его, и думал, по-соседству, во время замешательств и изнеможения, чем нибудь попользоваться от нашего отечества. Для этого имел он сношения с Князем Иеремиею Вишневецким. Армянин Джержий, человек богатый, крымский купец, торгующий в Польше, возил от Хана к Князю, и обратно, письма чрез Молдавию и Валахию. Когда же, в прошлом году, он, Бостанджи, приехал в Крым от Султана с тайными бумагами, то Хан начал оказывать Тимофею необыкновенные и до того не бывалые почести, и наконец велел Тугай-Бею собиратся в Малороссию с 4000 корпусом, Между тем, помощию подарков, молодой Хмельницкий успел выведать от Ханских придворных содержание бумаг, привезенных из Царяграда.
Султан писал о великих успехах Гетмана, о изнеможении Польши, и приказывал Хану, чтоб он старался преклонить Хмельницкого к подданству Порте, на правах Молдавии, Валахии, и самого Крыма; чтоб Хан ничего не щадил в угождение и услуги Гетману и народу Русскому. Не смотря на это, один из дворцовых чиновников, при отправке Тугай-Бея, подслушал разговор Ханский, и пересказал его сыну Хмельницкого. Прощаясь с своим Мурзою, Ислам сказал: " помни всегда и не забывай, что хитон ближе к телу, нежели чекмень".
Такова-то помощь Татарская под Корсунем, под Пилявцами, под Львовым, Замостьем, и во
всей войне Хмельницкого, в эти два первые года Гетманства его. Увидим их помощь и в остальные.
Тут же у Полонного, чрез Молдавского Боярина Костати, Гетман получил письмо от Узук-Алия Паши Силистрийского. Изъявляя волю Султанскую в фирмане, им полученном, он просил Хмельницкого о вспоможении Молдавскому Государю Липуле на его неприятелей. Войска Турецкие не могут, писал он, действовать в этом деле, по важным политическим обстоятельствам; но Султан много одолжен будет Гетманом, и постарается отблагодарить его взаимною услугою. Хмельницкий обрадовался неожиданному случаю отделаться от Тугай-Бея приличным образом. Татары, от рождения склонные к хищничеству и коварствам всех родов, безпокоили его. Он два года обходился без них. Ныне, когда война должна была затихнуть, он вовсе не имели в них надобности. И так, прием его Тугай-Бею был обольстительный; приязнь, дружба, благодарность были расточены перед Мурзою; наконец, мало по малу, он согласил Татарина отправиться в Молдавию с Тимофеем. Восемь тысяч охочекомонных и регистровых козаков и четыре тысячи Татар пошли к Господарю на помощь. Главнокомандующим был объявлен Тимофей, под руководством Обозного Генерального Носача. Полковниками были Дорошенко, Станай и Артазий. Корпус выступил в поход Сентября 17.
Хмельницкий распустил войска свои на зимние квартиры; а сам от Полонного, с своею гвардиею, состоящею из Чигиринского полка и трех сот волонтеров, пошел в Киев для принесения благодарственных молений Богу за освобождение Малороссии от ига Польского. 1-го Октября, в воскресенье, вступил он в город. Чины, козаки, знатнейшие граждане заблаговременно туда съехались. Они, и с ними все народонаселение, встретили великого мужа и благодетеля отчизны за городом; изъявляли ему невыразимую благодарность за безпримерные подвиги и труды, понесенные на благо Малороссии, и поднесли ему наименование "отца и избавителя народа и отечества. " Он отвечал краткою речью, изъявил признательность за почести, ему оказываемые, и в особенности за воинов, которых каждое семейство присылало к нему, и которые с таким мужеством во бранях подвизались.
1 Октября.
Вступив в город, он прямо пошел в соборную Софийскую церковь. Там, по окончании Литургии и благодарственного молебствия, обратясь к чинам и народу, увещавал их, всегда пребыть к Богу; благодарными, к отечеству усердными и ревностными, между собой дружелюбными, и напоминал им, чтоб не забывали обязанностей своих в отношении к Малороссии и к своей свободе; "а без того, продолжал он, вы можете опять быть низринуты в рабство: непримиримые враги наши Поляки только избиты, только изнеможены, но не уничтожены. Приметив нашу слабость и несогласие, они могут снова собраться и ратоборствовать с нами. Сам Спаситель провещавал в мире, и мы видим всегдашнее событие того, что всякий народ и царство на ся разделившееся не устоит, и всяк дом на ся разделившийся запустеет."
Тогда-то в первый раз был послан Гетманский Судья Гуляницкий в Москву, к Царю Алексею Михайловичу, с представлением, что теперь удобнее, чем когда либо, отнять у Поляков Смоленск с его уездами и со всею Белоруссиею, что мы готовы помочь в этом Царю, что Поляки везде уже разбиты и разсеяны, что Польша в крайнем изнеможении, и что собственные наши войска, будучи в цветущем состоянии, остаются почти без дела.
Царь по осторожности не отвечал письменно, а прислал с Гуляницким Бутурлина, и блатодарил за усердие к нему и его Державе. Московское Царство, говорил Царь устами Боярина, единоверно и единоплеменно с Малороссиею; оно понесло страшные убыли и разорения во время неслыханных междоусобных войн и в годы междоцарствия. Держава моя, будучи несколько раз потрясена до основания, ныне отдыхает; но за отдых свой заплатила вероломным и завистливым соседям своим великими уступками. Она не может возстать на новые войны без сильных и побудительных к тому причин. Но если бы Гетман и Малороссия соединились навсегда с царством Московским, тогда бы могли они вместе предпринять что либо для пользы общей. Советую помыслить о том, и открыться мне чистосердечно. Я же с моей стороны, так заключил Царь, честию и совестию Христианскою и Царскою обнадеживаю принять вас как своих кровных, и установить все по уговору и обычаю народов и Думных людей.
" Эти переговоры и сношения с Царем, говорит летопись, были Хмельницкому в последствии горчайшею пилюлею, приправившею его даже к смерти."
На зло Казимиру, Князь Иеремий Вишневецкий был избран Главнокомандующим Польской армии. Ненавидя, так же как и Король, Князя Иеремию, Гетман послал послов Запорожских на избирательный Сейм. Он угрожал Полякам непримиримою войною, если Казимир будет на престоле. Из Иезуитов и Кардиналов, Ян Казимир II поступил в Короли. 7 Ноября был коронован и тотчас женился на вдове брата своего Владислава IV, а Малороссийский Гетман уехал из Киева в Переяславль, и там, но вступлении во второе супружество, о котором мы скажем в свое время, занялся делами политическими.