|
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Повернутись | |||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Тряпье и писчая бумага |
|||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|
|
ТРЯПКА В УВЕЛИЧЕННОМ ВИДЕ. |
Подобную решеточку представила бы нам всякая другая ткань; разница была бы в том, как близко друг к другу прилегают основа и уток, как толсты ниточки, составляющия пряжу. В тканях плотных основа и уток сближены были бы больше, промежутки между нитями были бы так малы, что ткань на свет простому глазу не казалась совсем решетчатою. Ткани толстыя имеют пряжу более грубую. Наконец разница, и самая главная, была бы в том, какия волокна составляют пряжу, — другими словами из чего сделана ткань. Мы говорим: полотно льняное, парусина пеньковая, материя бумажная, шелковая, шерстяная. Шелк и шерсть животнаго происхождения; лен, пенька и хлопок (хлопчатая бумага) растительнаго происхождения; вот главныя наши прядильные материалы; они служат нам для приготовления тканей дешевых, простеньких, и самых дорогих, роскошных.
Если бы в сильно увеличивающее стекло или, еще лучше, в микроскоп мы стали разсматривать небольшой клочек нашей писчей бумаги, то увидели бы такия же волоконца, какия видели и в тряпке, только эти волоконца в бумаге не спрядены в нитку, а перепутаны и разбросаны по всему листу. И так, бумага та же тряпка: ее образуют те же волоконца, катя составляют и пряжу в тряпке.
Обыкновенные сорта нашей писчей, газетной и оберточной бумаги делают из тряпья льнянаго, пеньковаго и хлопчатобумажнаго. Шерсть и шолк по дороговизне и другим причинам, как увидим ниже, примешиваются только к растительным волокнам при производстве некоторых сортов бумаги.
Из обыденной жизни мы знаем, что ткани льняныя, пеньковыя и бумажныя не одинаковы в своих качествах, что обусловливается свойством тех волоконцев, которыя составляют ткань; конечно, это различие отражается и в достоинстве бумаги, выделанной из того или другаго тряпья. Писчая бумага, сделанная из хлопчатобумажнаго тряпья также отличается от бумаги, сделанной из льнянаго тряпья, как льняное полотно разнится от бумажнаго каленкора. Из хлопка, как бы он хорош ни был, мы не можем сделать холста столь крепкаго, гладкаго, тонкаго, как полотно льняное; точно также и из тряпья бумажнаго нельзя выделать такой хорошей бумаги, какая выходит из тряпья льнянаго. Эта невозможность не случайная, зависящая от нашего неумения; она происходит от свойства волокон, а свойства различных волокон, как мы сказали, различны; волокна льняныя и пеньковыя отличаются друг от друга, еще резче отличаются от них волокна хлопчатобумажныя, т. е. хлопок. Это отличие в свойствах волокон отражается в пряже, приготовленной из них, за тем, в ткани и, наконец, в бумаге.
По опыту каждый из нас знает, что лучшее полотно, по тонкости, ровности, наружному виду и крепости, есть полотно льняное. Бумажная ткань больше рыхла, мшиста, не так прочна и изнашивается очень скоро. Пеньковая ткань славится плотностию, крепостию, но обыкновенно она жестка, не имеет той мягкости и нежности, как полотно льняное.
Чем же и как отличаются между собою волокна льняныя, пеньковыя и бумажныя?
Волокна льняныя и пеньковыя мы получаем из стеблей растений льна и конопли. Вымачивая стебли и отделяя наружную кожицу и плотную, деревянистую часть стебля, так называемую кострику, мы получаем прядь, составленную из маленьких волосков или волоконцев; эти одиночные волоски и в длину и в ширину склеены, скреплены между собою клейким веществом. Отмывая его, мы разделим
|
|
|
|
прядь на одиночные волокна, которыя простому глазу представятся в виде очень тоненьких, длиною не более 2¾ вер. волосков; пеньковыя волокна в сравнении с льняными, кажутся более грубыми, жесткими, менее гладкими и чистыми. Больше разницы мы заметим если станем разсматривать волоконца в увеличенном виде, в микроскоп.
|
ВОЛОКНА ХЛОПЧАТОБУМАЖНЫЕ. УВЕЛИЧЕНО В 200 РАЗ. |
Волоконца суть не больше трубочки; внутри волоконца видна черная полоска — это внутренняя пустота, его каналец. Волоконца пеньковыя обыкновенно несколько шире волоконцев льняных, и стенки их толще; они не так правильны как льняныя, кончики их очень часто как бы расколоты на два рыльца. (См. рис. 2-й и 3-й на стр. 18). От более толстых стенок пеньковое волокно и кажется нам болee грубым и жестким большая прочность этих стенок делает нитку и ткань пеньковую более прочною.
Еще большую разницу, мы заметим если сравним с этими волоконцами волокна хлопчатобумажника.
В увеличенном виде хлопчатобумажный волокна имеют форму приплюснутой ленточки и притом непрямой, а скрученной завитком, спиралью. (См. рис. 4-й, на стр.19-й). Эти волоконца от того так сплющиваются и вьются в завиток, что стенки их очень нежны и тонки; от непрочности и мягкости этих стенок зависит и меньшая крепость волокон хлопчато-бумажных противульняных и пеньковых. Волоконца хлопка рвутся легче, а потому нитки и ткань менee прочны; волоконца не глянцовиты, а потому ткань менее гладка и не имеет того наружнаго вида, какой имеет ткань льняная, где волокна гладки, с стенками весьма плотными и даже глянцовитыми.
Такое резкое отличие волокон бумажных, их большая нежность, но за то меньшая прочность, вполне будут для нас понятны, если вспомним, что хлопчатобумажное волокно получается не из стеблей, а из более нежной части, из плода растения, которое называем хлопчатником. Продажный хлопок, хлопчатая бумага, вата, — есть пушок, сидящий на семенах хлопчатника, в род того пушка, какой замечаем мы у многих других растений, только пушек хлопка длиннее (до и вер. и больше длины) и удобнее для обработки. Семена хлопчатника, покрытыя пушком, созревают плодом в виде
|
хлопчатник С ЦВЕТКОМ И ПЛОДОМ коробочки. |
Поспевший плод трескается и из коробочки выходит клок ваты, лежавший плотно сжатым в плоде.
Расколовшияся спелые шишки хлопчатника, так называемый орешек, сбирают, хлопчатыя волокна очищают от коробки и семян и, таким образом получают чистый хлопок.
При нежном строении хлопчатобумажнаго волокна, понятно, что холст из него сработанный будет менее прочен, чем холст льняной, а тем более пеньковый. Но хлопок стоит, во-первых, гораздо дешевле льнянаго и пеньковаго волокна, за тем, дешевле обходится машинная его обработка на пряжу и выделку миткалей. Он имеет за собою, следовательно, дешевизну и благодаря дешевизне, а также и свойству волокон хорошо окрашивается, хлопок получил ныне огромное промышленное значение.
В торговле встречаются не одни ткани льняныя, пеньковый и бумажный, но еще, так называемыя, смешанный, т. е. сделанныя не из одного какого-нибудь волокна. Часто, например, делают полотна из льняной пряжи с примесью бумажной; мы говорим, такая ткань полубумажная, с бумагою. Так как пряжа бумажная стоит дешевле льняной, то нередко в полотнах для дешевизны пускают в основу или уток часть бумажной пряжи; чаще всего основу делают полубумажною, т. е. в основе чрез нитку или две льняных идет нитка бумажная. Реже встречаются волокна перемешанныя в одной и той же нитке; такую фальш, если делают, то при двойной пряже, т. е. скрученной из двух ниток, — льняной и бумажной.
С полубумажною тканью приходится каждому из нас встречаться довольно часто; покупая полотно, холст; платки, мы стараемся узнать, нет ли подмеси бумаги. Навык приучает ощупью, на глаз, отличать чистое полотно от смешаннаго. При подмеси хлобчатобумажнаго волокна полотно не может иметь той плотности, глянцовитости, и кажется на ощупь мшистее, рыхлее. Но такие наружные признаки бывают иногда обманчивы; не раз люди весьма опытные ошибались и полубумажное полотно покупали за чистое льняное. Кажущаяся плотность и красивая глянцовитость полотна придаются отделкою; при хорошей отделке и проклейке в холсте и даже в пряже, выходит полотно на ощупь и на глаз почти ни чем не уступающим чистому льняному полотну. Вымытое раз или два, оно тотчас меняется, теряет всю свою наружность, мшится, от гладкаго и плотнаго полотна остается ткань реденькая, мягкая.
Возможно ли узнать верно, увериться точно, что такая-то ткань чисто льняная, что в ней нет волокон хлопчатника? Если бы мы располагали микроскопом, то уверится в этом весьма легко; мы расщипали бы несколько ниточек пряжи и увидели, если полотно было не чисто льняное, ленточки завитками свитыя, в которых нельзя не узнать волокон хлопчатника.
Но и без микроскопа можно весьма хорошо увериться в том, есть ли бумага в нашем полотне. Прежде всего вымоем хорошенько маленький обращик в горячей воде, чтобы вся проклейка была удалена с ткани, ополощем в холодной воде и высушим.
Лоскуток промытой ткани погрузим в масло (прованское, деревянное, маковое и т. п.) и дадим ему несколько напитаться маслом, между листами пропускной бумаги отожмем ткань и затем, положивши на темное сукно или черную бумагу, посмотрим одинаковой ли прозрачности ткань. Льняныя волоконца гораздо скорее и лучше напитываются маслом и потому кажутся прозрачнее; хлопчатобумажныя вбирают в себя масло хуже, они сплющены и потому масло входит в их каналец труднее, остается внутри воздух и на свет нитка кажется менее прозрачною. Следовательно, если ткань полубумажная и хлопчатая бумага идет в ткани цельною пряжею между нитками льняными, то ткань кажется неровною, клетчатою: одни полоски светлее, — это пряжа льняная, другия темнее, — это хлопок. Чтобы лучше заметить эту неравномерность в прозрачности, хорошо класть ткань на темный фон и смотреть в увеличительное стекло при не очень сильном свете.
Другая весьма хорошая проба на купоросное масло. Полубумажная ткань, осторожно смоченная купоросным маслом (серною кислотою), разрушается неодинаково: сначала купоросное масло разъедает волокна хлопчатобумажныя, как более нжныя, гораздо позже разрушаются волоконца льняныя. Обращик погружают в купоросное масло на одну и не более двух минут, тотчас же затем хорошо промывают в холодной воде при чистом льняном полотне ткань остается почти не тронутою; при полубумажном — ниточки, свитыя из хлопка или совсем разрушаются, или становятся гораздо тоньше. Сравнив в увеличительное стекло обращик вымытый в одной воде, с обращиком, обработанным купоросным маслом, мы сейчас можем узнать, были ли бумажныя нити в полотне и даже сколько их приходится на число нитей льняных.
Эти две пробы просты и сподручны для каждаго и определяют весьма наглядно чистоту льняной ткани.
Определять чистоту льняной ткани приходится не только в новом полотне, но и в старом тряпье: льняное тряпье ценится гораздо выше полубушажнаго; оно дает бумагу весьма прочную, плотную, глянцовитую; напротив из одного бумажнаго тряпья от свойства самых волоконцев выходит бумага более мягкая, рыхлая и не столь прочная. Вот почему для хороших сортов бумаги писчей употребляют или одно льняное тряпье или с небольшею примесью бумажнаго. Тряпье пеньковое идет для приготовления сортов бумаги отличающихся прочностью, жесткостью, например для бумаги гербовой, актовой, вексельной.
Шелк, который дает нам шелковичный червь, и шерсть животных наружным видом и свойствами резко отличаются от волокон льняных, пеньковых, хлопчатобумажных и вообще растительных. Шелк и шерсть нельзя переделывать на бумагу вместе с бумажным тряпьем; что отмывает и очищает бумажное тряпье, то разрушает шелк и шерсть. По дороговизне шелка и грубости шерстяных волокон, редко подмешивают их к льняным или бумажным волокнам. Так иногда примешивают несколько шерсти для грубой оберточной бумаги, для бумаги пропускной употребляемой для процеживания на заводах, в аптеках и домашнем быту.
III.
Что нужно сделать с тряпкою, что бы приготовить из нея бумагу? — Как работают бумагу на фабриках? — Разборка и сортировка тряпья. — „Волк,,. — Мытье тряпья в чанах и новых котлах. — Шинка или рольная машина; что она делает с тряпьем?
Припомним, что тряпка представляет собою массу волоконцев, скрученных в пряжу и, за тем, переплетенных в ткань. Пока ниточки, составляющия ткань, целы, не порваны, не разрушены, белье наше прочно; но порвалась одна, две ниточки, волоконца, ее составляющая, делятся, рвутся и белье изнашивается, диравится. Если тряпку разщипать по ниточкам, смочить водою и растереть, то из волоконцев растрепанных и изорванных получим кашицу, которая будет тем тоньше, чем тоньше взята была нами тряпка и чем лучше мы растирали ее. Такая капища, выкинутая на сито, при высыхании оставит слой более или менее тонкий и плотный; этот слой будет лист бумаги; снятый с сита, он держится, если только волоконца сплелись, перепутались между собою, подобно тому как это видим например, в войлоке, составленном из переплетенных волосков шерсти. Бумага тот же войлок, только более тонкий и приготовленный из бумажных волоконцев.
В этих немногих словах заключается вся сущность писчебумажнаго производства. И так, чтобы сделать лист бумаги, нужно приготовить из волоконцев кашицу, эту кашицу отложить тонким пластом, сформовать в лист так, чтобы волоконца переплелись и при этом легли бы ровно, одинаково. В хорошей бумаге эти волоконца разбросаны до того равномерно, что кажется невозможным уложить их так, нарочно подбирая рукою одно волоконцо к другому волокну. Между тем ровность, тонкость и плотность бумаги при заводском ея производстве достигается весьма легко и просто, даже можно обходиться без посредства ручной работы, одними машинами. На больших фабриках машины принимают тряпку и отдают ее переработанною в форму листа, — от оберточнаго толстаго до самаго тонкаго, узорнаго и прозрачнаго, как кисея.
Зная в чем состоит производство бумаги, мы поймем, почему для выделки ея нужно тряпье, почему, ради этаго тряпья, бедный класс тряпичников роется в грязи, мусоре, и помойных ямах. Бумагу можно делать также из ваты, хлопка, льна и пеньки, но берут тряпье потому, что оно дешевле; это материал бросовый, никому ни на что не нужный. И не только по этому предпочитают тряпье; есть и другая выгода: из тряпья, где волоконца уже порвались, полуразрушились, легче приготовить бумагу, — менее нужно труда, чтобы превратить его в кашицу.
Посмотрим теперь, каким образом выделывают бумагу на фабриках.
Прежде всего зайдем в то отделение, куда в кипах и мешках подвозится тряпье. Это отделение самое многолюдное; здесь десятки, а на больших фабриках сотни рабочих рук, — главным образом женщины, девушки и мальчики, — заняты разборкою тряпья. В мешках лежит смесь тряпья нередко самаго разнообразнаго. На полу навалена куча тряпья; здесь и тонкие кисейные рукавчики, и заплатанный грязный лоскут от квфтанишка: белье и ветошь, пестрядь и ситец; эту разнохарактерную смесь разбирают по сортам, — тонкое белое тряпье отделяют от грубаго, бумажное от льнянаго, белое от цветнаго. Разбирая тряпье, рвут и режут его, отделяют швы, рубцы, шнурки, пуговицы, срывают заплаты; разборка тряпья — работа мешкатная и неприятная, но она необходима для производства и требует большой аккуратности. Хорошо и дешево можно работать бумагу только из тряпья хорошо отсортированнаго, однороднаго, однокачественнаго.
Тряпье отсортированное, отделенное от рубцов и заплаток, бросается в тот или другой ларь, которые несколькими рядами тянутся в сортировальном отделении.
За тем, мы подходим к машине. Это — «волк», как говорят заводчики; в него запускают отсортированное тряпье, чтобы, по возможности, отбить пыль, землистыя частицы, которыми выпачкано тряпье. Если бы мы вскрыли наружную обшивку этой машины, то увидели ситчатый барабан, внутри котораго вертится мешалка с пальцами и перекладинами. Заброшенное тряпье перебивается мешалкою, пыль и сор уходят сквозь сито, а очищенное тряпье остается в барабане и выпоражнивается из него. Таким образом, волк напоминает собою молотилку, только он вымолачивает не хлеб, а пыль и сор из тряпья. Чтобы сор и пыль не мешали рабочим и не грязнили фабрику, барабан прикрыт плотным колпаком или кожухом, сор падает на дно его, а пыль вытяжною трубою уносится вон из фабрики.
Волк выбил из тряпки сор и пыль, но тряпка грязна, засалена; ее нужно еще вымыть, сделать совершенно чистою. В следующем отделении, куда уносят белье, выбитое волком, стоят чаны и снаряды, в которых бучат и моют тряпье. Отмывают тряпье щелоком, приготовленным из поташа или соды с известью (щелок едкий), или только из поташа и соды (щелок простой, углекислый); для низких сортов грубаго тряпья берут одну известь, как материал более дешевый, приготовляя из нее на воде болтушку (известковое молоко). Чтобы лучше и скорее отмывалась грязь, тряпье намоченное щелоком или известковым молоком, нагревают и перемешивают.
|
ЧАН ДЛЯ БУЧЕНИЯ И МЫТЬЯ ТРЯПЬЯ. |
На одних фабриках, устроенных попроще и подешевле, бучат и моют тряпье, в деревянных чанах, прикрытых плотно крышкою. Внутренность чанов приспособлена так, чтобы меньшим количеством щелока промыть больше белья, лучше и скорее.
Тряпье лежит в чану А на решетчатом втором днище о - о. Налитый щелок смачивает тряпку и, кроме того, стоит слоем между днищами. Сюда идет по трубе е пар из паровика и нагревает щелок; посреди чана на диравчатое дно поставлена медная трубка а; верхний конец ея выходит из трапья, расширен в воронку и сверху прикрыт крышечкою а, но не плотно, так что между краями трубки и крышечкою остается щель.
Когда кран е откроют и пустят пар, то щелок, кипяший и давимый паром, пойдет по трубке а и дождиком обольет тряпье. Щелок, собравшийся в тряпье, стекает чрез тряпье назад и собирается в с, промежутка между днищами. То открывая паровой кран, то закрывая его, мы заставим один и тот же кипячий щелочь пройдти несколько раз через тряпье, отмыть и удалить грязь. Если тряпки очень грязны, то моют на нескольких щелоках; промывши раз, грязный щелок спускают краном і, наливают свежаго щелока и продолжают работу, пока тряпье не вымоется. Когда тряпье вымыто щелоком, его начинают полоскать водою. Воду в чан пускают краном, кипятят также как щелок, спускают старую воду, наливают новую и продолжаюсь промывку, пока тряпье не выполощется совершенно.
Нельзя сказать, чтобы в таких чанах грязное тряпье промывалось хорошо, скоро и одинаково. Тряпье лежит плотно и местами щелок не отмывает грязи, попавший сор задерживается тряпьем. Конечно, было бы гораздо лучше, если б мы полоскали самое тряпье, мешали его с щелоком и водою: грязь отмывалась скорее, сор отделялся от тряпья лучше, да и самаго щелоку пошло бы меньше. Действительно в последнее время на хорошо устроенных фабриках стали бучить тряпье в особых снарядах, в которых тряпье полощется в щелоку, а потом и в воде. Эти снаряды работают лучше и скоре старых чанов; по виду они бывают различны: бочкою, барабаном (цилиндром), шаром; для большой прочности их делают не из дерева, а из котельнаго железа. Когда тряпье моется щелоком и полощется водою, барабан вертится, таким образом и щелок, или вода, и тряпье в движении, для подогревания щелока внутрь котла пускают пар, а чтобы лучше тряпье перебивалось внутри барабана, на стенках его насажены железныя пальцы в виде гвоздей. За раз в такой барабан нагружают от 50 до 75 пудов тряпья, наливают щелоку и пускают пар.
Подобнаго рода снаряды известны на наших фабриках под названием котлов Донкина, по имени одного из лучших строителей этого рода снарядов. На рисунке седьмом видим то отделение завода, где идет мытье тряпья в новых аппаратах Донкина. Грязное тряпье лежит в верхнем этаже и от туда воронкою спускается в котел.
|
НОВЫЕ КОТЛЫ ДОНКИНА ДЛЯ МЫТЬЯ ТРЯПЬЯ. |
Котлы шаровидной формы установлены в ряд, приводятся в вращательное движете машинным приводом и имеют трубы, по которым проходит вода внутрь котлов, а также и трубы для пара. Чтобы время от времени спускать грязный щелок или промывную воду, трубы устроены в снаряд так, что при спуске грязной воды не нужно останавливать барабана. Когда промывка уже кончена, подводят (лаз) окно, чрез которое грузилось тряпье, к низу, отпирают крышку его и мокрое тряпье вываливается в ларь. Чтобы снова нагрузить снаряд тряпьем, поворачивают его так, чтобы окно было к верху. Работа в новых котлах идет скоро и хорошо. Тряпье промывается вдвое скорее, выходит чище, а щелоку тратится меньше; одним известковым молоком в этих снарядах отмывается тряпье также хорошо, как в прежних снарядах можно было вымыть его только щелоком. Выкинутое из котлов тряпье лежит несколько времени в ларе, где и стекает с него вода. Из ларей берут тряпье в тачки или корзины и переносят в следующее отделение, где из тряпок делают кашицу или массу бумажную.
Казалось бы, что мыть тряпье можно и проще; но дело в том, что бучат тряпье не только для того, чтобы отмыть грязь, но также и для того, чтобы разрушить несколько самую тряпку; волоконца, составляются тряпку, при бучении несколько разрушаются, жесткия делаются мягче; а это весьма важно, чтобы облегчить следующия работы и иметь возможность из более грубаго тряпья приготовить бумагу хорошую. Кроме того, при бучении тряпье цветное линяет, теряет свою краску; за исключением немногих случаев, из цветнаго тряпья при хорошем бучении можно получить тряпье если и не совершенно белое, то полубелое, годное не для одной цветной, оберточной, но и для средних сортов писчей бумаги.
В следующем отделении, куда идем мы в след за тряпьем, увидим рядами расположенныя ванны, в них налита вода и плавает тряпье. Это не простыя ванны; это ванны с машинами, которыми рвется, измельчается тряпье. Это — шинки, рольныя машины или голландеры. В них под колпаком жужжит барабан, в котором постоянно с одной стороны подходит плавающая тряпка. Под барабаном, быстро вращающимся, тряпье шинкается на ниточки, ниточки растрепываются на волоконца и из растрепанных волоконцев составляется кашица. Если бы тряпье запустили в рольную машину при нас, то в два с половиною — в три часа времени, мы видели бы как понемногу тряпье рвется, образуется смесь волоконцев и составляется весьма однородная кашица. Эта кашица и есть писчебумажная масса, — то тесто, из котораго будут делать бумагу.
Рольная машина показана на рисунка восьмом и девятом, она имеет вид продолговатой ванны, в длину бывает 4 ар. и более, а в ширину вдвое меньше. В длину ванны идет перегородка (а—а), которая около полуаршина не доходит ни до той, ни до другой стенки (1).
|
РОЛЬНАЯ МАШИНА В ПРОДОЛЬНОМ РАЗРЕЗЕ. |
Перегородка делит, следовательно, ванну, в длину ея, на две половины; в одной половине дно поднимается горкою, на этом возвышении вложены в гнездо б железныя или стальныя планки (числом от 8 до 20), а над этими планками, помощию шкафа, вертится барабан Б, усаженный также планками. Барабан деревянный, а желзныя планки (числом до 60) в него врезаны редко по одиначке, а чаще по парно и по трое. Чтобы не разбрызгивалось тряпье, барабан прикрыт деревянною крышкою или кожухом (С). Барабан устанавливают довольно близко к планкам и пускают в ход; делая в минуту около 150 оборотов, он шинкает тряпье, которое, плавая в ванне, подходит к барабану по пологому скату возвышения; подхваченное барабаном, оно вскидывается выше, спускается по крутому скату горки и поворачивает за перегородку; таким образом устанавливается теченье тряпья, которое поворотив за перегородку, обходит вторую половину и снова подходит под барабан. Когда тряпье поистреплется, барабан спускают еще ближе к планочкам, заставляют его вращаться быстрее, (до 250 оборотов в минуту) и таким образом, доводят тряпье до однороднаго киселя.
Во время измельчения тряпья вода делается грязною, оставшаяся грязь выбивается из пряжи и тряпки, а нам нужно иметь бумажную массу чистою; потому грязную воду, во время работы, постоянно сменяют водою чистою.
|
РОЛЬНАЯ МАШИНА; ВИД СВЕРХУ. |
В кожухе, которым прикрыт барабан, сделаны выдвижныя дверцы о—о; если вынем эти дверцы кверху, то брызги воды и тряпья будут падать на планочки п—п, эти планочки мелкоситчатые, волоконца чрез них пройдти не могут, а вода протекая, собирается в особые желоба ж и отводится ими в канаву. Если вместо мелкоситчатых перегородок вставить рамки с ситками болee редкими, то из рольки вместе с водою будут уходить и волоконца мелкия, разорвавшияся. Этим пользуются иногда при обработке полубумажнаго тряпья, чтобы волоконца хлопка, как более незжныя, не слишком бы перебились машиною и во время работы могли быть собраны. В замен воды, выпускаемой с грязью или с волоконцами, в рольную машину постоянно по трубе краном К пускается не большая струя свежей воды, так что ванна всегда полна водою. Иногда грязную воду выпускают из рольной машины не чрез ситчатыя дверцы, а сквозь особый ситчатый отмывной барабан Н, который погружен в ванну и вертится на оси в другой половине ванны. Внутрь такого барабана, плавающаго в кашица и медленно вращающагося, проходит одна грязная вода; эта вода особыми черпальными трубками, помещенными внутри барабана, постоянно отводится в спускной желоб. При разрыве тряпья вместе с грязью выбивается и сор крупный, как например песок, который ложится на дно ванны и не может уходит ни промывным барабаном, ни промывными ситками. Для вылавливания песку, устроена в ванне особая ловушка на горке, на том возвышении, по которому поднимается тряпье к рольному барабану. Желобком вырезано местечко л и прикрыто сверху ситкою; волокна и легкий сор проходят по ситке мимо ловушки, а песок и другой тяжелый мелкий сор проваливаются через ситку и остаются в желобке, как в ловушке.
Рольная машина переделала тряпье в однообразную массу, но довольно еще грубую, на фабриках ее зовут полумассою. Этот густой кисель, при низших сортах бумаги, напр. оберточной, где не требуется тонкость и белизна, из рольных машин по трубам Т—Т прямо спускается в лари, из которых идет на образование бумажнаго листа (2).
IV.
Как выбеливают бумажную массу? — Хлор. — Хлориновая или белильная известь. — Швырялка. — Отмывка хлора. — От чего иногда желтеет и разрушается бумага? — Бумажный кисель.
От бумаги писчей и газетной мы требуем белизны; чем бумага белее, тем она нам больше нравится. Иметь такое чистое тряпье, чтобы из него выходила масса белая, как снег, и дорого, да и не возможно. Наши холсты и полотна, не смотря на чистоту пряжи, не выходят с ткацкаго станка совершенно белыми; их отбеливают, обезцвечивают искуственно; так, перемытые и еще мокрые, они разкидываются в солнечный день, на лугу и здесь желтизна, столь не приятная глазу, пропадает. Мы говорим: холст, полотно выбелилось, обезцветилось солнцем.
Точно также мы могли бы выбелить и готовую писчебумажную массу, только выбеливать ее солнцем неудобно, мешкатно, да и хлопотливо. Мы можем также хорошо выбелить ее другим способом, более сподручным, для котораго не нужно ни хорошего дня, ни яркаго солнца, ни луга с зеленью.
Это вещество, на писчебумажной фабрике при отбеливании заменяющее солнце, есть, так называемый, хлор. Наша поваренная соль, которую мы употребляем в пищу, содержит в себе этот хлор и из нея мы можем получать его довольно простым и дешевым способом. Если смешаем поваренную соль с черным марганцом (перекисью марганца) и обольем купоросным маслом (серною кислотою), то при нагревании поваренная соль начинает сильно пахнуть, от соли выделяются пары зеленовато-желтаго цвета, сильно пахнущие, удушливые; эти пары, этот газ и есть хлор.
Если бы облили поваренную соль купоросным маслом, без марганца, то получили не хлор, а соленую кислоту, которая находится в продаже и имеет обширное приложение; она может также идти на обделку писчебумажной массы, так как из нее можно также получить хлор.
Не одним хлором чистым можно белить писчебумажную массу; выбеливает ее и, так называемый, отбельный или белильный порошек; этот порошек есть известь, напитанная, насыщенная тем же хлором, — это хлориновая или белильная известь. Мы часто употребляем ее в домашней жизни, не для выбеливания впрочем, а для выкуривания. В помещениях сырых, вонючих, чтобы уничтожить тяжелый зловонный запах, раскидывают хлориновую известку или, вместо нея, употребляют хлор, т. е. выкуривают хлором. При заразительных болезнях, например чуме, хлором окуривают комнаты, вещи, одежду.
Для отбелки готовой писчебумажной массы употребляют или хлор, или хлориновую известку. Хлориновою известкою белят в том же голландере, где измельчалось тряпье; в таком случае к готовой бумажной массе приливают разболтанную в воде хлориновую известь, иногда прибавляют к ней немного соляной кислоты, от чего выбелка идет скорее. Голландер перемешивает волокна и тем ускоряет беление; но это неудобно, потому что задерживает галландер, который мог бы переработывать новое тряпье на массу. А потому, если лишних голландеров нет, то на фабрике употребляют для отбелки особыя ванны, устроенныя в роде голландера, только в них вместо измельчающаго барабана вертится лопатчатое колесо, которое только мешает кисель, не перебивает его и не рвет волоконцы, что часто случается при отбелке на рольных машинах.
Когда масса достаточно выбелилась, белильный раствор спускают из ванны и затем, хорошо промывают водой, до тех пор, пока в массе не будет ни каких следов ни хлора, ни хлориновой извести.
Чтобы белить хлорным газом, бумажную массу необходимо хорошо отжать от воды. Прежде отжимали массу дурно и медленно: оставляли в ларях или закромах, пока стечет вода, а потом влажны волокна прожимали в прессах или жомах. Теперь на хороших фабриках отжимают массу на машине. Машина эта носит название швырялки, центрофуги, или центробежной машины. Это быстровращающийся на вертикальном стержне барабан, стенки у него мелкоситчатыя; когда бросят в такой барабан бумажнаго киселя, то масса ударяется в боковые стенки, вода при этом просачивается, а волокна войлоком ложатся на ситке. Такого рода швырялки, работающия скоро и хорошо, употребляются не только для отжимки бумажной массы, но также для просушки тканей на красильных заводах и набивных фабриках, для отделки и просушки сахара на заводах сахарных и рафинадных. В сахарном производстве швырялки отбеливают и просушивают сахар, в пять минут они делают то, на что прежде нужно было три недели рабочаго времени. Не менее выгод представляют швырялки и на писчебумажных фабриках для отжимки бумажной массы; к сожалению в России на немногих бумажных фабриках имеют швырялки. У нас по прежнему отжимают массу в прессах, что, как мы уже сказали, идет медленно и дает массу не совершенно отжатую от воды. Хорошая же отжимка необходима, иначе хлор белит дурно и вредит волокнам, разрушая их.
Отжатую от воды массу, в виде хлопьев, укладывают в особыя помещения, в комнату или камеру, куда впускают хлор. В такой, наполненной хлором, камере волокна выбеливаются гораздо скорее, чем на голландерах; но необходимо бывает соблюдать осторожность, так как хлор может не только отбелить, но при долгом действии или при влажной массе попортить волоконца, разрушить их, сделать непрочными. Вот почему для хороших, ценных сортов бумаги белят не хлором, а белильною известкою, хотя эта работа идет медленнее и обходится несколько дороже.
Хлор для белильной камеры, по мере надобности, добывается в отдельных снарядах, или из поваренной соли или из соляной кислоты; по дороговизне соляной кислоты, в России выгоднее добывать хлор из поваренной соли. В чугунный или железный снаряд грузят поваренную соль (напр. 2 пуда) и черный марганец (2 пуда), обливают купоросным маслом (3 пуда) и накрывают крышкою. Снаряд закрывается плотно крышкою и имеет только отводную трубку, по которой выделяющийся хлор идет в камеру и, наполняя ее, выбеливает писчебумажную массу. Массу держат в камере не более полусуток; вынувши, нужно тотчас же отмыть ее хорошо от хлора; иначе масса будет портиться и даст бумагу весьма неудовлетворительную. Бумажный лист, сделанный из массы дурно и поздно отмытой от хлора, выходит пестрым, желтым, с буроватыми пятнами, он теряет прочность, ломается, рвется, даже разсыпается. В старинных изданиях часто встречается такая разрушившаяся, пожелтевшая бумага. Главная причина этой непрочности и желтизны в том, что прежде не хорошо отмывали беленую массу от хлора. В настоящее время хлор отмывают от массы не только водою, но и такими веществами, которые лучше и скорее уносят хлор из массы; эти вещества известны на фабриках под именем антихлора(3).
Бумажныя волокна, составлявшия тряпку, отмыты от грязи, расщипаны и наконец выбелены.
После пробелки так называемая «полумасса» идет снова в рольныя машины, т. е. на голландеры, где и доводится окончательно до той тонины, какая требуется для бумаги. Полученная жидкая и ровная кашица составляет бумажное тесто, или собственно бумажную массу, или, так называемый, кисель. Из этого киселя будут делать бумажные листы. Если кисель получен от дешеваго тряпья и не очень бел, то его подсинивают; если нужно делать цветную бумагу, то его подкрашивают. Кроме того, в большей части случаев кисель проклеивают. Как проклеивают, подсинивают и подкрашивают кисель, — об этом разскажем несколько позже, а теперь посмотрим, как из киселя делается лист бумаги.
V.
Выделка бумаги машиною. — Самочерпальная писчебумажная машина. — Как она устроена? — Как на машине работается, сушится, голандруется и разрезывается бумажный лист? — Упаковка бумаги.
Из белильнаго отделения мы входим в огромную залу, где стоит машина, которая делает бумагу, формует бумажный лист, сушит его, разрезывает и укладывает.
Подходим к большому чану, почти до верху наполненному бумажным киселем; это запас киселя, из котораго будут делать бумагу. В чану, что бы кисель не отстаивался, медленно ходит мешалка. Со дна чана проведена труба, по которой льется струя готоваго теста. Эта струя и есть будуший лист бумаги, который на наших глазах сформуется в длинное, без конца идущее, полотно, из котораго также машиною нарежутся листы и полосы какой угодно величины. Бумагоделательная или черпальная машина, в работу который мы будем теперь вглядываться, поразит нас отчетливостью своей работы; не видавши машины вовремя работы, не верится, чтобы она за раз могла сделать тонкий, нежный листок бумаги, совершенно готовый для письма. Но мы увидим, что машина работает так хорошо и искусно, как умеют работать только самые ловкие мастера-работники, и при том так скоро, что не только один, но десятки работников в целые сутки не могли бы сделать того, что делает машина в каких-нибудь часа два времени.
Писчебумажная черпальная машина имеет форму стола в 2½ ар. шириною и длины до 14 сажен и более. В переднем конце машины сплошным ровным слоем течет готовая писчебумажная масса; она проходит два, три ящика, близ дна которых положены мелкодиравчатые листы; песок и тяжелые узелки при прохождении чрез этот ящик падают на дно, как более тяжелые, и, проваливаясь в дирочки сит, отделяются от бумажнаго теста. Масса переходит во вторую ванну; на дне этой ванны, во всю ширину ея, установлен поперек течения массы ряд узеньких пластинок; масса, проходя над ними, оставляет узелки и ниточки, которые, попадая между пластинками, остаются, между ними как в ловушках. Очищенная таким образом масса ровным слоем поступает на формовальное ситчатое полотно.
Перед нами самая интересная часть работы — образование бумажнаго листа. На рисунке десятом видим ту главную часть писчебумажной самочерпальной машины, где формуется лист. Жидкая масса разливается ровным слоем по медному ситчатому полотну. Полотно туго натянуто на двух валах и сшито своими концами; валы медленно вращаются и полотно безпрерывно идет от одного валика к другому; такое полотно мы называешь безконечным. На движущееся полотно разливается бумажная масса; чтобы с полотна масса не сбежала, по краям его натянуты ремни с праваго и леаго бока, между ремнями держится слой массы и тотчас же, теряя на ситке воду, начинает уплотняться в ровный слой листа бумаги. Чтобы помочь стеканию воды, ситчатое полотно постоянно приводится в сотрясете; кроме того полотно проходит над длинным рядом валиков, которые вращаясь, помогают вод стекать с сита. Пройдя аршин 7, бумажный лист уже сформировался; но он еще жидок, слаб, и ситчатое полотно несет его на себе далее; на этом пути лист крепнет окончательно. Чтобы скорее и лучше выделить из листа воду, под ситчатым полотном в виде ящика установлен снаряд, высасывающий воду; из ящика насосом вытянут воздух, полотно идет плотно над этим ящиком и вода, таким образом, высасывается из бумажнаго листа. Окрепнувший лист бумаги прожимается за тем между двумя валами и уплотненный сходит с ситчатаго полотна; ситчатое полотно поворачивает под машину и идет как бы назад, а лист бумаги в вид холста ложится на суконное полотно и вместе с ним идет дальше. Первая половина работы кончена; сформованный лист остается уплотнить хорошенько, высушить, сделать гладким и даже глянцовитым.
|
ФОРМОВАЛЬНОЕ ПОЛОТНО МАШИНЫ. |
Валы снимающие | | |
Снаряд высасывающий | | |
Очиститель массы от песка, |
Сформованная бумага для своей просушки и отделки проходит путь еще довольно длинный. Чтобы сберечь место и не иметь писчебумажную машину очень длинной, ее устроивают так, что бумажный лист валиками или по сукну, или один ведется то вверх, то вниз, то взад, то вперед: он вьется между валами, из которых одни его прессуют, другие счищают с листа приставшия волоконца; затем он обходит барабаны, нагретые паром, которые его просушивают. Сначала бумага лежит на сукне и вместе с ним проходит две и три пары вальцев, которые отжимают так сильно, что бумажный лист может идти уже сам собою. Подходя к сушильным барабанам, он подхватывается суконным полотном, нажимается им на горячий барабан, просыхает несколько, идет дальше, снова обходит другой нагретый барабан и т. д. Таких сушильных барабанов установлено в машине 6, иногда и 8; они нагреваются паром. Сойдя с последняго барабана лист, как говорят, голандруется: он пpoxoдит между полированными валами и так сильно ими натискивается, что получает глянец. Бумажный лист готов и бумага навивается мотовилом в форме широкаго, без конца идущаго, полотна, или тотчас же режется полосами, вдвое втрое уже сработаннаго полотна, а затем эти полосы в ширину перерезываются машинным ножем на листы того или другаго формата. Таким образом, машина сработала нам бумажный лист, высушила его, выровняла, отголандровала, разрезала на листы и уложила листы в кипы.
На особом чертеже показана в полном ходу писчебумажная самочерпальная машина, по системе Донкина, одного из лучших строителей этих машин. На рисунке одиннадцатом видна первая часть машины, где из массы формуется и уплотняется бумажное полотно; на рисунке двенадцатом видны барабаны, просушивающие лист и валы, голандрующие его; на рисунке тринадцатому рабочий принимает бумагу, той же машиною разрезанную на листы.
Машина работает так скоро, что в сутки дает лист бумаги длиною в 30 верст, — им можно покрыть шесть с четвертью десятин земли.
Кипы сработаной бумаги уносят в упаковочное отделение. Если бумага писчая, листы перегибают надвое, укладывают тетрадками по 6 листов, края обрезывают, ставят штемпель фабрики; из тетрадок составляют дести (в 4 тетрадки или 24 листа), стопы в 480 листов или 80 тетрадок и упаковывают. Если бумага газетная, то отсчитанные листы прямо упаковываются в стопы. При этой разборке бумагу сортируют: дурные, запачканные, порванные листы пускают в брак, который идет на верхния тетрадки или поступает в переработку вместе с тряпьем, для выделки новой бумаги.
|
МАССА ОЧИЩАЕТСЯ. ЛИСТ ФОРМИРУЕТСЯ. ПОЛОТНО УПЛОТНЯЕТСЯ. |
|
ПОЛОТНО ПРОСУШИВАЕТСЯ НА БАРАБАНЕ. ПОЛОТНО ГОЛАНДИРУЕТСЯ. |
|
РАЗРЕЗКА ПОЛОТНА НА ЛИСТЫ И УКЛАДКА ЛИСТОВ. |
VI.
О том, как в старину работали бумагу. — Как делается бумага ручным „черпальным" способом? — Как делается водяной рисунок на бумаге? — Как проклеивается бумага? — Подсинивание бумаги. — Цветная бумага.
Мы осмотрели фабрику, где делается бумага машинная, где вся работа по измельчению тряпья и превращению его в кисель, формовка киселя в бумажный лист и разрезка бумаги производится машинами. Этими машинами промышленность пользуется нельзя сказать чтобы очень давно; машины и аппараты прививались к писчебумажному производству мало-помалу.
Было время и не очень давнее, когда бумага работалась только руками, когда даже измельчение тряпья производилось тяжелыми, дурно устроенными снарядами, — так называемыми, толчеями. Шинки или рольныя машины впервые устроены были Голландцами, от чего и получили название голландеров. Толчеи, которыя и до сих пор еще можно встретить на маленьких заведениях, работающих из дурнаго, низкаго сорта тряпья толстую оберточную бумагу и грубый картон, точно также были в свою очередь усовершенствованными снарядами: они заменили собою тяжелую ручную работу измельчения тряпья в ступах, которая производилась на только что основавшихся писчебумажных фабриках.
Гораздо позже рольных машин дошли до устройства писчебумажной машины, формующей лист; первая такая машина, довольно дурно работавшая, устроена была 60 лет тому назад. Изобретением бумагоделательной машины мы обязаны Роберу, простому работнику, служившему на большой писчебумажной фабрике во Франции; в 1779 году ему пришла мысль заменить ручную работу машинною; он даже сделал тогда небольшую деревянную машину и в 1799 году получил на свою машину привилегию, но несчастное стечете обстоятельств помешало выполнить задуманное. Только в 1803 году, и при том в Англии, воспользовались изобретением Робера и применили к делу. В последния 10 лет в устройстве писчебумажной машины многое упростили и улучшили, вместо 6 рабочих она требует для ухода только 3-х, а работает гораздо скорее и лучше.
Если бы мы оглянулись лет за сто назад и посмотрели писчебумажную фабрику того времени, то нас поразили бы медленность и несовершенство работы. Мы могли бы подивиться терпению и настойчивости человека, при самых простых средствах, с огромною потерею времени и труда, работавшаго продукт, сделавшийся для него необходимыми. В прежнее время тряпье отмытое и очищенное складывали в больная кучи и гноили его в продолжении нескольких дней, чтобы пряжа и волоконца попортились и потеряли бы отчасти свою жесткость. Тряпье полусгнившее переделывали на кисель, складывали в ступки и ручными пестами измельчали до тех пор, пока получалась кашица. При таком измельчении кроме труда пропадало много и материала; большая часть волоконцев при сильном измельчении, на пример на тонкую бумагу, разрушалась, раздроблялась до того, что оставались обрывки едва заметные, которые не могли уже переплетаться и держаться крепко в бумажном листе. Приготовленная из такого теста бумага, понятно, не могла быть прочною. Ручная работа в ступах заменилась впоследствии машиною работою на толчеях; но этою заменою выигрывали только в дешевизне работы, но не в качестве бумажнаго листа. Голландеры появились только в половине прошшлаго столетия. Какой огромный выигрыш во времени доставили голландеры, можно судить уже потому, что машинная толчея при 16 тяжелых пестах переделывала в сутки немногим более 3-х пудов тряпья; один голландер обработывает то же количество тряпья втрое скорее, а силы требует, по край-мере, вдвое меньше.
До начала нынешняго столетия не знали, что помощи хлора из сераго тряпья можно делать белую бумагу, и потому белая бумага составляла редкость и стоила дорого, так как ее делали только из лучшего белаго тряпья.
Бумагу приготовляли ручным способом, при чем каждый лист формовали отдельно; формовка шла в рамах, сделанных в величину листа, на которых натянуто мелкое сито. Готовый кисель напускали в чанки, откуда брали его черпаком, кидали в раму и ручным встряхиванием распределяли волоконца по всей форме; погружая сито рамы в чанок, разжижали отложившийся слой, если он был не ровен, и достигали встрахиванием того, что на ситке оставался ровной толщины сырой бумажный лист. Здесь кончалась первая, самая главная половина работы и мастер черпалыцик или формовщик передавал форму своему помощнику, — валяльщику, валяльщик брал кусок сукна, клал его на сформовавшийся лист и перевертывал форму: сукно с прильнувшим к нему листом бумаги падало на руку, и он укладывал его в стопы. Сукно вместе с бумагою прожималось в прессе; провянувшая, полу просохшая бумага снималась с сукна, еще раз прожималась в прессе и затем шла в сушильню, где развешивались на веревки и просушивалась. Выделка бумаги ручным способом производится и ныне; она известна под названием черпальнаго
способа.
Привычные мастера производят формовку бумаги чрезвычайно искусно и быстро; но при всем навыке не могут в день формовать более 6,000 листов бумаги большаго формата; в помощь к этим двум главным мастерам нужны еще другие рабочие для прессовки, разборки, переноски листов в сушильню и т. д.
Одним словом, что сработает писчебумажная машина в день, на это нужно было бы иметь на фабрике 180-190 рабочих мужчин и женщин. Такая замена ручной работы машинною, конечно, сильно удешевила выработку бумаги, уже в первое время применения писчебумажной машины, лет за 60 тому назад, когда машины были гораздо хуже нынешних, удешевление производства было почти вчетверо; ныне машины работают скорее и, следовательно, еще дешевле. При огромной разнице в стоимости производства, черпальный ручной способ с каждым годом вытесняется и заменяется машинами; заграницею им работают еще некоторые сорта бумаги, как напр. бумагу гербовую, вексельную, ассигнационную, некоторые сорты рисовальной, грубые и толстые сорты картонов и т. д., реже оберточную бумагу на небольших заведениях, где недостаток капитала и малый торговый оборот не позволяют обзавестись бумагоделательною машиною. У нас в России, не только маленькие заведения, но и некоторыя довольно болышия фабрики придерживаются еще стараго черпальнаго способа.
Должно заметить, что ручная выделка бумаги имеет за собою некоторыя преимущества, бумага может выходить лучше, волоконца плотнее ложатся, даже и при толщине листа весьма значительной, как напр. в картоне. Впрочем, и этим условиям может удовлетворить машина, хорошо установленная и медленно работающая. Наконец в некоторых сортах бумаги напр. гербовой и ассигнационной требуют от листа, чтобы он на свет имел узор тонкий, резкий и почти не заметный с поверхности. Этот узор лучше выходит на ручной бумаге, чем на машинной.
Очень часто, чтобы узнать не фальшивая ли бумажка, смотрим ее на свет и если видим гербы, узор, цифру, отвечающую ценности бумажки, успокоиваемся. Но мы не знаем того, как легко выводится этот узор при выделке бумаги; наше замечание о действительности бумажки справедливо только потому, что подделыватели фальшивых ассигнаций печатают свои кредитные билеты на простой бумаге, не имеющей внутри узора. «Водяной» сквозной рисунок получается на бумаге весьма простым способом. Если ситко, на котором формуется лист, сделано из проволок одинаковой толщины, то бумага будет выходить ровною; если в длину или в ширину пустим проволоки более толстыя, то бумага получится с полосками, линеваная; вышьем на сетчатом полотне канвовый узор, бумага будет выходить узорною. Такой мелкий узор при ручном способе выходит лучше и яснее; но его можно получать и на машинной бумаге. Узорная и линеваная почтовая бумага имеет красивый рисунок, между тем работается на машинах.
Из одного и того же тряпья мы можем приготовить бумагу пловучую, пропускную, годную только для обертки и печати, и бумагу плотную, пригодную для письма чернилами, — бумагу клееную.
Для приготовлена бумаги клееной употребляют различные способы: или проклеивают ее клеем, когда бумажный лист уже сделан, или к бумажному киселю, до передела его в лист подбавляют таких веществ, которыя придают бумаге прочность, жесткость и как бы склеивают, скрепляют ее.
Лучше и прочнее та бумага, которая проклеена животным клеем. Старинная наша бумага клеилась клеем; каждый лист намачивался клеевым раствором и за тем высушивался. Впоследствии гораздо дешевле стали приготовлять машинную бумагу из массы уже проклеенной; но для такой проклейки животный клей не годится; клейкая масса не формуется в ровные листы и грязнит ситчатое полотно; для проклейки бумажной массы употребляют другия вещества. Чаще всего проклеивают смесью крахмала, квасцов и, так называемаго, смолянаго мыла: берут смолу, так называемый гартус или канифоль и смешивают ее с щелоком, — получается слизистая жидкость, ее разводят водою, нагревают и смешивают с крахмалом, который разбухает в клейстер, и потом прибавляют квасцов. Приготовленную таким образом жидкость наливают в писчебумажную массу и, за тем, формуют листы. Для бумаги газетной тесто клеят без крахмала, одним смоляным мылом с квасцами. Если хотят иметь бумагу с глянцем, прибавляют немного воску. Все такого рода проклеивающия вещества дают однако же бумагу хуже настоящей клеевой; животным клеем проклеенная бумага выходит крепче и глаже с поверхности. Такую бумагу не трудно отличить от первой. Клей лежит на поверхности бумаги и, следовательно, при соскабливании ножем он снимается, от чего написанное чернилами по подскобленному будет расплываться.
Наша русская бумага вообще проклеивается дурно; лучшая бумага английская и одна из главных причин тому та, что ее проклеивают не смоляным мылом, а клеем. Самая проклейка в Англии производится не ручным способом, а машинным. Сформованное и высушенное бумажное полотно тотчас же с писчебумажной машины идет на особенную клеильную машину, которая проклеивает бумагу клеем, сушит ее и голландрует. В последнее время у нас, в России, английский способ проклейки бумаги начал входить в употребление; на двух лучших наших фабриках (невской и покровской) им проклеивают некоторые сорта бумаги. Говоря о проклейке бумаги животным клеем, не мешает заметить, что при ней можно употреблять в примесь к льняному тряпью значительную примесь бумажнаго тряпья. Как сравнительно ни слабо хлопчатобумажное волокно, но в бумаге хорошо проклеенной клеем, оно немногим уступает чистому льняному волокну.
Кроме проклейки бумажную массу обыкновенно подсинивают. Синька скрадывает желтизну и бумага выходит белее; в большинстве случаев необходимо подсинивать бумагу, подобно тому, как при мытье
белья, делают это прачки. Синькою для бумаги лучше всего служит краска ультрамарин; часто на наших фабриках употребляют другую краску более дешевую, именно, берлинскую лазурь или синий сандал, но ни сандал, ни лазурь не годится для хороших сортов бумаги. Нередко при подсинивании вместе с краскою прибавляют к бумажной массе, белил (не свинцовых, а баритовых), или шпата, или, даже просто хорошей белой глины. Прибавка белой глины делает бумагу несколько белее, да кроме того, — и это выгода фабриканта, — увеличивает вес бумаги; а в торговле ценят бумагу не только по наружному виду, но и по веcy: чем тяжелее бумага, тем она лучше и ценится дороже.
Когда выделывают бумагу цветную, то для нисших сортов берут цветное тряпье, например синее кубовое для синей бумаги, красное для красной бумаги; для лучших сортов бумаги, например для бумаги почтовой, высоких сортов оберточной, приготовленную бумажную массу подцвечивают краскою, подобно тому, как и синею краскою (ультрамарином, лазурью) выводят иногда бумагу не только слегка синеватую, но и вполне синею.
VII.
Что делается из тряпья кроме писчей бумаги? — „Бибула". — Картон. — Толь. — Обои. — Папье-маше. — Бумага меловая, грифельная, вощеная, наждаковая. — Искусственный пергамент. — Бумажныя воротнички. — Порох из бумаги. — Пироксилин — Коллодиум. — Можно ли из тряпья сделать патоку, спирт, уксус?
Смотря по толщине тряпья, свойству волокон, большей или меньшей их обработке, по проклейке, по толщине формовки и, наконец, по отделке, — получаются самые разнообразные сорты бумаги, от самой тонкой, прозрачной до грубой, оберточной, от листа папиросной бумаги, до толстой картузной бумаги, от бумаги совершенно белой до окрашенной в различные цвета всевозможных оттенков.
Кроме бумаги писчей, почтовой, газетной и оберточной, из стараго тряпья, из обрывков веревок, канатов и шнурков, из оческов с прядильных и канатных фабрик и тому подобных материалов выделывают много других предметов весьма разнообразных. Из грубаго тряпья с примесью пеньковых оческов, кострики и опилок дерева делают «бибулу», т. е. сахарную бумагу, синюю и белую, идущую на обертку сахарных голов. Из тряпичнаго киселя, подобно бумаге, выработывают картон всевозможных сортов, — от тонкаго и глянцовитаго до грубаго, толстаго, не уступающаго прочностию дереву, — годный на различнаго рода поделки. Все переплетное и картонажное (футлярное) ремесло основано на приложении картона и бумаги.
Картон, обработанный вареною смолою, т. е. просмоленная в массе бумага, обсыпанный песком и графитом дает отличный материал для кровли крыш, — так называемый кровельный толь, приложение котораго, взамен дерева и железа, увеличивается с каждым годом. Таким образом картон, выделанный из стараго тряпья, служит основанием толеваго производства. Из картонной массы на толевых фабриках приготовляют ныне также трубы для приводки воды и газа, которыя с выгодою могут заменять тяжелыя чугунныя трубы. — Комнатные обои самых разнообразных цветов и узоров есть низший сорт писчей бумаги, на которой отпечатан красками тот или другой рисунок; таким образом тряпье и выработанная из нея бумага являются основою фабричнаго производства обоев, которым в России и особенно за границею заняты грамадныя фабрики. — Из тряпичнаго киселя можно формовать не только листы и трубы, но и вещи какой угодно формы, можно оттискивать предметы самаго прихотливага рисунка: узорные ящики, табакерки, подносы, рамки, куклы, статуэтки; это, так называемый „папье-маше" или жеваная бумага. Для большей прочности приготовленных вещей тряпичный кисель смешивается с глиною, известыо и песком, проклеивается клейстером или клеем и в изделиях сверху прокрывается лаком. Таковым способом делаются знаменитыя «Лукутинския» табакерки. Вообще примесь к бумажной массе различных веществ, а еще более наружная обработка и отделка вещи придает изделиям сработанным из тряпки самый разнообразный вид. Так, глянцовитая бумага визитной карточки есть тонкий картон, покрытый белилами и полированный; грифельная бумага, заменяющая аспидную доску, тот же картон, покрытый матовою черною краскою; лист бумаги, обработанный веществами, придающими ей прозрачность например канифолью и воском, дает вощеную бумагу, служащую для копировки планов и рисунков. Картон, снаружи покрытый клеем и обсыпанный наждаком, толченым стеклом, песком и тому подобными твердыми веществами, служит отличным материалом в столярном деле, для полировки дерева, идет на обклейку спичечниц и т. д. Из неклееной бумаги легко также приготовить лист чрезвычайно плотный, кожистый, сходный с животною тканью, и известный под названием искусственнаго пергамента. Эта пергаментная бумага, хорошо приготовленная, может заменять ценный настоящий пергамент, приготовляемый из кожи; кроме того, он служит интересным примером того, как легко и скоро может изменяться то волокнистое вещество, которое служит основою бумаги, превращаясь при этом в массу прочную, неимеющую по-видимому ничего общаго с первоначальным листом бумаги.
Бумажный пергамент не трудно приготовить каждому. Для того нужно обработать бумагу или купоросным маслом, или раствором, так называемаго, хлористаго цинка.
Продажное купоросное масло разводят одною третью, по весу, воды и в приготовленный крепкий раствор серной кислоты опускают на несколько секунд листок плотной газетной бумаги. Смотря по толщине листа, чрез 5 или более секунд наружный вид его изменяется: он разбухает, делается кожистым и прозрачным. Обработанный листок вынимают из раствора, тотчас промывают в воде, потом в разжиженном аммиачном или нашатырном спирте, чтобы не оставалось в листе кислоты, которая может его портить, и снова моют в чистой воде. Если листок высушить и разгладить, то получится бумажный пергамент. Способ, описанный нами, был применен за границею в заводских размерах, ручная работа заменена была машинною, при чем брали машинную бумагу, которая длинною полосою проходила последовательно через ряд ванн или чанков, превращалась в пергамент, промывалась, за тем высушивалась и голландровалась. По прочности своей бумажный пергамент может иметь применение не только взамен пергамента настоящаго, но и в других случаях, напр. на ярлыки и билеты, для книг школьных и народных, для переплетов и т. д.
Из бумаги и бумажнаго теста, как мы уже сказали, можно приготовлять вещи по-видимому неимеющия между собою ничего общаго. Из бумаги легко сделать беседку, удобную для жилья, экипаж и лодку, шляпу, каску, стакан, блюдо, мебель и даже воротничек мужской и дамской, который трудно будет отличить от самаго лучшаго полотнянаго и кружевнаго воротничка. Правда, такой воротничек весьма не прочен, его нельзя мыть и чистить; но и один раз надетый, он может быть выгоднее прочнаго полотнянаго воротничка. В Англии бумажные воротнички, кажущиеся на первый раз шутовскими, расходятся в огромном количестве; их носят не шутя люди серьозные, так как новый воротничек стоит дешевле того, что нужно заплатить прачке за одну только чистку воротничка полотнянаго. Предлагали из бумаги делать даже пушки для легкой артиллерии; но эта смелая идея, конечно, никогда не может иметь приложения; она представляет только ту крайность, до которой доходят иногда предприимчивые изобретатели. Но из чистой бумаги, хорошаго волокна, a еще лучше из чистых волокон, например хлопчатобумажных или обыкновенной ваты, можно приготовлять порох для пушек, вообще для огнестрельных орудий и фейерверков. Этот порох в отличие от пороха обыкновеннаго, приготовляемаго из угля, серы и селитры, носит название пороха хлопчатобумажнаго.
Если в смесь азотной кислоты (крепкой водки) и купороснаго масла (серной кислоты) погрузить на несколько минут кусок ваты, то наружный вид ея не изменится, масса волокон останется как бы нетронутою; но вынутый кусок ваты, отжатый, промытый в воде и осторожно высушенный, будет порохом. При ударе молотком он даст взрыв, при нагревании вспыхнет подобно пороху. Это вещество носит название пироксилина или хлопчатобумажнаго пороха и представляет волокна изменявшияся под влиянием азотной кислоты. Смотря по крепости взятых нами кислот и по времени обработки ими, можно получить и сильный, и слабый порох, который с выгодою может заменить обыкновенный порох в артиллерийском деле, он годен для фейерверков, взрыва мин и т. д. До сих пор, впрочем, приложение хлопчатобумажнаго пороха незначительно; главная причина тому дороговизна его. Но вероятно многим известен тот способ зажигания люстр и канделябров, при котором в несколько секунд разом загораются сотни свеч, как бы сами собою. Здесь мы видим приложение того же хлопчатобумажнаго пороха; свечи загораются, конечно, не сами собою, их зажигает нитка или бумажная пряжа, которая идет от одной светильни к другой и соединяет их вместе. Зажженный конец нитки быстро вспыхивает и переносит огонь от одной свечи к другой. Нитки или пряжа, употреблаемыя для такого освещения, обработывается смесью азотной и серной кислот и таким образом представляет собою слабый хлопчатобумажный порох. Порох более или менее сильный
можно приготовить не только из новой ваты, нитки или пряжи, но также из стараго тряпья (лучше всего бумажнаго), листа бумаги, картона, тряпичной массы и т. д.
Пироксилин или бумажный порох, кроме способности легко воспламеняться, a потому и давать взрыв, обладает еще одним важным свойством. Если клочек бумажнаго пороха бросить в смесь крепкаго спирта и эфира, то в несколько минут клочек простой, по-видимому, ваты, уничтожается, — он расплывается и растворяется совершенно в смеси спирта и эфира. Раствор, полученный от пороха, представляет собою массу клейкую; налитая на руку, она быстро сохнет и оставляет тонкую, но весьма плотную кожицу. Этот раствор бумажнаго пороха есть коллодиум, имеющий обширное приложение в фотографии и употребляемый также в медицине. Коллодиум, налитый на стеклянную пластинку и, за тем, опущенный в раствор серебра (азотнокислой окиси серебра или лаписа), образуют ту поверхность стекла, весьма чувствительную к свету, на которой получается изображение предмета, — так называемый, негатив, с котораго делаются на бумаге оттиски или позитивы. Бумажный порох или пироксилин и раствор его коллодиум представляют весьма интересные примеры тех изменений волокнистых веществ, или клетчатки их составляющих, которыя происходят от действия на них того или другого вещества. В бумажном порохе наружный вид волокон и цвет их остаются те же, но свойства их изменяются; они делаются растворимыми в смеси спирта и эфира, вспыхивают как порох и т. д.; этих свойств не имеет вата. Наконец, в коллодиуме, приготовленном из бумажнаго пороха, нельзя уже узнать ни той ваты, из которой приготовлен порох, ни того пороха, из котораго получен раствор. Пироксилин и коллодиум представляют нам пример тех изменений, которыя происходят в телах путем химическим. Этот путь обработки различных веществ, составляющий основу промышленности заводской, резко отличается от того пути, при котором изменяется наружная форма тел, но не их свойства; последний путь обработки есть механический, на нем, как легко понять, основано производство писчей бумаги и других изделий из бумажнаго киселя.
Бумажный или растительный пергамент есть также бумага, измененная путем химической обработки, по крайней мере с наружной поверхности. Поверхность бумажнаго пергамента не есть простое волокно, составляющее бумагу, a есть вещество весьма сходное с коллодиумом.
Приводим примеры этих изменений клетчатки волокна, чтобы указать на тот путь химической обработки, которую предлагали применить в заводских размерах к бумаге и старому тряпью. Если бы сказали нам: бумага, на которой пишем, может дать не один порох или коллодиум, но также и сладкое вещество, подобное меду и патоке; из старой ветоши можно курить спирт и делать уксус... Все это было бы также справедливо, как и то, что из листа бумаги можем приготовить пергамент близкий к животной оболочке и, в большинстве случаев, могущий заменить, например, обыкновенный животный пузырь.
Обрывки чистой неклееной бумаги, тряпье и бумажный кисель достаточно обработать, при легком нагревании, небольшим количеством купороснаго масла, разведеннаго водою, чтобы получить то сладкое вещество, которое составляет основание меда и продажной патоки и носит название глюкозы. Волокна бумаги, тряпки и киселя при этой обработке перейдут в растворимое состояние, образуют глюкозу или патоку, но не чистую, a в смеси с серною кислотою (купоросным маслом), помощию которой мы превращаем тряпье в сладкое вещество. Прибавляя к полученному раствору мела или извести, можем удалить кислоту из патоки, так как серная кислота соединяется с известью и образует белый тяжелый порошок, т. е. гипс, который состоит из извести, прибавленной нами к паточному раствору, и той серной кислоты, которая употреблена была для обработки бумажных волокон. Нам остается слить чистую жидкость, чтобы получить приготовленную патоку. A если мы можем получить патоку, то из патоки не трудно добыть спирт; эта патока, как и всякая другая, если прибавить дрожжей, будет бродить, вспениваться, выделять пузырьки газа угольной кислоты и образовать из себя спирт. Полученную бражку в перегонном кубе можем очистить от спирта, который, как вещество легко летучее, будет возгоняться, перейдет в холодильник и, за тем, в приемник.
И так, из тряпья и бумаги мы можем получить патоку, a из патоки приготовить или выкурить спирт, подобно тому как гонится спирт хлебный. A если мы можем приготовить спирт, то из полученнаго спирта не трудно получить и уксус.
Мы остановились на этих примерах, чтобы ознакомить, хотя мельком, с теми превращениями, какия испытывает всякая клетчатка составляющая волокна, при обработке ея теми или другими веществами. Эти изменения имеют, впрочем, интерес более научный, чем практический; до сих пор оне не играют такой важной роли в промышленности, какую занимает механическая обработка волокнистых веществ вообще и стараго тряпья в частности. Порох бумажный обходится дороже пороха обыкновеннаго; патоку дешевле и удобнее получать из крахмала; выкуривать спирт выгоднее из мучнистых веществ, — зерноваго хлеба и картофеля, — a также из свекловицы и патоки, остающейся на сахарных заводах при выработке сахарнаго песка.
Старое изношенное тряпье, и тем более приготовленный из него бумажный кисель составляют весьма ценный материал, главную его массу поглощает производство писчебумажное.
VIII.
Сколько делается бумаги в Америке, Англии, Франции и России? — Из чего можно делать бумагу кроме тряпья? — Заключение.
В начале книжки нашей мы сказали, что необходимость в бумаге увеличивается по мере развития народнаго образования. Действительно, чем народ становится грамотнее, чем больше страна промышляет и богатеет, чем больше читающих и пишущих, тем нужнее бумага, тем нужнее печатное слово, тем сильнее и плодотворнее его значение. Всюду, где народ грамотен, запрос на бумагу, потребление, расход на нее возрастает постоянно и притом так сильно, что невольно возникает серьозный вопрос o том: из чего, наконец, со временем будут делать бумагу? В Англии, Франции и Германии уже давно недостает своего тряпья для выделки бумаги; там гораздо больше истрачивают бумаги, чем изнашивают белья; ежегодно привозят туда много стараго тряпья из других государств; между прочим, Россия снабжает их довольно большою массою своего тряпья.
Чтобы дать понятие o том, как велик запрос на бумагу и как быстро развивается потребность в ней, приведем несколько примеров, не лишенных поучительнаго интереса.
Больше всего ныне выделывается и расходуется бумаги писчей, газетной и оберточной в Северной Америке. Здесь работают 800 фабрик на которых до 3000 писчебумажных машин; ежегодно выделывается бумаги почти на 37 миллионов рублей, более 7 миллионов пудов. Этого огромнаго количества бумаги еще недостаточно для Северо-Американских штатов; ежегодно ввозится сюда, из Англии и Франции, бумаги, преимущественно тонкой и рисовальной, на 1,250,000 р. сереб. Цыфры такого громаднаго потребления бумаги тем более поразительны, что за 40 лет тому назад в Северо-Американских штатах существовала одна писчебумажная машина, работавшая бумагу; потребление бумаги писчей и газетной не составлало и сотой доли того расхода, который существует ныне.
Англия производит ныне бумаги до 6,000,000 нудов, за 10 же лет тому назад она выделывала немногим более половины нынешняго производства, именно около 3,700,000 пудов.
Франция выделывает до четырех с половиной миллионов пудов бумаги; в 1850 году сумма производства составляла только 2,500,000 пудов.
Чтобы иметь понятие o том, как велико производство бумаги во всей Европе, достаточно сказать, что одна Франция выработает столько, что полосой ея машинной бумаги достаточно было бы обернуть 28 раз вокруг земнаго шара.
Россия по количеству выделываемой и расходуемой бумаги занимает весьма скромное место. Она имеет 165 писчебумажных фабрик, на которых занято до 12000 рабочих и по официальным сведением выработывается бумаги ежегодно на 5,666,000 р. Средним числом можно считать, что в России выделывается ныне до трех миллионов стоп бумаги, считая в том числе и оберточную, a пo весу около 900,000 пудов, на что истрачивается около 1,200,000 пудов тряпья. Эта цифра ничтожна для нашего громаднаго народонаселения. Если считать на душу, то у нас среднее потребление не составит более одного фунта на человека. В Северо-Американских Штатах приходится бумаги около 10 фун. на человека, в Англии около 8½ фун., во Франции около 5 фунтов.
Итак, наше производство бумаги, сравнительно, весьма ничтожно и развивается притом еще весьма слабо. Мы никак не можем похвалиться не только количеством бумаги, но даже качеством и дешевизною ея. Мы не умеем еще выделывать бумагу хорошо и дешево, хотя в воде и тряпье недостатка у нас быть не может. Мы тряпье, в сыром его виде, вывозим за границу, снабжаем им заграничныя фабрики; но к сожалению не имеем писчебумажнаго производства, которое могло бы соперничать с заграничным. К нам не ввозится бумага писчая и газетная из заграницы только потому, что обложена высокою ввозною пошлиною.
Мы производим ничтожное для нашего народонаселения количество бумаги; да кроме того, в этой ничтожной цифре главную массу составляет еще та бумага, которая истрачивается в наших канцеляриях и идет на всякаго рода делопроизводство. Если исключить эту бумагу из общаго потребления, то останется самая ничтожная цифра собственно для народнаго потребления. Причины такого малаго расхода бумаги понятны. Масса нашего народонаселения, к сожалению, лишена еще грамотности, a следовательно, — не нуждается в бумаге. Количество газетной бумаги, расходуемой в России, весьма незначительно: книг у нас печатается мало, и еще того меньше читается; мы не имеем газет и журналов, которые расходились бы не только сотнями, но и несколькими десятками тысяч. При таком слабом запросе на бумагу и при огромных массах тряпья, скопляющихся по деревням и городам, по-видимому, далеко для нас не важен вопрос o том, из чего мы со временем будем делать бумагу. Нашего тряпья достанет надолго для нашего производства.
Далеко не в таком первобытном положении находятся другия государства. Недостаток в тряпье с каждым годом чувствуется там сильнее и вопрос o замене тряпья каким либо другим материалом обращает на себя общее внимание.
Из огромнаго количества сырых материалов, могущих с большею или меньшею выгодою заменить тряпье вполне или частию только, укажем на стебли кукурузы, простую солому и, наконец, дерево. Из стеблей кукурузы в Австрии работают бумагу весьма высокаго качества и нет никакого сомнения в том, что для южных стран, где кукуруза растет привольно и составляет насущный хлеб народа, производство бумаги из стеблей кукурузы имеет огромное значение.
Более общий интерес представляет бумага соломенная, производством которой ныне заняты огромныя фабрики в Германии. Солома дает не только оберточную сероватую бумагу, но и бумагу белую писчую и почтовую; приготовленная с небольшою примесью бумажнаго киселя, она не уступает бумаге обыкновенной. Предлагали бумагу делать из дерева; во Франции недавно еще устроена была фабрика для деревянной бумаги; обработка дерева на бумагу стоит довольно дорого, но бумага выходит весьма хорошаго качества, — по плотности и крепости не уступит бумаге льняной.
Закончим нашу книжку o тряпье и бумаге искренним пожеланием скорых и широких успехов нашей писчебумажной промышленности. Россия богата тряпьем и могла бы выделывать огромное количество бумаги, притом бумаги хорошей и дешево стоющей. Много тряпья по городам и селам пропадает у нас даром. За тряпьем дело не станет; было бы уменье, был бы запрос на бумагу. Запрос и нужда порождают и развивают всякую промышленность. Потребность в бумаге увеличивается с развитием образования; следовательно, по поводу тряпья и бумаги, можем сказать тоже, что говорит вся промышленность, что говорят все факты частной и общественной нашей жизни: грамотность, образование — вот наши нужды. К сожалению, в России еще мало людей грамотных, наша промышленность и торговля ждет людей знающих, образованных; к чести и славе нашего времени с каждым днем число тех и других прибывает. Да пожелаем, чтобы людей грамотных, знающих и пользующихся своею грамотностию и уменьем на пользу себе и ближних, прибывало скорее и больше. Старая русская пословица говорит великую правду: Ученость—свет, неученость—тьма!
КОНЕЦ.
1Станки для ванн обыкновенно делают чугунные, днище деревянное; внутри как дно, так и стенки обиваются листовым свинцом.
2 Вместо голландеров на заграничных писчебумачных фабриках стали употреблять другую машину для измельчения тряпья в кашицу. Эта новая машина, лет 7 тому назад, изобретена американцем Кингслендом и в своем устройстве не имеет почти ничего общаго с голландером. Она измельчает тряпье не барабаном с планками, а жерновами стальными с насечками. Главное достоинство этой новой машины в том, что она, измельчая тряпье, нисколько не портит волокон; стоит дешевле голландера и работает так скоро, что одна машина заменяет 8 старых голландеров.
3 Чаще всего для отмывки хлора употребляют не большое количество натра сернисто-кислаго или серноватистокислаго, который и носит название антихлора.