<<< попередня

Наконец пришло время матери подумать, как пристроить сына, т. е. подыскать ему службу; начал подумывать об этом и он сам. И так как в это время он уже сделался более сообщительным со своими сверстниками - двоюродными братьями, то часто у нас происходили разговоры: какую избрать себе жизненную дорогу? Почему-то он выражал свое желание быть артиллеристом. Но палить изъ пушек, какъ видно, ему не было суждено. Мать его - религиозная женщина, выписывала духовный журнал, где помещались проповеди одесского архиерея Иннокентия. Юноша настолько увлекся его проповедями, что начал строго соблюдать посты, чаще и больше молиться, давать бедным милостыню, так что среди родных даже начали поговаривать: „Африкан хочет поступить въ монахи", что очень печалило мать его. В этот перюд его жизни загоралась крымская война. И как в нашем семействе было много моряков, то наши родители и его мать задумали подготовить нас и его въ моряки, для чего требовалась специальная подготовка. Его и нас 3-х братьев отвезли въ город Ниволаев, где в то время существовал пансион Акимова; тут то и подготовляли въ гардемарины. Мы были помещены пансионерами, а Африкан Александрович приходящим, почему мать и поместила его вблизи пансиона у учителя истории и русского языка Илькевича. Здесь к нему был приставлен в виде дядьки старик, бывший когда-то швейцаром у князя Жевахова в С.-Петербурге, (князь былъ женат на родной сестре Африкана Харитине). Содержатель пансиона Ефим Семеныч Акимов был чрезвычайно религиозный человек и умел восприимчивым натурам передать свою религиозность. Это была третья воспламеняющая искра для таившегося пламени. И герой нашего рассказа начал редко посещать классы, а если и посещал, то сидел, бывало, молча в очках своих (он был близорук); смотрит он как-то неопределенно, как будто куда-то вдаль, повидимому ничего не замечает вокруг себя, ничего не слышит, не видит, что давало повод его товарищам говорить: ,,Шпир наверно не выдержит экзамена, так как совсем не занимается, а ходит только по церквам, то в заутреню, обедню, на всенощную и т. д." Когда я забегал к нему на квартиру, чтобы докурить, то почти всегда заставал его обложенным кругом безчисленными томами книг духовнаго содержания, или лежащим на полу и слушающим народные сказки старика-дядьки. Этот дядька говорил мне, что его питомец строжайше соблюдает посты и часто спит на полу, положивши под голову вместо подушки свои заветные книги, поглощающие его душу и сердце. Конечно, такая жизнь подавала повод его товарищам смеяться над ним и опять же называть его „чудаком", на что он конечно не обращал никакого внимания. Товарищи ошиблись в своемъ предположении: он первым, блестяще выдержал экзамен по всем предметам.

Здесь я позволяю себе сделать маленькое отступление от последовательного рассказа и возвратиться снова к детству Африкана Александровича. Воспитывавшись в пансионе у француза в городе Одессе, он имел несчастие, как и многие из детей пансинеров, подвергнуться детскому пороку, от которого, как он мне говорил уже в юности своей, ему очень трудно было отделаться и за который он впоследствие поплатился очень дорого своим здоровьем. Не помню, в каком возрасте своего детства он рассказывал мне, что почему-то получил страсть „подкрадывать" у матери такие вещи, в которых бы ему вовсе не отказали. Будучи взрослым, вспоминая об этом, он говорил мне: „сам не знаю на что, возьму какую-нибудь вещь и спрячу". Но к счастию этот второй порок мать заметила и выпорола его розгами. „С тех пор я перестал это делать", - говорил Африкан Александрович. Кстати здесь я упомяну, что он имел как в детстве, так и в юности прекрасный музыкальный слух и память. Довольно ему было раз услыхать какой-нибудь мотив, и он надосуге просвистит его правильно (петь не любил, хотя пел правильно). Водки не пил никогда, говорил „не могу". Пьяным никогда не напивался, но любилъ выпить рюмку-две хорошего вина и выкурить хорошую папиросу, или сигару.

далі >>>