<<< попередня

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
О ЗАДАЧАХ ГОСУДАРСТВА

Отношение между отдельной личностью и коллективом понималось двояко и при этом противоположно. Большинство мыслящих людей нашего времени предполагают, что целое существует для единицы; в древности же, наоборот, придерживались того мнения, что единицы существуют для коллектива. Впрочем, такое мнение существует ещё и теперь, особенно в Германии. Если же принять во внимание, что чувствует, хочет и мыслит лишь отдельная личность, целое же не знает ни чувств, ни воли, ни мысли, то станет ясно, что жертвовать единицами для целого ничто иное, как жертвовать ими во имя химеры. Фактически основой таких предпосылок является требование, — быть может бессознательное, — чтобы большинство членов общества стало жертвою меньшинства, жертвой властвующего класса или даже единичного власть имущего лица,— являющегося воплощением и представителем коллектива. Ещё не столь далеки те времена, когда люди были серьёзно убеждены, что народы существуют для королей, что кoнечная цель общества заключается в том, чтобы развлекать и прославлять короля. Последнее мнение, положим, никогда не претендовало на почётное звание философского учения; скорее оно пользовалось высокопочтенной теологической санкцией. Напротив, учение, провозглашающее, что целое важнее его частей, что в целом-то и заключается конечная цель бытия индивидуального, — это учение считает себя философским.

Надо признать, что в этом последнем учении действительно заложен зародыш истины, который однако необходимо отделить от примеси кое-чего неверного. Конечная цель человеческого бытия заключается в том, чтобы возвышенное, божественное осуществлялось в жизни. И лишь по мере стремления к этой конечной цели, по мере достижения её, бытие единичной личности и всего человечества обретает истинный смысл и истинную ценность. Однако опыт и итстория показывают, что люди идут по пути прогресса лишь под напором нужды и насилия. Поэтому неравенство и несправедливость в распределении власти и имущества среди людей были необходимым условием для развития возвышенного, для достижения конечной цели человеческого бытия. Лишь под этим условием мог распуститься цвет более высокой жизни во всех её областях. Но следует ли из этого, что всё-таки правильно жертвовать единицами, и даже целыми миллионами поколений, состоящих из единиц, ради этой высшей цели? Нет, это было правильное раньше, теперь же это вовсе не так. Допустим даже, что отступление от нормы является условием для осуществления нормы, для достижения возвышенного, — но это лишь до тех пор, пока люди не дошли до ясного сознания анормальности такого явления. Как только это сознание обретено, нет больше ни оправдания, ни смысла удерживать анормальное для достижения каких бы то ни было целей. Поощрять нормальное ненормальными средствами, доброе — злыми, — значит разрушать одной рукой то, что создастся другой, значит ударить по лицу того бога, которому ты же поклоняешься. Мы можем, например, помириться с мыслью о том, что в древние времена рабство было основой высшего нравственного развития, но в настоящее время никакими соображениями нельзя оправдать существование рабства, ибо мы раз навсегда ясно сознали несправедливость этого последнего. Вообще нельзя смешивать низкую оценку индивидуального (эмпирического), что еще имеет большое основание, — с низкою оценкой самого живого индивидуума, а тем более с насилием над ним, которое никакого права на существование не имеет и не может иметь. Ведь носители и поборники возвышенного тоже индивидуумы, отдельные люди. И вес общество ничто иное, как совокупность индивидуумов, и не может оно достигнуть желанной цели, угнетая те самые единицы, из которых оно же и состоит. Поэтому надо строго отличать то, что отдельная личность должна обществу с точки зрения права, от того, что она должна обществу с точки зрения этики. Обязанность отдельной личности по отношению к обществу с точки зрения права заключается в том, чтобы каждый нёс свою часть общественных тягот; и эта часть должна быть отмерена по всеобщей и в принципе равной норме. Принудительными мерами только этого и можно достигнуть. Что же касается нравственных обязательств, то исключительное свойство их — полная добровольность, отсутствие всякого внешнего принуждения. Свой нравственный долг по отношению к обществу каждая отдельная личность должна уплачивать только по собственному внутреннему побуждению. Ни закон, ни государство об этом заботиться не должны.

Согласно с этим следует понимать и задачу государства. Хотя правовая норма и не принадлежит к высшим нормам (каковы напр. логическая и этическая), к нормам, причина и происхождение которых коренится в абсолютной сущности вещей, в божественном, или в понятии и чувстве божественного, хотя осуществление справедливости, поскольку оно достигается путём эгоистических мотивов, путём наказания и принуждения, и не доводит людей до внутреннего совершенствования, не содействует достижению высших целей, однако, с другой стороны, нельзя стремиться к осуществлению высших целей, жертвуя справедливостью и применяя принуждение. В этом заключалось бы явное противоречие. Как могут люди одновременно, с одной стороны, совершенствоваться, а с другой — сознательно быть несправедливыми. И так как общество предоставило государству (т. е. правительству) меры принудительного воздействия в целях проведения в жизнь правительственных же постановлений, то власть государства — ограниченная, так как оно может издавать постановления только внешне-обязательные. Поэтому задача государства не может заключаться ни в чём ином, как в осуществлении принципов справедливости в общественной жизни, так как только эти принципы внешне-обязательны, только их достижение возможно принудительными мерами. Развитие же и укрепление всяких высших стремлений, будь то в области религиозной, нравственной, научной или эстетической, — это, строго говоря, не входит в круг задач государства.

Нельзя требовать от правительства, чтобы оно занималось моральным совершенствованием людей (как это делал Сократ в своих беседах, описанных Платоном), так же как нельзя требовать от правительства и того, чтобы оно научило людей логически мыслить. Этого нельзя достигнуть никакими принудительными мерами *).

Государство, правда, может взять на себя организацию общественного обучения при условии, чтобы этим отнюдь не нарушалась свобода науки и чтобы государство не монополизировало своего обучения, а всем и каждому предоставляло бы самостоятельно учреждать, наряду с государственными школами, школы частные или общественные. Государство может также заниматься мерами для развития продуктивности труда (напр. организацией общественных сношений, шоссейных и железных дорог, каналов, почт и телеграфов), но тоже при условии, чтобы государство не монополизировало своих учреждений, а всюду предоставляло бы возможность и свободу и частной инициативе. Но всё, что предпринимается исключительно в виду целесообразности, должно уступать место тому главному, что требуется от государства, то есть осуществлению справедливости. А в этом требовании заключено очень много. Не правы те, которые думают, что юридический и политический механизм исчерпывает правовую задачу государства. Это было бы так, если бы существующие общественные нормы соответствовали вечным принципам, если бы нужно было только предотвращать нарушение этих норм отдельными личностями. Но в наше время уже неоднократно просыпалось сознание, что сами-то нормы не везде безупречны. Высшая законодательная функция и задача государства состоит в том, чтобы пересоздать эти нормы согласно с принципами, хотя бы и путем медленной и постепенной реформы.

В последующих главах я попытаюсь обсудить и исследовать эти нормы в тех единственных двух случаях, где они ещё могут быть сомнительными, то есть в их применении к правам политическим и имущественным.

<<< зміст

далі >>>