Початок | Далі>>>

Памяти Г.Я.Близнина.

Издание

Елисаветградского Земского Реального Училища.

Елисаветград.

Литотипография Н.Ш.Сейдера. 1902.

Неожиданная смерть Г. Я. Близнина вызвала во всех, кто только так или иначе имел случай знать его, соприкасаясь с ним, единодушные искренние сожаления об утрате этого редкого по своим душевным и нравственным качествам человека. В разных периодических изданиях появился ряд статей, заметок и воспоминаний, в которых, хотя, и отрывочно, но весьма определенно обрисовывается эта в высшей степени чистая сердцем личность, этот безкорыстпо преданный труженик науки, этот всегда любимый, умевший внушить и развить интерес и любовь к знанию, учитель, этот наконец неутомимый и отзывчивый на все хорошее общественный деятель. Елисаветградское Земское Реальное Училище, которому покойный отдавал большую часть своих сил и трудов, желая почтить покойного и сохранить благодарную память об этом своем деятеле, издало настоящую книжку, в которой содержатся воспоминания о покойном его сослуживце и настоящих и бывших учеников, а также почти все, что было напечатано по поводу его смерти. До сих пор всякий, знавший Елисаветградское Земское Реальное Училище, не мог не знать и Гавриила Яковлевича, потому что с самого основания училища Г.Я. был его видным и почтенным деятелем. Пусть, эта книжка передаст и будущим поколениям учащих и учащихся в Елисаветградском Реальном Училище память об этом человеке, отдавшем, 30-ть лет, живого, бодрого, неустанного труда на пользу целого ряда подрастающих поколений. Вначале помещена статья самого покойного Г. Я Близнина «Высоты полых вод г. Елисаветграда», которую он совсем приготовил к печати и намерен был печатать тотчас по возвращении из м. Дахновки, куда уехал отдохнуть на две недели и где он вместо временного отдыха нашел вечное успокоение. Статья эта имеет общий интерес, а тем более она интересна для жителей го рода Елисаветграда. Но кроме того она тоже до известной степени характеризует покойного. Она представляет разработку пятнадцатилетних наблюдений его над полыми водами Ингула; читая некоторые места ее, всякий знавший Гавриила Яковлевича живо представит себе, как он в дождливую весеннюю погоду по размытой дождями и тающим снегом почве спешит к железнодорожному мосту, чтобы, с свойственной ему аккуратностью отсчитать по камням этого моста подъем полой воды. В конце же книжки помещен перечень печатных трудов покойного, а равно печатных отзывов и рецензий, как о его трудах, так и о деятельности Елисаветградской Метеорологической Станции.

Высоты полых вод реки Ингула у Елисаветграда.

(по наблюдениям Елисаветградской земской метеорологической станции с 1886 по 1900 год).

Ежегодно в период с января по Апрель уровень воды в р. Ингуле по временам повышается над обыкновенным меженным.

Таких наблюдений ежегодно в названный период бывает от 1-го до 4-х, а число дней с повышенным колеблющимся уровнем насчитывается от 2-х до 17-ти.

Наблюдения над колебаниями полых вод состояли в том, что каждый раз, когда в погоде замечались признаки, указывавшие на возможность подъема воды в реке, наблюдатель отсчитывал у одного из гранитных быков моста через р. Ингул по продолжению Большой Перспективной улицы (ближайшего к Греческой церкви) число свободных непокрытых водою камней этого быка, находящихся ниже его карниза, и отмечал это число в журнале станции.

На основании этих отметок вычислены все высоты полых вод и паводков, приводимые в настоящем очерке.

Меженный уровень, или нуль высоты водной поверхности в р. Ингуле принят находящимся на высоте 7 камней ниже карниза мостового быка, вышеназванного.¹

Целью настоящей работы было выяснение влияния некоторых из имевшихся на лицо условий на изменение высот полых вод в 15-ти летний период 1886-1900 г.г.

Имея в виду, что по условиям местности повышение уровня полой воды в Елисаветграде сопровождается часто значительным увеличением площади заливаемых берегов и что это обстоятельство для местной жизни имеет тем большее значение, чем выше подымается уровень полой воды, потому что вместе с тем увеличивается и площадь разлива, вся разработка вопроса была приурочена к наибольшим высотам полой воды и все влияющие элементы оценивались только по отношению к тому, как они могли изменить эту наибольшую из высот полой воды каждого года отдельно, все же влияния на подчиненные высоты полой воды, как на менее значительные оставлены без разсмотрения.²

Из числа возможных влияний на увеличение или уменьшение высот полой воды нам представилась возможность разсмотреть только те, для выяснения которых нашлись данные в числе наблюдений Елисаветградской станции. Вопрос о полых водах является, следовательно, разсмотренным в настоящем очерке только в метеорологическом отношении.

Высоты полых вод испытывают двоякого рода влияния: 1—положительные и 2—отрицательные. Влияния положительные, увеличивающие высоту полых вод производятся осадками холодного времени года, выпавшими в форме снега, инея, крупы и в небольшом количестве дождя, а также осадками дождя и тумана в период половодия. Затем увеличение высоты полых вод находится в прямой зависимости от скорости возрастания температуры и от суточного количества тепла, получаемого в период половодия, что, в свою очередь, зависит от того, будет ли наступление оттепелей раннее-постепенное, при малом числе солнечных часов, или позднее, более быстрое, при более продолжительном солнечном нагревании.

К влияниям отрицательным, уменьшающим высоту полых вод относятся второстепенные подъемы вод в реке, предшествующие периоду наивысшего их подъема, продолжительность и высота вод этих паводков и значительность производящих их оттепелей.

Все эти влияния поддаются учету и представлены в таблице озаглавленной: «условия половодий р. Ингула.»³ (см. в конце). В этой таблице количество воды осадков, выпавших в бассейне р. Ингула даны в миллиметрах толщины водяного слоя за время с Ноября предшествовавшего года по день наибольшей высоты следовавшего затем половодия.

Скорость наступления и количество тепла определены в таблице суммами температур выше нуля из наблюдений в 7 ч. утра, 1 ч. дня и 9 ч. вечера в день наибольшей высоты полой воды и в два дня непосредственно ему предшествовавших.

Количество воды, принесенной дождями и туманами во время половодий, определялось суммою осадков в день наибольшего подъема полой воды и в три предшествовавших дня.

Количество воды уносившейся паводками обозначено в таблице суммами их высот и числом дней, в течение которых они были отмечены.

В особой графе даны суммы температур воздуха выше 0° из наблюдений в 7 ч. утра, 1 ч. дня и 9 ч. вечера за весь период холодного времени года с Ноября до начала половодий. Числами этой графы имелось в виду определить влияние оттепелей на уменьшение высот половодий.⁴

В описанной таблице годы расположены не в хронологическом порядке, а в порядке постепенно убывающих высот полых вод.

На основании приведенных в таблице данных выведены следующие средние условия, при которых в Елисаветграде происходили половодия в период 1886—1900 г.

Приведенные выше средние величины дают возможность разделить разсматриваемые половодия на 2 неравные группы: 1) меньшую, в которую входят половодия с наибольшим подъемом вод, превосходящим 15-ти летнюю среднюю (183 сантим.) и 2) большую с подъемом полых вод, не достигающим 133 сант. над меженью.

Сравнивая между собою условия половодий 1-й группы с условиями 2-й группы, находим, что в большинстве случаев высокие уровни полых вод следуют за холодными периодами с обильными количествами воды осадков, что сильные половодия проходят при более высоких температурах, наступающих позже: 15-го Марта, следуют после более холодных периодов года и им часто предшествуют более значительные и более продолжительные паводки.

Наоборот, уровни полых вод недостигающие 138 сант., большего частью следуют за холодными периодами с малыми количествами воды осадков; слабые половодья проходят большею частью при более низких температурах, наступающих раньше 15 Марта нов. ст. следуют после более теплых (зимних) периодов года и им всегда предшествуют менее значительные и в меньшем числе паводки, или же этих последних и вовсе не бывает.

Таблица отклонений от средних за 15 лет, при сем прилагаемая, дает возможность убедиться в том, что метеорологические элементы, влияющие на высоту половодий обыкновенно действуют в разных направлениях: одни увеличивают высоту полой воды, другие в то же время действуют задерживающим образом. Это особенно хорошо иллюстрируется разсмотрением условий, от которых зависят самые высокие и самые слабые половодия.

Весною 1900 г. полая вода поднялась до высоты 360 сантиметров (5 нарш. 1,1 верш. над меженью).

Такому наибольшему за 15 лет подъему воды содействовали осадки дождей, выпавшие в период половодья в течение двух дней в количестве 19,35 миллим., которое должно считаться весьма большим так как оно составляет количества воды получаемого в среднем за весь месяц Март. Кроме дождя во время этого половодия падали крупа и снег, которые тогда же таяли и вместе с водою от дождя составили за 4 дня количество воды, превысившее нормальное для всего Марта. Так как при этом все остальные элементы погоды, а именно раннее наступление половодия и потому медленное наступление тепла и сравнительно небольшой запас воды, оставшийся от осадков холодного времени, вследствие больших в Январе и Феврале значительных паводков оказали свое влияние на уменьшение высоты полой воды, то можно с достаточною уверенностью сказать, что наблюдавшаяся в 1900 г. высота полой воды хотя и наибольшая⁵ в периоде 15-ти лет, но не должна считаться предельною, так как легко может случиться, что к обильному дождю вовремя половодия присоединится или более высокая, чем 1900 г. температура, или запоздание наступления половодия при более быстром приливе тепла или при большом запасе зимних осадков на почвенной поверхности бассейна и тогда высота, а вместе и бедствие от наводнения могут сделаться гораздо более значительными, чем в 1900 году.

Вторая по высоте полая вода наблюдалась в 1890 г. В этот раз половодие было самое позднее (2 Апреля нов. ст.). Высокий уровень полой воды обусловлен был преимущественно высокими температурами воздуха и суммою приливавшего тепла, (как следствием более высокого стояния солнца и большей продолжительности его действия), причем запасы воды от предшествовавшей зимы оказались довольно значительными.

Третья по высоте полая вода наблюдалась 19-го Марта нов. ст. 1888 г. Запасы воды от предшествовавшего холодного времени года, особенно Январского, Февральские и Мартовские, были весьма значительные, паводки были непродолжительные, температура во время половодия— выше средней для периода половодий.

Переходим к половодиям с наименьшим подъемом уровня.

Половодие 1894 г., наблюдавшееся 10 Марта нов. ст. принадлежит к числу наиболее слабых. Постоянно высокие температуры в период этого половодия, не прерывавшиеся ночными морозами подняли полую воду только на ничтожную высоту, потому что запас воды от предшествовавшего холодного времени года был также ничтожный. Почти такой же малый, как в 1894 г. запас зимних осадков имелся к самому раннему за 15 лет половодию 18 Февраля 1899 г. В это половодие если и был слабый подъем воды, то он явился преимущественно следствием выпадения накануне значительного в 15,5 миллим. дождя.

Третье по незначительности половодие прошло в 1886 г. Хотя количество воды осадков за предшествовавшие Ноябрь, Декабрь и Январь было значительно, но январские оттепели 10-го и 11-го удалили значительную часть запаса; оставшегося к 30 Марта запаса мерзлой воды оказалось мало, притом таяние чередовалось во время половодия с ночными заморозками и происходило в отсутствии дождя.

Половодия остальных годов по высотам водного уровня приближались к средней величине в 133 сантиметра над меженью. Переходим к разсмотрению условий, при которых они происходили.

Значительное половодие 1808 г. замечательно тем, что наступило в нормальный срок 15 Марта, что количество полученной в холодный перед половодием период воды было весьма велико (уступает только запасу 1888 г.), однако по высоте полой воды занимает 4-е место, что объясняется убылью воды прошедшей в течение 13 дней паводками, бывшими в начале Марта. Непосредственно во время половодия дождя не было.

Сравнительно невысокие полые воды 1895 и 1892 г.г. не очень много отличались между собою по своей высоте и по количеству имевшегося с зимы значительного запаса вод, но в 1885 г. полые воды подымались выше, так как в этом году перед и во время половодия шел значительный дождь. В 1892 г. во время половодия осадок дождя был ничтожный. При значительном запасе зимних осадков половодие 95 г. имело высоту близкую к норме потому, что начавшееся половодие было прервано наступившими морозами и происходило вследствие раннего времени года при слабом приливе тепла (это половодие наступило 15-го Февраля и было самое раннее из 15-ти). В 92 г. повышенному подъему полой воды помешали паводки и позднее наступление морозов в предшествовавшую зиму. Полые воды в 1887 и 1897 г. были не высоки, потому что были ранними (9 Марта и 23 Февраля) при слабом приливе тепла особенно в 1897 г., при ничтожном дожде в 87г. или при полном его отсутствии в период половодия в 97 г. Притом же запасе воды холодного времени в оба года были ничтожны, так как зимняя погода устанавливалась только с начала Января, а следовавшие затем осадки дали мало воды. В 1898 г. подъем полой воды достиг только 90 сант. (1 арш. 4,3 верш.) над меженью. Половодие, начавшееся 24 Марта нов. ст., было прервано морозами и возобновилось только 31 Марта, причем вода подымалась на ту же высоту в 90 сант. Небольшой запас воды от холодного периода был израсходован таким образом в два приема. В половодие 31-го Марта подъему вод способствовал значительный дождь и высокая температура, доходившая 31го Марта до 6,5° тепла.

Малый подъем полой воды в 1890 г. зависел во 1-х от того, что накопление осадков в холодное время года началось только с Декабря 1889 г., по сумме этих осадков было меньше нормального, а таяние их происходило при невысоких температурах и длилось 5 дней, причем только однажды выпал ничтожный дождь.

Половодия 1889 и 1891 г. относятся к числу не особенно высоких.

В 1889г. накопленной ко времени половодия воды осадков было бы достаточно для гораздо более высокого подъема вод уже 23 Марта, так как в это время и температура была высока и выпавший дождь способствовал таянию, но ночные морозы 24 и 25-го Марта доходившие до 7—8° прерывали таяние снежных запасов и только 27-го наступил вторично подъем полой воды, достигший той же высоты в 162 сант. (2 арш. 4,5 верш.).

Половодие 1891 г., имевшее воду более высокую чем в 89 г., подготовлено было однако меньшим запасом зимних осадков, но происходило при более высокой температуре и не прерывалось морозами.

Все вышеизложенное можно выразить вкратце в следующем:

I. Крайняя возможная наибольшая высота полой воды в Елисаветграде неизвестна, но может значительно превысить пять аршин и один с ¹/₁₀ верш. над меженью.

II. Сочетание условий, влияющих на высоту полой воды, может быть весьма разнообразно.

III. Мера действия этих условий и время их наступления не могут быть точно определяемы заранее.

В дополнение к данным о высоких подах Ингула приводим данные, относящиеся к паводку,

Наблюдавшемуся 14-го Июня нов. ст. (2 июня ст. ст.) 1896 г.

Единственным ближайшем условием этого паводка, поднявшего воду в р. Ингуле на 50 сант. выше меженного уровня, было выпадение ливня с градом, принесшего по показанию дождемера Елисаветградской Земской Метеорологической Станции, в промежуток 2ч. 17 м. слой воды в 35,25миллим. силою в 15,4 миллим. в час.⁶ Грозовой осадок этот получен под влиянием двух областей низкого давления, одной, находившейся над средним течением Волги и Доном и другой менее обширной, находившейся между Кишеневом и Дебречином. В тот же день 14-го Июня и несомненно под влиянием положения названных областей особого давления в Одессе, Харькове и Николаеве выпали значительные грозовые осадки. Количество воды, измеренное в этот день в Елисаветграде, не принадлежит к числу очень больших и можно полагать, что вне Елисаветграда на площади бассейна Уховой (Ушаковой) или кладбищенской балки выпал гораздо более значительный осадок, так как в день ливня по этой балке несся мощный поток с вырванными с корнем деревьями, крупными камнями и массою песку и земли, которыми и были занесены: театральный сквер, театральная площадь и площадь против завода Эльворти⁷. По пути водный поток размыл части кладбищ: немецкого и еврейского и наводнил нижний этаж дома К. В. Соколова-Бородкина, где при этом была залита и погибла захваченная врасплох женщина, труп которой был затем вынут из осевшего ила.

Этот паводок служит хорошим указателем того, что даже одно из неособенно необыкновеных условий погоды, как ливень, может быть причиною значительного подъема водного уровня в р. Ингуле.

Заведующий Елисаветградскою Земскою Метеорологическою Станциею

Г. Близнин.

Количество воды осадков (миллим.) и суммы температур воздуха выше нуля в 7 ч. у.,1 ч. д. и 9 ч. в.

С Ноября до начала половодий.

Условия половодий в реке Ингуле с 1885/86 по 1899/1900 г.

Числа без знака показывают отклонения положительные, на сколько они больше средних; числа со знаком отклонения отрицательные, насколько они меньше средних за 15 лет.

Примечание. В библиотеке Метеорологической станции Елисаветградского Земского Реального Училища имеется особый график, изображающий условными знаками все метеорологические условия 15-ти половодий 1885—1900 г.

Гавриил Яковлевич Близнин.

(Краткие биографические сведения.)⁸

Гавриил Яковлевич Близнин родился 22-го Сентября 1838 года в Петербурге, где его отец состоял па службе по военному ведомству; мать Г. Я. владела имением Березовкой (Почтарево, возле Аджамки, Александрийского уезда, Херс. губ.). Вскоре после рождения Г. Я., отец его, бывший уже в чине генерала, получил назначение в Николаев и всей семье пришлось совершить зимою далекое путешествие на юг. Несмотря на то, что семья Г. Я. была довольно зажиточна, длинное путешествие лошадьми, зимою, в таком раннем возрасте не могло не отразится дурно на здоровье ребенка. В Николаеве мальчиком восьми лет, он был отдан в пансион, где был приходящим; затем, когда ему было 11 лет, его отвезли в Одессу и определили на полное содержание в один из пансионов, считавшийся лучшим. О пребывании в этих учебных заведениях у него оставались самые тяжелые воспоминания. В Николаевском пансионе его спасало еще то, что он в нем бывал только во время классных занятий, но в Одесском пансионе ему пришлось жить в самой дурной нравственной атмосфере и при весьма плохих физических условиях. Имея наклонность к простудам и весьма слабую грудь, он, сверх того, в пансионе стал болеть глазами. Причиной этой болезни было плохое освещение во время вечерних занятий, ограничивавшееся самыми свечами, которые выдавались в очень ограниченном количестве. Уже и это время в ребенке проявлялась естественная наклонность ко всяким экспериментам и, лишенная руководства, она выражалась иногда довольно оригинально: так, ему однажды вздумалось изследовать, будет ли гореть свеча, помещенная в деревянном ящике, которым снабжали воспитанников для хранения вещей: он умудрился укрепить свечу в ящике так, что она не падала, когда передвигали ящик, и только благодаря этому не произошло пожара; опыты прошли благополучно, никто их не заметил, и вывод из них был тот, что свеча в ящике горит меньшим пламенем, чем на открытом месте.

Четырнадцати лет, в 1852 году, он был принят в четвертый класс Ришельевской гимназии и помещен в пансион, существовавший при этой гимназии. Несмотря на все недостатки казенных учебных заведений того времени, жизнь в пансионе гимназии ему показалось много легче прежней жизни, проведенной в частных учебных заведениях. Это время оставило у него даже светлые воспоминания о некоторых его товарищах; особенно он часто вспоминал о Никоровиче и Красильникове, с которыми более близко сошелся. Из преподавателей гимназии он вспоминал с особенным уважением об учителе латинского языка Р.В. Орбинском, который потом был директором коммерческого училища в Одессе; по его словам, Р. В. Умел не только учить, но и заинтересовывать учеником своим предметом. Слабость зрения, развившаяся в пансионе раньше, мешала занятиям Г. Я. в гимназии, тем не менее он переходил из класса в класс без затруднения. После перехода в 7-ой класс он сильно заболел и, оправившись несколько, по совету докторов, должен был оставить учение. В то время родители Г. Я. жили уже в имении матери, куда его отец переехал, потеряв зрение и оставив вследствие этого службу. Слабого юношу перевезли в деревню к родителям, где собравшийся консилиум докторов нашел у него начавшийся процесс бугорчатки в левом легком. Но лучшие условия жизни дали возможность ему быстро оправиться: процесс в легком приостановился; он почувствовал прилив новых сил и взялся за работу. Самостоятельно приготовившись в деревне, он прекрасно выдержал экзамен в Ришельевский лицей, несмотря на плохую гимназическую подготовку, и был зачислен студентом по камеральному отделению.

В лицее Г. Я. принялся горячо за изучение любимых им предметов: химии и естествознании; несмотря на усиленный труд, здоровье его укрепилось, так что он не болел ни разу за все свое пребывание в лицее.

Окончив Ришельевский лицей, Гавриил Яковлевич со своим прежним товарищем В. А. Никоровичем отправился в Париж, где посещал лекции Буссенго и других лучших профессоров тогдашнего времени и работал самостоятельно в одной частной химической лаборатории. Возвратившись в Одессу, он сперва работал со своим бывшим товарищем Красильниковым в лаборатории последнего, и затем устроил свою собственную лабораторию, в которой занимался много анализами лимонной соли, доставляемой ему Н. К. Новосельским, бывшим тогда Одесским городским головой. Лаборатория его получала много заказов, материальное положение поправилось, но болезнь опять помешала продолжать начатое дело; потребовался выезд в деревню для возстановления здоровья, и Г. Я. воспользовался предложением своего товарища Никоровича заняться у него в имении Росоковатой, около Умани, устройством маслобойни и других фабрик. Пробыл там Г. Я. тоже недолго: его здоровье сперва поправилось, но затем, несмотря на хорошую материальную обстановку, лишь только пошло производство и ему пришлось проводить ежедневно некоторое время в воздухе, насыщенном фабричными испарениями, он стал страдать грудью, и пришлось ему опять переменить условия жизни. Возвратившись в Одессу, он вскоре получил место в Коммерческом училище, которого директором был тогда его бывший преподаватель в Ришельевской гимназии Р. В. Орбинский. Г. Я. был определен туда 16 Августа 1865 года преподавателем товароведения и химии. Эту должность он занимал три года и опять, благодаря разстроившемуся здоровью, в 1868 году должен был подать прошение об отставке.

Оправившись несколько у Никоровича, к которому он было уехал для того, чтобы пользоваться деревенским воздухом, он возвратился в Одессу, где, пробыв некоторое время, был приглашен занять место помощника директора и преподавателя естественных наук и химии в только что открывшемся земском реальном училище в Елисаветграде, куда он переехал в 1870 году.

В Елисаветграде представилось ему новое поприще деятельности: пришлось приложить к делу не только свои научные знания, но и свой жизненный опыт. Много пришлось передумать Г. Я., пока он остановился на определенном способе, которого решил держаться при преподавании своих предметов. Насколько этот способ был удачен, можно было судить по тому интересу, какой возбуждали в учениках его уроки. Ежедневно в класс являлся кто-нибудь из них с предметом, возбудившим почему-либо его интерес, настоятельно добиваясь объяснения; весною класс Г. Я. наполнялся массой растений, которые приносили ученики для определения; устраивались экскурсии с учениками в лес, в поле, где шло преподавание естествознания по образцам, встречавшимся на пути. Гавр. Яковл. принимал тоже деятельное участие и в организации общего строя училища и не жалел своего труда каждый раз, когда нужно было помочь своим товарищам. Был поднят в училище вопрос о большом числе неуспевавших учеников; учителя устроили безплатные послеобеденные занятия с неуспевающими; Г. Я. принял горячее участие и в этом деле. По воскресеньям собирались ученики в актовом зале, музицировали, играли в шахматы; от времени до времени кто-либо из них подготовлял какой-нибудь реферат по вопросам, касающимся преподаваемых предметов, по поводу которого потом велись прения при участии учителей. Г. Я. был усердным посетителем этих собраний и много приобретали тогда ученики в частных беседах с ним.

С 1882 года Г. Я., не оставляя уроков в училище, число которых у него, впрочем, значительно уменьшилось, большую часть своих сил и интересов сосредоточил на Метеорологической Станции при реальном училище. Станция эта была постепенно организована при училище, бывшим в нем преподавателем математики и физики Р. В. Пржишиховским. Правильные наблюдения начались на ней с 1874 года, ограничиваясь сперва только записями показаний термометра и барометра; в том же году Главн. Физич. Обсерватория разрешила заведующему станцией взять некоторые приборы, находившиеся без употребления в г. Балте. В 1875 году станция имела уже будку для помещения инструментов, устроенную по указаниям Вильда, психрометр, термометры max. и min., флюгер, дождемеры и прибор для определения количества испаряющейся воды Кроме того барометр станции был поверен сравнением с нормальным барометром Главн. Физич. Обсерватории. В 1877 году, уже по местным барометрическим наблюдениям и наблюдениям Николаевской Обсерватории, была определена высота чашки барометра станции над уровнем Черного моря, которая оказалась равной 126 с лишним метрам. С вступлением Г. Я. в заведывание станцией деятельность ее стала расширяться. Сознавая шаткость всяких выводов, особенно выводов, касающихся распределения осадков, при существовании одной метеорологической станции на площади в несколько миллионов десятин, Гавриил Яковлевич прежде всего постарался привлечь к делу второстепенных наблюдений десятки добровольных сотрудников, преимущественно из сельской интеллигенции, и таким образом весь прилегающий район покрылся густой метеорологической сетью, которая впоследствии слилась с метеорологической сетью, организованной для всего юга России профессором Клоссовским, обладавшим большими материальными средствами, нежели Г. Я. Близнин. Помимо забот о расширении метеорологической сети Гавриил Яковлевич с первых же дней своего заведывания обратил внимание на выяснение связи между метеорологическими факторами и явлениями сельскохозяйственной жизни. Затем он приступил к сводке материалов за первые 13лет существования Елисаветградской Метеорологической Станции (1874—1886 год); результаты этой сводки помещены в статье Г. Я., напечатанной в 1888 году: «Климатологические данные Елисаветграда и его уезда». Для южного хозяйства главное значение имеют осадки; поэтому на регистрирование их было обращено особенное внимание и в то же время Гавриил Яковлевич, быть может, под влиянием работ над сводкой тринадцатилетних наблюдений пришел к заключению, что одно наблюдение осадков, без изучения способов их распределения в почве, еще не может дать сельским хозяевам никаких указаний. Поэтому уже с 1887 года он начал производить постоянные наблюдения над изменением влажности почвы и подыскивать объяснения кажущихся аномалий. Наблюдения над почвенной влагой послужили Г. Я. Близнину материалом для известной его работы, которая пролила новый свет на этот столь интересный для сельских хозяев вопрос. Наконец им была предпринята сводка двадцатипятилетних наблюдений Елисаветградской Метеорологической Станции, причем наблюдения изменений температуры были закончены в этом году и с осени покойный предполагал приступить к сводке наблюдений над осадками. Эта сводка наблюдений над осадками, сама по себе весьма ценная, наверное послужила бы материалом для новых изысканий и выводов, особенно ценных потому, что они принадлежали бы такому добросовестному наблюдателю и такому осторожному в своих заключениях человеку, каким всегда был Гавриил Яковлевич. Но судьба распорядилась иначе. 8-го Июля Г. Я. уехал недели на 2—3 в дер. Дахновку, желая несколько возстановить свои силы в деревне, расположенной у богатых сосновых лесов. 20-го Июля катаясь в лодке по Днепру, он вздумал грести, что было особенно опасно при слабости его легких; после этого у него вечером появилось кровоизлияние из легких, и на другой день уже его но стало.

Речь, сказанная Настоятелем Покровской Ковалевской церкви,
Законоучителем Земского Реального училища Гавриилом
Сорокиным над гробом Гавриила Яковлевича Близнина.

Дорогой сослуживец, незабвенный Гавриил Яковлевич! Неожиданно для нас и безжалостно смерть положила печать безмолвия и вечной тишины на твои уста. Несколько дней тому назад, ты оживленный и веселый с восторгом говорил о предстоящей поездке на недельку другую, чтобы отдохнуть и подышать более чистым воздухом, чем окружающий нас здешний.

И уехал ты для того, чтобы твое дыхание навеки прекратилось. Не хочется верить в эту безотрадную действительность; — не видевши тебя мертвым, сомнение берет допустить мысль, что это твои бренные останки хранятся в этом гробе; а потому ты будешь для нас безсмертным. Твой симпатичный и дорогой образ жив пред нами: спокойный, мягкий и даже нежный твой характер, редкая честность и задушевность в отношениях привлекали к тебе сердца… Но мы должны примириться, что еще чрез несколько мгновений и земля сокроет от нас навеки бренные останки твои.

Еще рано вырвала тебя из нашей среды неумолимая рука смерти, скоро ты окончил свой жизненный путь...

С каким восторгом слушал я твои сообщения в самый день отъезда об окончании последней статьи «Климат г. Елисаветграда» и с каким сожалением ты высказывал, вероятно, чувствуя, что еще несколько строк не окончил для заключения, и как грустно мне, что я тогда же сказал: «да оставьте, будет еще время окончить, а теперь поезжайте отдохните,» и, увы! окончить тебе не придется, а отдохнешь вполне — вечным упокоением... Сколько чувствовалось в тот момент разговора в тебе неостывшего юношеского пыла, завидной энергии, любви к своему делу, серьезности и зрелости мысли... Всей душой любил ты свои предметы, отдал не мало сил и труда для изучения их в течение более чем тридцатилетней педагогической своей деятельности, приобрел широкие познания и пользовался репутацией опытного и знающего преподавателя. Кто только не скажет, что личность твоя была много содержательна и в высшей, степени симпатична, а деятельность—далеко и далеко не безплодна,— известна во многих городах даже Европы. Будучи серьезным и требовательным к самому себе, ты был также требователен и к своим учениками прежде всего желал видеть у юных своих питомцев серьезность и добросовестность отношения к делу; но требовательность свою соединял с чувством высокой справедливости и любви к подрастающему поколению и в каждом отдельном случае сообразовался с характером и способностями ученика, а потому и пользовался вполне заслуженной любовью и расположением учеников. Еще большею любовью и симпатиями ты пользовался среди своих сослуживцев и в кругу друзей и знакомых. Мягкий, обходительный, ласковый, в высшей степени уравновешенный во всех своих действиях, отзывчивый в горе и радости, был искренно любим всеми, кто только знал тебя; положительно могу сказать, ты не имел врагов. Главною чертою характера была скромность, никогда ты не гордился и не превозносился своими достоинствами пред другими и не любил даже заводить разговоры на эту тему и даже всегда с удовольствием выслушивал мнения молодых и принимал их к сведению. Невознаградимая ничем потеря и тяжкое горе постигло товарищей и друзей, горе, скорбь эта не поддаются описанию. Пред нами гроб и повторю, как-то не верится, что в нем сокрыт тот именно милый, дорогой для нас человек, Гавриил Яковлевич, с которым легко думалось, отрадно чувствовалось, с которым шли и серьезные споры и задумчивые грезы о будущем и радостном, светлом будущем.

Тяжелый жребий всего живущего на земле! мы знаем, что смерть удел всех живущих и что ты отошел туда „аможе пріидут все человецы" но, Боже милосердый! внемли печалям сердца нашего и утиши скорбь разстающихся с близким, дорогим идущим по зову Твоему в страну далекую, но где нет ни печали, ни воздыхания.

Напутствуя тебя в далекий путь нашими теплыми молитвами, шлем тебе свои благожелания: пусть образ твой—чистый и светлый живет среди нас вечно, а для науки ты будешь несомненно безсмертным и пусть Всевышний упокоит твою душу в селениях праведных. Мы будем молиться о тебе: Господи премилосердный «не вниди в суд с новопредставивишмся рабом твоим! «Но помилуй и повелицей милости Твоей» Сосвятыми упокой, Христе, душу новопреставившегося раба твоего, болярина Гавриила, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная!...

Прости, дорогой Гавриил Яковлевич, за скудные слова, в будущем о тебе скажут многие много.

Речь Смотрителя Елисаветградского Духовного Училища
законоучителя Реального Училища о. И. М. Бобровницкого
пред отпеванием тела Г. Я. Близнина.

Тяжело переносить всякую вообще крупную утрату, но невыносимо тяжело, когда смерть вырывает из нашей среды того, кто особенно дорог для нас, с чьей жизнью мы до того сроднились, что отсутствие ее является как бы потерей некоторой части нашей личной жизни, нашего собственного бытия. Такой именно тяжелой и невознаградимой для нас утратой является крайне неожиданная для нас смерть глубокоуважаемого, доброго сослуживца, незлобиво сердечного нашего друга и товарища Гавриила Яковлевича Близнина.

Мы не станем говорить о том, чего со смертию почившего лишилась его родная семья; ее безпредельного горя и глубоко сердечной печали словами нам не выразить и не облегчить той скорби, которая тяжелым камнем сдавила их любящие сердца; одно только в этом отношении заслуживает нашего особого внимания: почивший не знал и не искал иных занятий и развлечений; семья и дело доставляли ему самое высшее удовольствие, развлечение, наслаждение, священный долг и обязанность. В этом отношении почивший был редкий в наше время семьянин и далеко не заурядный общественный деятель.

Мир и любовь семейного очага он переносил и в ту среду, в то общество, где по делам сознанного им долга и службы ему приходилось вращаться. Среди своих сослуживцев он был всеобщим другом; воодушевлялся при всяком добром дружном их начинании и отечески скорбел, когда этого не усматривал. Любовь и снисхождение были основными началами всей его деятельности и общественных отношений; в своих трудах он не любил останавливаться на полдороге; он во всякое дело влагал всю свою душу и только тогда успокаивался, когда доводил дело до конца. Не только реальное училище потеряло в почившем преданного школьному делу труженика, принесшего процветанию училища все лучшие силы и способности своего высокого ума и доброго сердца, даже наука лишилась со смертию его заметного деятеля.

Сердечная заботливость о процветании и оздоровлении питомцев дорогой ему школы—реального училища, натолкнула почившего на более широкий путь,— путь заботы о содействии благоустройству ставшего для него родным нашего города, участия в общественном просвещении и заботы о развитии и укреплении физических сил детей по преимуществу рабочего люда. Только любовь и преданность делу почившего могла, по видимому, из ничего, создать столь великое и важное для нашего города дело, как учреждение отдела общества охранения народного здравия.

Бедные дети вообще и по преимуществу учащиеся реального училища потеряли в почившем в высшей степени заботливого, любящего, снисходительного отца—наставника, который радовался успехам своих питомцев и душевно скорбел о всех их неудачах и проступках. Разумная сердечность Г. Я., как опытного педагога, никогда не допускала даже и мысли о злостности такого или иного проступка со стороны ученика; во всяком проступке он умел находить не более как детскую шалость или простое детское недомыслие.

Сообщая детям сведения по своей специальности, он не заботился обременять их ум излишними мелочными подробностями; его главной заботой было внедрить в сердца детей любознательность и любовь к изучению предмета. И должно сказать, что этим путем он достигал таких прекрасных результатов, каких одной учебой трудно достигнуть. При этом почивший умел научить детей в жизни природы усматривать всемощную десницу премудрости и благости Божией.

По истине почивший своею жизнью и служением исполнил великий завет нашего Учителя и Господа: он явил собою высочайший образец любви к ближнему. Всю жизнь свою почивший подвигом добрым подвизался и вот, окончив земное странствие восходить дать отчет Отцу небесному.

Сегодня мы, бр. и дети, собрались отдать последний долг почившему, выразить своим присутствием и разного рода видимыми знаками наше искреннее и сердечное отношение к почившему, нашу благодарность за все его труды. Усугубим же свое рвение; возложим на могилу почившего и тот венок, который в данном случае ему дороже и приятнее всего. Едиными устами и единым сердцем из глубины души прольем молитву нашу к Отцу светов, да упокоит Он всещедрый почившего раба Своего болярина Гавриила в селениях праведников, в тех злачных и светлых местах, где царствует Источник всего сущего, где уготован покой вечный всем в сей жизни трудившимся и обремененным. Аминь.

Священник И. Бобровницкий.

Телеграмма, полученная г. директором Елисаветградского Земского Реального Училища в день погребения Г. Я. Близнина 25-го Июля от попечителя Кавказского учебного округа д. с. с. М. Р. Завадского, бывшего сослуживца Г. Я. Близнина

„Опечален смертию Гавриила Яковлевича. Мир праху твоему, дорогой товарищ, честный работник, добрый наставник юношей и детей! Молю Господа да водворит Он душу скончавшего в месте светле, месте покойне»

Попечитель Завадский

На смерть Г. Я. Близнина.

Речь, приготовленная к произнесению учеником дополнительного класса А. Грабовым.

Дорогой учитель и незабвенный классный наставник! Давно ли мы разстались с тобою, еще, по-видимому, бодрым, крепким и здоровым и вот теперь стоим осиротевшими детьми пред бездыханным твоим телом. Да, не так давно видели мы тебя постоянно окруженным вторыми твоими детьми учениками. Словно заботливый отец, ты стоял среди них и ни одно детское неразумное слово не ускользало от чуткого твоего слуха. Все детские мысли выслушивал ты и на все отвечал с полной сердечностью. Пред тобою доверчиво раскрывали мы даже свои недостатки, и ты, как заботливый отец, спешил исправить их и направить нас на путь истины. Оставил ты по себе в сердцах наших добрую вечную память, дорогой наставник, друг и отец класса. Целых четыре года ты образцово вел наш класс и эти года, вероятно, будут лучшими годами нашей юности. Вечным словом на твоих устах было слово Спасителя: «Дети, любите друг друга». И дети внимали этому чудному слову, а в душе их зрели и развивались нравственные силы. Вечно также раздавалось среди нас твое прекрасное слово: «Дети, любите природу»! И дети, руководимые одною лишь любовью, прислушивались к дыханию ветерка, к говору листьев и таким образом приучались любить ее. Любил ты природу, дорогой учитель и природа это чувствовала. Словно предвидела природа, что тебе уж не вернуться живым в свой родной город и тосковала она⁹. С прибытием же бездыханного тела твоего вдруг заревела, заметалась она, будучи не в состоянии вырвать из рук неумолимой смерти человека, умевшего точно объяснить ее прелести, ее значение и ее назначение. Сгустились зловещие тучи и природа, в безсилии пред волей Творца, оросилась обильным дождем, как бы горючими слезами. Да, дорогой учитель, доброе семя посеяно тобою и блажен сеятель, посеявший его. Почивай же с миром, дорогой наш учитель, друг и отец. Будь уверен, что посеянное тобою в наших сердцах семя не останется безплодным: оно пустит богатые ростки, ростки эти украсятся благоухающими цветами всей нашей будущей деятельности и она явится одним из лучших венков, которыми украсится память о твоем в высшей степени благотворном к нам отношении. Мир праху твоему дорогой наставник.

Гавриил Яковлевич Близнин.

Некролог, помещенный исп. обяз. инспектора Елисаветградского Реального Училища Н.Ф. Марковым в Ведомостях Елисаветградского Городского Общественного Управления.

21-го текущего июля в Дахновке, Черкасского уезда, Киевск. губ. умер от паралича сердца заслуженный преподаватель местного реального училища Гавриил Яковлевич Близнин в возрасте свыше шестидесяти лет.

Чувствую себя обязанным, как ближайший по долгой совместной службе товарищ, оповестить о смерти покойного, так неожиданно сразившей его в чужом месте, среди чужих ему людей, вдали от всего того, что так заветно дорого было ему. Не фатальный конец, а отдых и успокоение от долгих и усидчивых трудов думал найти в благодатной природе Дахновки Гавриил Яковлевич, бывавший здесь и раньше в дорогие для учителя дни летних каникул. Но судьба судила иначе и точно безоружного подкараулила его неумолимая смерть не в душном городе, не за работой, а в деревенском приволье в праздничный час законного отдыха. И с какою решительной строгостью совершилась тут последняя роковая сцена жизни. Здесь не было возможности искать помощи, здесь некого было призвать для борьбы с недугом, постигшим покойного почти внезапно. Громадное село Дахновка с сотнями приезжающих сюда дачников еще не дошла до сознания необходимости иметь у себя что нибудь похожее на медицинскую помощь. Здесь есть и пивные лавки, и буфеты различных качеств, но здесь нет ни постоянного врача, ни аптеки. Случайно заехавший сюда врач, сам ищущий отдыха, не публикует о себе и найти его в случае надобности дело не легкое. Нужно ли говорить о том, что критические моменты в здоровьи человека могли бы быть не всегда фатальными при другом условии? Но дело свершилось и нет ему поворота. Еще за день до своей смерти покойный благодушно катался на лодке по реке в обществе своих знакомых, сам правя веслом, не внушая никому, даже супруге своей, которая была тут же, ни малейшего опасения относительно своего здоровья. Однако наступившая ночь прошла тревожно: в груди и в левой руке почувствовалась боль, дыханье стало затруднительным; на утро стали по селу искать врача; врач нашелся; внимание его было обращено на желудок и печень, хотя сам больной настойчиво указывал на сердце; были предложены медикаменты; но до города не близко; томительное ожидание помощи тяжело. Минул день, на утро стало хуже, но тот врач еще не видел ничего критического и ободрял больного и подозревавшую что-то недоброе его жену. Тем временем последняя роковая минута близилась, и не успел врач оставить больного, как страдания его окончились— он успокоился навеки. Убитая горем вдова потеряла сознание и о дальнейших минутах ничего уже не знала. Чужая рука закрыла глаза покойному, чужие руки обмыли и одели мертвое тело, которое нашло себе место на деревянном помосте крестьянской избы, ибо в избе этой не оказалось стола. К счастью, ибо в горестные минуты бывает счастье, в том же дворе оказались поистине прекрасные люди и между ними С. Л. Овчинникова, сама недавно похоронившая мужа, которые сейчас же приняли деятельное участие в печальном событии и в горе вдовы покойного. Принявшая последний вздох умершего, г-жа Овчинникова своим сердечным отношением и распорядительностью проявила столько чувства и внимания во всем деле, сколько не всегда можно ожидать от близкого. Ей первая благодарность за человека; чуткое женское сердце поняло, что такое смерть на чужбине, смерть явившаяся внезапно, на руках старухи, самой полуживой от горя. Успокоив насколько было возможно вдову, С. Л. Овчинникова поспешила дать знать о случившемся кому могла и прежде всего пишущему эти строки. Несколько елисаветградцев и в том числе А. М. Шерр и Г.Мацевич тотчас же прибыли к покойному.

Товарищеский долг обязал меня взять на себя лестное, но тяжелое для чувства бремя возможных забот о том, что требуется христианским долгом. Не самая смерть поразила меня, а ее внезапность; не сила ее, а та обстановка, в которой она неумолимо убила свою жертву. Я стал свидетелем первого момента того страшного процесса, который у русского народа называется «убиранием» покойника. В крошечной хатенке две бабы на подстенной лавке под образами, перебраниваясь между собой, напяливали на неведомого им мертвого человека непривычное им белье; неумелые руки не знали что делать, как застегнуть ворот рубахи, бабы перекидывали с рук на руки застывающее тело, рискуя ежесекундно уронить его с узкой скамьи на пол. Что-то кощунственное совершалось в эти минуты над человеком, которому, впрочем, тогда было все безразлично и удобно. Но и эти бабы сделали большое дело — они убрали покойника. День стоял невыносимо знойный, день будний, рабочий в деревне до конца, а деревня пустовала; обратиться к кому либо за действительной помощью не было возможности, тела же оставлять в хате нельзя было ни под каким видом. Необходимо было перенести его в церковь и оставить там до момента перевоза его, как того пожелала вдова, в г. Елисаветград. Но тут явилась мысль о гробе, которого в деревне достать негде; помощь пришла от самой же церкви:оказалось, что несколько дней тому назад в Дахновке умер один из дачников, для которого был приобретен деревянный гроб, но покойник вывезен был на родину в металлическом гробу, а тот деревянный оставлен церкви. Помощью нитки мы измерили гроб, и он как раз пришелся по новому покойнику. Что-то с острою болью кольнуло нам в сердце и невольно вырвалось слово: «умер ты, как безвестный, на чужой доске и лег ты, точно горемычный в чужом гробу». Так развязал Гавриил Яковлевич Близнин узел своей жизни.

Близок он был и по возрасту и по хилому здоровью к смерти, но зачем же она случилась так далеко? Да простит меня Елисаветградский читатель за мой своеобразный некролог; но впечатления так сильны, обстоятельства, события так внушительны, да и самый же акт с его декорацией, так своеобразен... Все описанное мною произошло в 9—10 час. субботнего утра. В 4 часа к месту покоя усопшего двигалась погребальная процессия из церкви с крестами, хоругвями и позаимствованным гробом; батюшка совершил первое служенье над покойником; мужички, составлявшие кое как собранную процессию, порывались что-то запеть, священное, но не улавливали тона и смолкали, очевидно не выдерживая «ансамбля». Тогда же были даны телеграммы в реальное училище, городскому голове в Елисаветград и губернатору в Киев с просьбой о разрешении перевести тело из Дахновки. Некоторое осложнение в деле вызвали формальности полицейского характера необходимые в таких случаях, но они были скоро выполнены благодаря участливому отношению местных властей. Над гробом совершаются ежедневно панихиды, на которых всегда бывает значительное число молящихся.

Так умер, так разстался с людьми и миром Г. Я. Близнин, проживший с людьми и в мире в многоразличных с ними отношениях. Естествовед, ученый естествовед по специальному образованию, учитель, гуманнейший наставник по профессии, общественный деятель по роду внеслужебных занятий, он был известен во всех сферах своей деятельности, как заметный работник с постоянной светлой инициативой. Полагавший в основу всего лишь научные теории, он с необыкновенным трудолюбием шел этим путем к конечным выводам и только ими удовлетворенный высказывал свои мнения. Обладая огромным запасом научных знаний, член академических обществ он до старческих дней в своих занятиях оставался поразительно бодрым и увлеченным. Длинный перечень обязанностей, и званий, которые лежали на нем в службе его нашему городу, делают достаточной характеристику его личности и деятельности. Преподаватель реального училища, заведующий его метеорологической станцией, гласный городской думы, председатель отдела Общества охранения народного здравия, член директор Общественной библиотеки, член коммиссии народных чтений, вот что совмещал в себе покойный, вот в чем сказывались его отношения к местному обществу, в истории которого, думается, не может затеряться его имя. Почтим с благодарностью память его!

Н. Марков.
Дахновка, 22-го июля.

Початок | Далі>>>