Хмельницкий в Малороссии. Успокоение народа. Отдельные победы Поляков. Разорение Киева Радзивилом. Взятие Трилесов. У Хмельницкого новое войско. Битва под Хвастовым. Битва под Масловым прудищем и под Белою церковью. Осада Каменца Подольского. Белоцорковский мир. Новые угнетения Малороссиянам. Переговоры с Царем. Новая война с Поляками. Битва с Чернецким. Смерть Киселя. Царь вступается за Малороссию. Послы Царские в Польшу. Ответ Поляков Царю. Собор в Грановитой палате. Царские посланцы к Гетману. Поход в Молдавию. Битва Жванецкая. Измена и набег Хана. Мир с Поляками. Послы Султанские и Ханские.

Польская армия была разделена на две части: одна пошла на Киев, другая к Каменцу. Король намеревался зимовать в Киеве. Магнаты полагали, что Хмельницкий с остатком войска укрывается где нибудь близ границ, что он не посмеет пред ими появиться; они чванились победою друг пред другом, хвастались, вперед располагали пирами, обедами, утопали в Киевском изобилии, ласкали Киевлянок.

В это время Хмельницкий явился на родину; появлением своим он разсеял страх, утишил народное волнение. Универсалы летали из края в край Малороссии; а чтоб успокоить тревогу соотечественников и вселить в них новые надежды, он распустил слухи о бунтах в Польше, о нападении на Поляков Бана Трансильванского; насмеялся над Потоцким, припоминая его плен, и утешал своих единоземцев. Войско собиралось.

Еще несколько небольших удач имел Радзивил: 5 июля он разбил Полковника Небабу под Лоевым; четыре Полковника, Капуста, Кравченно и сам Небаба были убиты в том сражении; Подобайло был осажден в Чернигове, Антон Адамович и Горкуша были разбиты и прогнаты к Киеву; Любечь и Чернобиль сдались главному начальнику артиллерии Госевскому. Митрополит Сильвестр Коссов, Архимандрит Печерский Иосиф Тризна, и все Киевское духовенство, вместе с Магистратом, узнав о приближении Радзивила к городу, вышли к нему навстречу, умоляли пощадить невинных граждан, и не вредить святым храмам Божиим. Радзивил обещал, и вступил в Киев. 1б Августа сгорело шестьдесят домов; 17 Августа опять сгорело более двух сот домов шляхетских, церковь Св Василия, церковь Св. Власия, соборная Богородицы, Ратуша, лавки, пивоварни, хлебни, важня, гостиный двор и множество других зданий; неизвестно, как уцелели Доминиканский костел и собор католический. Правдивый и благородный в своих показаниях, Пасторий уверяет, что этим пожарам не Поляки были виною, а произошли они неизвестно и от кого, и по какому случаю.

5 Июля.







16 и 17 Августа.

Потоцкий, приближаясь к Радзивилу для облегчения продовольствия, не стеснял армии на один путь; он пошел разными дорогами к Любару и вступил в Паволочь; там болезнь одного из знатнейших людей того времени остановила Коронного Гетмана. То был непримиримый враг Хмельницкого, кровожадный кючюк-шейтан, как его называли Турки и Крымцы, Иеремий Михаил Корибут Кн. Вишневецкий; здесь он и скончался. Чтоб утешиться в печали, Коронный Гетман выступил 26 Августа к Трилесам; козаки не сдавались; начальник артиллерии Пржзиемский, Подполковники Берг и Князь Богуслав Радзивил отряжены были для взятия города приступом. Граждане и войско защищались отчаянно. Одна Малороссиянка скосила косою Капитана Страуса. Но город был сожжен, и все обыватели вырезаны.

26 Августа.

До сих пор мы видим только подвиги и победы Поляков; но это мы почерпнули все из Польских историков, которые никогда не говорят о подвигах врагов своих. Обратимся теперь к нашим летописям, и взглянем на Хмельницкого. Мы уже сказали, что он успокоил народ, что войско собиралось новое, значительное; и снова Гений Малороссии явился на поприще славы с пятьюдесятью тысячами воинов.

Близ местечка Хвастова, беззаботно стоял с огромным корпусом Князь Четвертинский; безпечно Поляки пировали вшествие Князя Радзивила в Киев, тамошние пожары, буйство и разорения, а уже в садах Хвастовских, обнесенных рвами, засела, как за укреплениями, значительная часть пехоты Хмельницкого, и на заре, с остальным войском, сам Гетман двинулся на неприятельский стан; быстро передвигаясь, не останавливаясь на ходу, гремела наша артиллерия, и ружья разряжались смертию для целых тысячей; полунагие, хватая первое, какое попадалось в руки, оружие, Поляки сбивались в толпы, и подавались к садам и огородам, чтоб там выстроиться; пехота наша хранила мертвое молчание: враги приблизились ко рвам гораздо ближе выстрела ружейного; залп в спину повалил их тысячами; они хотели кинуться назад, пробиться к себе в стан, но Хмельницкий встретил их, и кончил поражение почти без потери в рядах козачьих. Четвертинский и свита его бежали, говорит летопись, в одних шлафроках; Польская конница была смята, опрокинута, и поскакала догонять военачальника. Курляндское войско, которое было при этом корпусе, вбежало в местечко, и прислало от себя офицеров депутатами к Гетману; оно просило пощады; было обезоружено, и отпущено под честным словом и под клятвою, никогда не сражаться против Малороссиян. Часть Польской добычи, взятой у нас под Берестечком, вознаграждена артиллериею, запасами, обозом, и ставкою Четвертинского; Поляков было погребено тринадцать тысяч девать сот семьдесят два.

26 Августа
четверг.

Радзивил выступил из Киева; иные полагали, что он пошел в Литву, обремененный добычею,- другие, что он намерен был соединиться с Коронным Гетманом; идучи правым берегом Днепра, он грабил и жег селения. Когда получил известие о истреблении войск Четвертинского при Хвастове, козаки, которые во время его пребывания в Киеве разъезжали у самых Златых врат, теперь, тревожили его с боков и с тылу. Полковник Нольде имел довольно удачную стычку с ними; два Полковника, Горкума и Иван Золотаренко, с восьмью тысячами войска, пятью сухим путем, тремя в ладьях, подошли к Киеву, и хотели отнять его у Поляков; но Калиновский отразил их; девять ладей козацких потонуло близ монастыря Николаевского. Пасторий говорит, что это дело стоило Калиновскому только пятнадцати человек и одного Сотника. Услышав о разбитии Четвертинского, Радзивил, который действительно шел к Потоцкому, воротился в Литву. Хмельницкий, узнав о его направлении, обошел его с легкою конницею и засел у Маслова прудища. Едва поровнялся Радзивил, наш Гетман ударил во фланг, разгромил, и отнял всю добычу, награбленную в Киеве и по селам. Возвращаясь от Маслова, встретил под Белою Церковью отряды, которые шли к Королевской армии, и она остались жертвою неожиданной встречи. Король в это время осаждал Каменец Подольский. Армия в сто пятьдесят тысячь стояла под стенами города. Девять недель осажденные, под начальством Глуха, не сдавались; наконец малочисленность гарнизона, изнурения граждан заставили их преклонить оружие, 29 Сентября. 312 Козаков и Полковник Глух отправлены были в Желудь военнопленными.

29 Сентября.

За двадцать шесть дней пред тем, Потоцкий и Радзивил соединились близ Василькова. В частных битвах, войско Хмельницкого уменьшилось; а войско Коронного Гетмана увеличилось девятью тысячами. Хмельницкий видел это; понял трудность борьбы, и начал предложения о мире; сперв заговорил о Зборовских сттьях, потом о непостоянстве счастия, далее о изменчивости войны, наконец стал учтивее и объявил, что войско Запорожское готово покориться Королю; Поляки не верили ему и полагали, что он хочет выиграть время. Убеждения людей благонамеренных, потери, понесенные Королевством в болезнях и битвах, страх, что скоро придут Крымцы, -все это породило желание мира и в польских Военачальниках. Капитан Маховский поехал в Козацкий стан, на совет к Виговскому. Потоцкий писал письмо, в котором не называл Хмельницкого Гетманом. Он и его товарищ Радзивил требовали, чтоб Татары были немедленно отосланы, чтоб дружба с ниши была прекращена, чтоб Гетман явился в стан Польский. Козаки отвергнули гордые требования. Паны стали уступчивее; назначили для съезда замок Белоцерковский. Адам Кисель, Юрий Глебовичь, Корвин Госевский и Михаил Коссаковский, с пятью стами всадников въехали в город. Чернь взволновалась. Козаки кричали, что Гетман только думает о себе и о Старшинах, что он хочет предать их прежнему рабству, отдалить союзников, Татар, что ни он, ни депутаты в живых не останутся. Виговский ораторствовал. Адам Кисел уверял, что "происходит от их ребр". -"Твои русские ребра давно заросли Польским мясом "-отвечали Козаки. Хмельницкий собственноручно казнил нескольких мятежников. Татары убежали из города; Коммиссары спасались бегством; растеряли большую часть своих обозов; Крымцы грабили их, и уверяли, что "Ляхи им братья, но лошади и платье Ляхские ими не с родни."

Несмотря на ропот, на смятение, на неприятности, наконец обе стороны согласились. Польская армия стояла станом у Германовки. Она выступила в боевом порядке, с музыкою, с барабанами, и приблизилась к Белой церкви, - вдруг, против воли Гетмана, явилось от Козаков двенадцать депутатов. Они пришли к Коронному Гетману, и требовали утверждения Зборовских статей. Все изготовилось к бою; Радзивил построился направо, Калиновский налево, Потоцкий в средине; в центре Пржзиемский с артиллериею. Напрасно думал Кисель быть примирителем. Битва началась. Поляки говорят, что Радзивил прогнал в лагери и Татар и Козаков; по их же словам, битва и стычка продолжались трое суток; Козаки тревожили фланги неприятеля, как наконец явились новые депутаты с требованием, чтобы козакам было позволено иметь пребывание в Воеводствах Брацлавском и Черниговском; чтоб Польское войско было независимо в Украйне; чтоб Хмельницкому отданы были в собственное владение Черкасы и Боровица. Потоцкий отговаривался, и приглашал к себе Гетмана и Полковников. Хмельницкий вытребовал аманатами: сына Коронного Гетмана, и Собеского; потом явился в Польский стан. Пасторий и Шевалье пишут, что он пред Потоцким плакал, извиняясь в преступлении.-В таких случаях, говорит Шевалье, он всегда отделывался слезами; потом, говорит Пасторий, он поклонился Радзивилу, и получил приказание слушать условия мирного договора.-Гетман, который обещал в Баре посадить на кол Потоцкого, получил такое приказание! Это не политический поступок приказывающего. Содержание статей было следующее:

20 Сентября.

Вместо сорока тысячь регистровыхъ, будетъ только 20000, и будут они жить в Воеводстве Киевском; Жиды будут иметь право пребывания и аренды во всех Королевских и шляхетских владениях; Татары должны быть высланы; Гетман склонит их на сторону республики; он откажется от сношений с прочими Государями; Чигирин будетъ оставлен при нем.

Обе стороны присягнули на сих статьях; потом Гетманы Литовский и Коронный пригласили Малороссийского к себе на обед. Он, подгуляв, ругал Липулу. Радзивилъ поссорился с ним за тестя; но Виговский примирил их. Рудивский признается, что его соотечественники хотели предательски убить Хмельницкого; но как-то им не удалось это благородное намерение.

Народ роптал на договор Белоцерковский: помещики стали угнетать своих крестьян, безчестили Козацких жен, сажали козаков на кол. Малороссияне сбегались в Воеводство Киевское; их негде было поместить; они были отправляемы в новые полки, о которых мы уже говорили,-в Острогожский, Ахтырский, Харьковский, Сумский и Изюмский. Царь принял их милостиво и дал им превиллегии Козаков Малороссийских. Это возобновило сношения Гетмана с Царем.

Перед сражением Берестечским, Хмельницкий досадовал на политику Царя, который, лаская его, приглашал к подданству и между тем не решался принать Козаков в покровительство. Наконец громогласно Гетман погрозился стать врагом Москвы: подошедши к образу Спасителя, он сказал: "пойду на Москву и разорю ее пуще Литвы! Я посылаю от всего сердца моего, а они моему лиху насмехаются!" Теперь был послан к Царю Семен Савич. После предварительных переговоров, поехал Полковник Искра. Бояре отвечали: "Московское Государство обильно великими и пространными землями: есть где в нем селиться. Когда Черкасы будут снова утеснены Поляками, Его Царское Величество дозволит им перейти к рекам Дону и Медведице, на места пространные, угожие." Тогда поехали в Москву Золотаренко и Нижинский протопоп Максим Филимонович. Наконец и сам войсковый судья Самойло Богданович явился к Царю с Гетманским листом. Хмельницкий писал: "Все войско Запорожское жаждет присоединиться к России." Богданович объявил словесно Гетманскую речь: коль был бы он и не Гетманом, желал бы состоять под высокою рукою Его Царского Величества. А между тем Хмельницкий писал к Путивльскому Воеводе, Князю Хилкову: "если нас под крепкую свою руку Его Царское Величество не примет, и от неприятелей тех веры православныя и Христиан не оборонит, тогда о себе инако, я, Гетман, и войско промышляти будем". Царь еще медлил, еще боялся принять Малороссию в покровительство, не хотел прослыть нарушителем мира с Поляками. Виговский увещевал Царя согласиться на предложение; и только мне быть бы надежну на Государеву милость", говорил он Адрабьеву и Унковскому; а до коих мест я буду, и в том уповаю на Бога, чаю удержать Гетмана и все войско Запорожское, и Царя Крымского и ближних его людей и всю Крымскую Орду, от похода на Его Царское Величество. Крымский Царь и Мурзы меня слушают; ведомо им, что за помощию Божиею, я в войску Запорожском владетель по всяким; а Гетман и Полковники и все войско Запорожское меня слушают и почитают. И Венгерский Король зовет меня к себе, и власть мне и жалованье велико дает. Меня Венгерский Король знает, и я не мышлю мимо Великого Государя ни куда ехати, памятуя к себе Великого Государя, Его Царского Величества, милости".

И так поступал-прежде пленник, потом друг и во всех делах поверенный Хмельницкого, Виговский, которого золото было идолом, и который никому не был верен по смерть, как только золоту, и который никогда, ни в душе, ни по рождению, не был нашим соотечественником.

Бездействие Царя в нашей борьбе с Поляками, медленность его в присоединении Украйны к Царству, принудили Гетмана искать наконец покровительства Султана. Может быть, кроме того, что Царь боялся прослыть зачинщиком разрыва с Польшею, он, оставляя Малороссиян бороться с Королевством, желал ослабить несколько силы Хмельницкого, чтоб потом легче управлять Козаками, но обращение Гетмана к Султану сильно потревожило Бояр, и они начали заботится о скорейшем окончании дел с Малороссиею.

Между тем дела Тимофея Хмельницкого в Молдавии, разбойнические нападения Магнатов на свадебный поезд Гетманского сына и дочери Господарской, избиение этих беззаконных зачинщиков, нарушителей мира и прав народных,-все это сделало разрыв между Королевством и Украйною. Гетман извинялся, Король не отвечал. Потом Король сверх Белоцерковских условий потребовал в заложники Тимофея. Раздраженный Гетман обнажил меч перед Польскими посланниками и отвечал. "Объявите своему Королю: если он желал мира, то должен клятвенно утвердить статьи Зборовские, которые мы с саблею в руке подписали вам Полякам." - Хмельницкий с Ханом вошли в Польские пределы; под Каменцом перебили Королевские войска; Хан угнал в Крым безчисленное множество пленников и пленниц; шляхетство бежало в Данциг; Малороссийские крестьяне вырезали своих мучителей, Польских Панов, и война началась с новым ожесточением.

Король велел Чернецкому ворваться в Украйну. Линци, Липовец и Погребище были сожжены. Уже приступили Поляки к Монастырищу, как явились Козаки, переодетые в Татарское платье, напали на Поляков с криком Орды; Богун набежал с остальным войском. Чернецкий был ранен, Поляки обратились в бегство; обоз достался Богуну; пленники были освобождены.

1653.

В это время нестало посредника между Козакамя и Королевством. Адам Кисель, Российский Перикл, как его называют сами Поляки, Воевода Киевский, "идучий от древнего и славного рода Святольда, бывшего в лете 1128, Русского Князя, муж благочестив, и веры Русской великий поборник, в словах сладок, Украйне приятель", Адам Свентольдич Кисель, Костелан, Генерал Киевский, как сам он подписывался, удалясь в свое имение Гущу, что близ Острога на Волыни, скончался в 1653 году и погребен близ Владимира Волынского, в церкви села Нисканичей.

В Апреле месяце поехали от Гетмана к Царю Кондратий Бырляй и Силуян Мужиловский. Князь Семен Василевич Прозоровский, Окольничий Богдан Матвеевич Хитров, и Дьяки Ларион Лопухин и Алмаз Иванов получили повеление переговорить с козацкими Старшинами. "Черкасы", говорили посланники Боярам, не желают мира с Поляками, испытав их неправду; умоляют Великого Государя о принятии всего войска с Гетманом под высокую руку, о вспомоществовании ратными людьми. Напрасно Султан Турецкий и Хан Крымский стараются привлечь соотечественников наших в подданство. Они мимо Христианского Царя, всея России Самодержца, ни к кому не пойдут. Другая просьба: чтоб Его Величество пропустил нас чрез свое Государство в Швецию: присылала Королева Христина к Гетману и к войску Запорожскому своих послов, неизвестно с какими делами, и их на дороге перехватили Поляки. Нам поручено разведать цель сего посольства; и, чтоб Государь не усумнился в верности нашей, мы готовы производить переговоры с Шведским Министерством в присутствии уполномоченного Российского. "

Этот Посол Шведский хотел просить от имени Королевы, чтоб Гетман не мирился с Поляками. Турки заняты были завоеванием Крита. Москва готовилась к разрыву с Польшею. Наконец Гетман дождался желаемого: послы Московские приехали в Варшаву с настоятельными требованиями. Стольник Лихарев уведомил Гетмана, что Царь будет посредником между ним и Королем.

Боярин Князь Борис Александрович Репнин Оболенский, Окольничий Богдан Матвеевич Хитров, и Посольского приказа Дьяк Алмаз Иванов отправились 30 Апреля в Варшаву, под наименованием Полномочного Великого Посольства. Они требовали, в силу договора смертной казни за порчу титула Царского, и представили в доказательство более двух сот оригинальных писем от пограничных Воевод и Капитанов. Настаивали, чтоб шляхтичи Окунь и Васька Ляпунов; с презрением отзывавшиеся о Государе, были также казнены смертию; искали удовлетворения Московским подданным за обиды, нанесенные пограничными Поляками и Литовцами; прилагали списки обид; домогались, чтоб Польские купцы не ввозили в Россию вина и табаку, как товаров запрещенных.-Эти требования были дельныя, снисходительные; в нарушении этих статей были нарушаемы права народные, и только миролюбие Царя Алексея Михайловича допустило Панов-раду до таких нахальств.

Но последнее требование Полномочных Послов относилось прямо к Украйне и к вере Греческой. Государь приказал изяснить обстоятельно: что пять лет сряду Гетман Хмельницкий и все войско Запорожское жалуются ему на нестерпимыя утнетения от речи Посполитой, на гонения и поругания благочестивой веры Греческой, на разорение церквей и монастырей, на введение Унии, и на безчестие Духовенству Русскому; что речь Посполитая не исполняет своих договоров, утвержденых с Козаками под Зборовым и Белою церковью; что наконец Поляки тайно замышляют напасть на Малороссию, истребить веру и Запорожцев; что Гетман просил Царя принять его под свое покровительство, но Царь неоднократно в том отказывал, удержал Козаков от подданства Турецкого, и желает их примирить с Королевством, с тем однакож, чтоб Король истребил в Малороссии Унию, возвратил благочестивые церкви Малороссиянам, не утеснял веры Греческой, принял Гетмана и войско Запорожское в покровительство, и сохранив все козацкие вольности, допустил всенародность наших Христианских обрядов, и подтвердил бы Зборовский договор. Если Король исполнит эту статью, то Царь не будет требовать наказания виновных, портивших его титулы; в противном случае, все окрестные державы будут извещены о его поступках. 20 Июля Послы приехали во Лвов; 22 были у Короля; начались переговоры: ничто не подействовало на Магнатов; они, казалось, возненавидели Польшу. Ни снисходительность Послов, ни угрозы войною не могли их укротить; они мыслили, что Россия при Царе Алексее Михайловиче была тоже, что и при Шуйском, что Польша Сигизмунда III и Польша Яна Казимира одно и тоже. Однажды Царь жаловался на Иеремию Вишевецкого, который хотел проложить дорогу, ближайшую, из Ромна в Рроссию; Владислав IV отвечал: "Князь Иеремий имеет более права на Москву, нежели Царь Московский на Ромен. " - Магнаты думали, что теперь теже времена; требовали казни дворян, которые пропустили Козаков чрез Брянск в Польшу; настаивали, чтоб Патриарх не посвящал в попы людей Грекороссийского исповедания, находящихся в Польше. Но они ошиблись в разсчете. Послы объявили громогласно, что Государь долее не станет терпеть обид церкви и лицу его, что он охранит веру православную от насилований Панов рады. Паны Рада не вняли и этим последним убеждениям; садясь в экипажи, и обратясь к народу, который собрался на улице, послы повторили угрозы свои. Сенаторы прислали следующий ответ:

На-счет титулов, в прошедшем году, Прончищев и Иванов уже говорили. Найдено, что это была ошибка, неосторожность, неведение, а не злое намерение; и потому обвинение было несправедливо; казнить за неведение самый разсудок не допускает, и повторять речь о том не годится. Окуня и Ляпунова не накажут до тех пор, пока Патриарх будет посвящать в Польше Грекороссийских попов; междоусобия и бунт Гетмана Хмельницкого произошел не от гонений на веру, которых никогда не бывало; но за то, что запрещал им самовольствовать, соединяться с Турками, и грабить соседние Государства, без чего Гетман Хмельницкий жить не мог. "Он и Польше и Молдавии и Валахии нанес ужасные разорения. Грабительства, убийства, поругания храмов Божиих, упорство, клятвопреступничество; заставили Польшу лишить его всех прежние прав. Зборовские статьи уничтожены Королем за то, что Хмельницкий приходил с Крымским Ханом под Берестечко; Белоцерковские - за то, что сын его напал на Коронного Гетмана Калиновского (мы увидим вскоре, кто был зачинщиком, Тимофей или Калиновский). Унии Король не истребит: то было бы нарушением присяги; истребить ее в Польше, значит тоже, что в России истребить веру Греческую; но в Польше утверждены права обоих духовенств, и Униатского и Греческого. Король с удовольствием принимает посредничество Царя в примирении с непокорными его подданными, но желает знать, будет ли Царь отвечать за Хмельницкого, Королю известно уже, что Гетман хочет вступить в подданство Султана; он готов идти с войском в Украйну; если положат Малороссияне оружие, и встретят его с покорностию, повсеместными универсалами он объявит им всепрощение; в противном случае, Царь должен обязаться в помощи Королю, и вместе наказать сего вероломного преступника. - Что же касается до торговли вином и табаком, до обид и порчи граней, все это давно запрещено. Таков был правдивый ответ Короля и Магнатов; так уверяли они, что гонений за веру никогда у них не бывало, что Тимофей напал да Калиновского!

7 Августа получили Московские Послы отпускную аудиенцию; восьмого, Король со всем своим войском выступил из Львова против Хмельницкого. Упорство Короля раздражило Москву; был созван собор в Грановитой Палате; сам Царь присутствовал. Предложено было поведение Короля, отказ его примириться с Запорожцами; покушения Униатов истребить огнем и мечем в Малороссии всех обывателей Греческого исповедания; прошение Гетмана принять его под покровительство; наконец предложен вопрос принять ли Гетмана под протекцию? оказать ли ему помощь трехтысячным корпусом?

Бояре и духовенство приговорили: "присоединить Гетмана Богдана Хмельницкого к Москве со всем войском Запорожским, с городами и землями, уважая не только единоверие Малороссиян, но и опасность, предстоящую им от Литвы и от Поляков, и угрожающее им иго Турецкое и Татарское."

К Гетману в разные времена приезжали между тем Царские посланцы: Артамон Сергеевич Матвеев, Стольник Федор Лодыжинский и Подъячий Иван Фомин. В Ромне встретил Фомина с честью Атаман Клипаченко, уведомил, что Роменские козаки пошли к Гетману с Полковником Миргородским Сосновичем. Из Ромна поехал он на Лохвицу, в Суботово, куда прибыл Августа 15. Хмельницкий, будучи в отлучке, прислал к нему Виговского, которому Фомин поднес от имени Царя сорок соболей. На другой день обедал за столом Гетманским, получил для себя и для сына своего двух оседланных Турецких жеребцов. Когда же понесли к Гетману Государеву грамоту и козакам жалованье, Гетман встретил грамоту на крыльце; Фомин слез с коня и поклонился Гетману. Августа 19 Гетман приехал к воротам Фомина; перед ним вели двух коней с попонами, трубачи трубили, и провожало его сто козаков. Фомин вышел за ворота и "бил челом Гетману", чтоб заехал к нему в дом; Гетман, подгулявший, встал с коня, пошел в комнаты, помолился перед образом Спаса, сел за стол, повторил просьбу о покровительстве, и заключил свидание следующими словами: "Теперь я - Гетман-еду с войском на службу; всего моего Гетманского войска козацкого будет со сто тысячь. Я заехал к тебе, Государеву Посланнику, проститься." Наконец приехали Родион Стрешнев и Бредихин с объявлением, что Король отказал Царю во всех его требованиях, и что Государь принимает Козаков в подданство; но эти послы не застали уже Гетмана в Чигирине. Сын его Юрий сказал им, что две недели тому назад Гетман выступил с войском и с Исламом против Короля. Хмельницкий с похода писал к Чигиринскому Наказному Полковнику Томиленку, и к жене своей, чтоб их приняли с честью, но удержали бы в Чигирине до его возвращения. Сколько ни упрашивали они об отправке их к Гетману или в Москву, но никак не могли преклонить Томиленка. Наконец принуждены были писать к Царю: "И нам, холопам, к Гетману ехать, промыслить было ни которыми мерами нельзя: опасны Полковник с товарищи и козаки от Гетмана, смертной казни." А Гетман тогда был далеко, на поле чести, на поле битв и славы, где он был так велик и счастлив.

Августа 15.

Он был уже обезпечен насчет Москвы и Крыма; предстоящая борьба с Поляками не безпокоила его. Радзивил думал с помощию Липулы уговорить, чтобы он принял под покровительство Польскую Шляхту, чтоб водворил ее в селах Украинских, прислал аманатом Юрия, и возвратил бы Лоев и Любечь ему, Радзивилу. "Не очищу Ляхам дороги в Украйну, не отдам ни Лоева, ни Любеча " - хладнокровно отвечал Гетман. Тогда Король разослал универсалы: " Правдивый и верный Государь, взывал он к Украинцам, я отправляюсь осмотреть свои города и земли; советую козакам и мещанам ждать меня без страха и без измены, и надеяться на меня ". Народ читал эти манифесты, как писание, достойное любопытства.

Между тем слух пронесся, что Хмельницкий идет на Молдавию. Действительно, он вел за собою семьдесят тысяч войска; в том числе и триста Донцов; близ Буга соединился с Исламом, с Белогородцами, Крымцами и Татарами. Вместе пошли они к Жванцу, что между Хотином и Каменцем Подольским; там станом роскошным и обширным стоял Король, надеясь на свою силу и на многочисленность Польской армии; с презрением вспоминая о гениальном враге своем, он безпечно поджидал его. Гетман уже осмотрел расположение Королевских войск, а Поляки все не знали, что он не далеко от них. Еще было темно, чуть заря показалась, Король был атакован от местечка малочисленною конницею и артиллериею. Пехота наша засела в садах; при первых выстрелах, Польская армия стала в боевой порядок, Пруская пехота двинулась против козаков; Гетман, кружа наездами, занял ее и весь правый фланг. Вдруг пехота козацкая появилась из засады, ударила тому же флангу в тыл, дала залп, и подняла его на колья; поворотясь лицом к нашей пехоте, Прусаки обратились спиною к нашей коннице; из-за конницы выступила легкая пехота. Поляки смешались и отодвинулись к средине своей армии: их преследовали, не дали им времени зарядить ружья и построиться; они принуждены были отделываться штыками. В это время Гетман примкнул к своей пехоте с обоих ее флангов, и обхватил всю неприятельскую артиллерию правого фаса; Поляки начали было строиться во фрунт против фрунта козацкого, Хмельницкий наступил на них всеми силами и разорвал их фрунт надвое: одна часть, почти со всею конницею, начала отступать к Каменцу: там был и сам Король; на нее повели фальшивую атаку; другую часть, которая спустилась в низменные места, и где находилась Прусская пехота, он атаковал действительно без артиллерии, и, не видя никаких средств к защите, она сдалась, была обезоружена, и отправлена в Корсунь, в числе одиннадцати тысячь трех сот тринадцати человек. Между ними были Дашков и Оссолинский, которым были отданы почести; экипажи и все пожитки свои они получили обратно; весь лагерь, все обозы достались козакам. Королевская палатка, все его слуги и вещи были отправлены к нему под прикрытием козаков, и он был принужден сказать, что "грубые козаки вежливей и великодушней от Поляков, славящихся эдукациею:-вот второй раз уже они одолжают меня, к стыду нашей надменности."

Хан, удалясь от Хмельницкого, был подкуплен Королем, обещал порабощение Козаков Польше, но обмануть Хмельницкого не мог. Возвращаясь в Чигирин, Гетман приказал обывателям уводить жен, детей, скот и все имущество из сел в города. Со всеми этими предосторожностями, Малороссия не совершенно спаслась от хищного союзника, да и Польша не мало потеряла: до Пины и до Припети вся страна потерпела от Татар; из одних шляхетских домов в неволю уведено было женщин и девиц до пяти тысячь.

Грозя Каменцу скорым появлением, на другой день после битвы, Гетман выступил с войском;. Лянцкоронский, Потоцний и Собеский встретили его и предложили ему мир от имени Короля, с утверждением, клятвами, всех статей Зборовских во всей их силе. Покуда же мир будет утвержден и ратификован, они предложили себя и пленного Оссолинского аманатами. Король просил об отпуске всех пленников; Гетман исполнил просьбу Короля; возвратил шпаги войскам Прусским, дал им на дорогу все необходимое; пленные Малороссияне тоже получили свободу. Ратификация была Королем подписана Сентября 27, а Октября 11 опубликована по всей Малороссии. Молебствия раздавались торжественно по всем церквам; войско было распущено. Аманаты, одаренные Гетманом, объявлены свободными, и с торжеством отправились в отечество. Только один из них, Сенатор Лянцкоронский, имея от Короля тайные повеления, остался прожить несколько времени в Чигирине, в виде частного человека.

27 Сентября.

Вскоре прибыли к Гетману Посланники Турецкие, Нурадин Ага и Эфенди Селим, да Крымский Мурза Нагай Бек. Они, и с ними Лянцкоронский, уговаривали Гетмана итти на царство Московское вместе с Турциею и Польшею. Дело шло о том же, что и прежде-об отторжении от Москвы царства Астраханского. Хан писал, что он в таком случае охотно забудет все заговоры Гетмана с Московским Царем против интересов Крымских; что возвратит ему всех Малороссийских пленников, числом до трех тысячь, что отныне он их считает только аманатами. Много нужно было изворотливости и искусства Хмельницкому; он изливал все свое красноречие, доказывал всю невозможность вступить в новую войну, после столь многих и разорительных для Малороссии; предлагал отложить это предприятие до времени, пока он оправится и посоветуется с войском и народом; и все это было напрасно. Посланники требовали ответа решительного:-да или нет; давали выбирать ему вражду или союз с их Государями; предъявляли повеления, объявить ему войну; в случае отказа грозили положить ему лук и меч на стол. Гетман просил быть признанным за нейтрального; с этим условием обещал помогать им суммами и запасами; но просьбу его отвергнули и требовали армии. Наконец Гетман с досадою начал ссылаться на самих послов, просил их посоветоваться с собственным благоразумием: возможно ли ему, не укомплектовав козаков, вступить в войну наступательную; не принесет ли он этим более вреда, нежели пользы, своим союзникам? Испортивши начало войны, легко ли ее будет исправить? Наконец Послы уважили причины, и отсрочили ему на десять месяцев союз с их Государями, объявив, что этого времени будет достаточно для укомплектования и устройства армии. Хан возвратил ему всех пленников, и послы отправились из Чигирина.

Едва от них отделался Гетман, как тайный гонец помчался в Москву.