<<< Назад | Вперед >>>

Глава XLI.  

Царь за границею. Апостол. Дела под Аслан-Керменем и Кизы-Керменем. Переписка Татар с козаками. Битвы. Отступление Турков и Татар. Смерть Дорошенка. Ярополч. Царь в Москве. Бунт Стрельцов. Мазепа в Воронеже. Донос Забелы.

Пытка. Великолепный прием Мазепе в Москве.

Государь уехал в чужие краи; Ближний Стольник Князь Яков Федорович Долгорукий соединился с Мазепою; прикрывая завоеванные земли и города, они предприняли взять Очаков. Даниле Апостолу вручили начальство над главным войском; переправились через Днепр у Койдака; оттуда пошли к Кизы-Керменю. Разбив Турецкий отряд, встреченный на пути, взошли в крепость, наполнили ее гарнизоном, Воеводою поставили Бухвостова. Хан и Секраскир Али-Паша заняли Аслан-Кермен, оставленный Запорожцами; Султан Казы-Гирей с Белогородскою Ордою подошел к Кизы-Керменю. Тавань и Кизы-Кермень были окружены Магометанами. Началась осада обеих крепостей. Козаки Мазепы и войско Долгорукого отражали осаждающих, подновляли укрепления; но Турки, отрезав, второго Августа, сто человек нашей конницы, часть изрубили, другую взяли в плен. Гетман и Князь, усиля гарнизон, отплыли в Украйну за свежим войском, и прибыли в Томаковку, плывя шесть суток против ветра. Дикие груши, яблоки, терн Днепровских островов питали войско наше во время трудного плавания. Мазепа послал из Томаковки в Тавань семьсот козаков полка Лубенского, а Долгорукий — Елчанинова с Стрельцами. Две недели Турки стояли у Тавани укреплялись, подкапывались. Охотники, сделав из Таваня вылазку, были прогнаны в город; пальба продолжалась из ломовых пушек; бомбы летали в город день и ночь. Через два дня Турки с новым ожесточением подступили к з Кизы-Керменю, устроили в двух разоренных крепостцах шанцы; Воевода Тованский прислал к осажденным тысячу человек. Уже Турки подставили лестницы к стенам,— крепостной гарнизон и отряд, присланный Бухвостовым, отбили их; они начали устроивать подкопы. Григорий Яковенко—Кошевый Атаман Запорожский, наблюдавший врагов у Днепра, разбив, Августа 23го, четыре Турецкие судна, отняв у них знамя и пушку, пошел на Тавань, бился с Татарами Белогородскими, переправился через Днепр Сентября 9-го и вступил в крепость. Обрадованные козаки еще с большим упорством удерживались в стенах своих. Турки с удвоенным ожесточением силились туда вступить. Щанцы были подве дены к самой крепости, неприятель с двух сторон вошел в ров, подкопал три бастиона. Наши насыпали новые валы, вырыли новые рвы внутри крепости. У Кизы-Керменя то-же были возобновляемы безполезные покушения : Турки хотели ворваться в город чрез пролом,— козаки их прогнали. Приступили к переговорам.

На Татарской стреле было прислано в Тавань письмо:

«В сем городе находящимся Сотникам Черкасским и козакам поздравление! Мы с вами изстари друзья; для чего-же сражаетесь за сей наш город и умираете за Москву, вам недоброжелательную? Оставьте лучше сопротивление и сдайте крепость. Если согласны, пришлите кого-нибудь к Желтому знамени. Не согласны? — Воля ваша; грехи ваши на ваших главах.»

Па другой день прилетела другая стрела с письмом:

«От всего Турецкого войска и Хана Крымского слово: да будет вам известно, что всеми землями обладает Султан, и Тавань его город. Если вам милы здоровье и свобода, сдайте нам город без повреждения; а не то—нам помогут един Бог и Пророк Его Магомет, мы возьмем Тавань и всех вас вырубим. »

В приписке Паша уверял козаков, что они умышленно покинуты Гетманом на гибель, с целью, чтоб их смерть схоронила тайну его, чтоб не выявилось пред Царем, что и он Гетман, брал значительные подарки за уступку Таваня и Казы-Керменя. Паша обещал тысячи начальникам Гарнизона, и по шести левов на козака, в случае добровольной сдачи; уверял, что сам отвезет их в Украйну с тяжестями и с аммунициею. Преданные « Царю Восточному-Православному ,» козаки отказали Паше , отвечая с презрением, что имеют честь и совесть, и хотя-бы все Паши и все Гетманы были лишены той, и другой, они никогда не разстанутся с этими добродетелями. Вот их письменный ответ:

« Мы, Старшины войска Запорожского и Московского, городовых и охотных полков читали ваше письмо, в котором стращаете вы нас Пророком и саблями. Мы на вас бусурманинов не походим, ложным пророкам не верим; надежду возлагаем на Бога и Его Матерь Пресвятую. И наши сабли еще не заржавели; и наши руки еще не ослабли; хлеба и воинских припасов у нас довольно; вы города не возьмете, но погибнете; удержитесь от лжи и угроз. Мы не сдадим города; мы ждем помощи; да и без помощи готовы идти на вас бусурман за веру Христианскую и за Царя Восточного: надеемся на победу с нашей стороны и на поношение с вашей.»

Получив ответ, поутру, Турки не откладывали до другого дня; в первом часу пополудни взлетел подкоп, подведенный под вал и под бастионы, устроенные внутри. Этот взрыв перебил множество осаждающих, врывавшихся в проломы, взбегавших на валы; Турецкий флот громил крепость пальбою с противоположной стороны . Битва длилась пять часов. Враги отступили.

Насыпая высокий вал вокруг крепости, они заглядывали с него туда. Пальба не умолкала; сняв осаду с Кизы-Керменя, тамошний отряд подошел на помощь к обложившим Тавань. Тридцать тысяч Турков, десять тысяч Татар Белгородских и Крьмцы приготовились к вторичному, решительному приступу. Вдруг пришло известие, что Полковник Полтавский, Искра, идет к осажденным. Испуганный его приближением, Али-Паша сел с войском на суда и уплыл. Эти две осады стоили Магометанам под Кизы-Керменем пять сот человек, под Таваном три тысячи убитыми и три тысячи раненными. Наша потеря была тоже значительна, хотя в меньшей степени; в четырех полках: в пешем Сердюцком, Черниговском, Лубенском и Стародубском убито двести пять, ранено триста сорок семь козаков; да Запорожцев убито сорок восемь, ранено шестьдесят восемь, не считая Московских полков Стрекалова и Анненкова, в которых потеря неизвестна. Весною Мазепа и Долгорукий исправили завоеванные крепости и усилили в них гарнизоны. Наезды Татарские, мелкие стычки, продолжаясь постоянно до глубокой осени, окончились взятием у Татар семисот пятнадцати пленных, девяти пушек, одиннадцати знамен, множества скота и лошадей. С этою добычею козаки возвратились в Украйну. Мазепа не забыл, однако же, учредить при пограничной Самарской крепости стражу конную и многочисленную, которая держала разъезды до Кизы-Керменя, и наведывались о состоянии завоеванных крепостей.

В часы удач военных, в то время, когда милости Великого Петра сыпались богатою мерою на Гетмана Малороссии, умирал,— забытый уже своими современниками, некогда страшный для Поляков, для Русских и для своих соотечественников, друг Музульман, раззоритель городов Украйнских, изгнанный из родины, храбрый Полководец, хитрый Гетман Чигиринский, — Петр Дорошенко. Давно уже он сошел с поприща деятельной, наполненной славою и безславием, счастьем и бедствиями жизни. Тоскуя далеко от Украйны, которой большая часть страдала, когда-то, под его булавой, он долго рвался на родину; властолюбивый, гордый, он молил Царей отпустить его на юг, поближе к Крымцам, к Туркам, в Чигирин, в Сосницу; мольбы оставались тщетными. Бездейственный зритель борьбы родного народа с иноверцами, изменений уставов и прав отчизны своей, он годы влачил, и безполезно и безвредно, недалеко от Москвы, в Волоколамском округе, в имении своем в селе Ярополче. Наконец скончался на семьдесят первом году жизни, Ноября девятого. Белый камень на берегу Ламы указывает место, где покоится прах человека, некогда неукротимого. Кирпичная уже разрушающаяся палатка, с кровлей деревянною, охраняет прах его и, ежегодно, Ноября девятого, священник того села молит Бога о успокоении души некогда столь честолюбивой, столь бурной, столь мало сострадательной. Во времена, когда он жил еще, на месте могилы его стояла церковь Святые мученицы Параскевии; ныне от ней нет и следов.

Ярополчь досталось в наследство дочери Дорошенковой, вышедшей замуж за Загряжского.

Между тем возвратился в Москву и Царь ученым мужем, даровитым художником, неутомимым строителем, искусным ремесленником; с опытностью в науке Государственной, с новыми светлыми, свежими помыслами о будущем просвещении, о благе, о силе, о славе своего Отечества с возмужалым гением явился он среди народа Своего; укротил мятежных Стрельцов; стер их с лица земли; грозным, праведным делом ответствовал коварной и злобной сестре Своей на ее злодейские покушения, и отправился в Воронеж, куда манил его победительный флот, создание рук его, пред которым пал Азов. Война с Турциею прекратилась Карловичским перемирием. Отечество успокоилось. Государь пригласил к себе в Воронеж одного из своих любимых сподвижников, первейшего в Государстве Сановника, к которому доверенность была безгранична и непоколебима,— Мазепу. Награды, милости, дружественные ласки снова и щедро полились на него.

Не смотря на эту Царскую доверенность, не смотря на казнь чернеца Соломона, явился в Москву новый донощик на Гетмана: Данило Васильевич Забела, товарищ бунчуковый. Обнадеженный Борисом Петровичем Шереметевым, он решился довести до сведения Государя, что Гетман готов от него отложиться, сносится с Ханом, с умыслом отправил Петрика в Крым; доказательств у Забелы не было. Его прислали на Украину. В Генеральном Суде, в Батурине, начали допрос. « Без разума и без памяти, не имея никаких наставников, я пьяный говорил в Москве о Гетманской измене.» Таков был ответ его. « Меня погубила надежда на Шереметева » — прибавил он, когда вели его к пытке. Велели его взять на встряску, на которой, с полчаса будучи повешен, тоже говорил, что и перед встряскою; потом опущен был на землю на четверть часа, снова поднят и держан несколько времени, где вопия криком великим те же поновлял речи. » Сын Генерального Хорунжего Василия, внук Генерального Обозного Петра — Забела, был лишен звания, приговорен к смерти, освобожден от нее Мазепою и отдан под строгий караул. Неизвестно по какой причине позабыли об нем в то время, когда замыслы Гетмана обнаружились; но его не освободили и тогда; двадцать шест лет томился он в неволе. Имение у него было отобрано, и может быть оно-то и было причиною этой неволи.

Оно досталось Анастасии Марковне Маркевичевой; Гетману Скоропадскому, который был на ней женат, невыгодно было освободить Забелу, оправдать его и в его пользу отобрать селы у своей жены.

Мазепа продолжал снискивать более и более милости Государевы. То запрещал торговать табаком и вином в городах Украинских, соседственных Рыльску; то посылал в Москву, где не умели варить селитру, Малороссиян-селитроваров; наконец был вызван Государем в столицу и удостоен величайшими почестями.

Воеводы Болховский и Калужский изготовили под проезд Гетманский по триста пятидесяти подвод; всей свите его, трубачу и конюхам отпускали меды, вино и пиво Царские. Коней его угощала щедро рангуша на Посольском дворе. Сам Государь приказал Стряпчему Текутьеву чтоб всех чинов люди Гетманские были во всяком удовольствии, и челобитья о том Ему, Великому Государю не было. По его просьбе жаловал Царь всех и каждого, и в том числе Генерального Судью Василия Леонтьевича Кочубея пожаловал Стольником. Гетман прибыл в Москву Января двадцать второго; прогостил у Царя месяц и три дня; получил орден Андрея Первозванного, и Венгерский бархатный зеленый кафтан на соболях, с алмазными запонками. Сам Царь поставил себя шестым кавалером Андреевским, а Мазепу вторым за многие его в воинских трудах занятия и усерднорадетельные верные службы и храбрые чрез тринадцать лет победы. И как он возвращался на Украйну, то на дорогу Царь прислал ему и запасов съестных, и вина на весь дальний путь; два Капитана, с двадцатью четырьмя Стрельцами, провожали его до границы Украинской.

Так Петр Мазепу чтил.

Глава XLII .

 Война Шведская. Нарва. Козаки идут в поход. Переписка Головина с Мазепою. Буджакские Послы. Дьяк Михайлов в Батурине. Советы Мазепы Царю. Досады Мазепы за бездействие. Эрестфер. Мазепа идет к Быхову. Возвращается. Миклашевский. Взятие Быхова. Гонение за веру в западной Украине. Ссора Мазепы с Нарышкиным за карлицу. Письмо Канцлера к Мазепе. Бунт Запорожцев. Гетман клевещет на Искру и на Миклашевского. Ссылка в Сибирь Палия. Самусь оставляет Гетманство.

Началась война Шведская. Первый урок был тяжел, но полезен для Русского войска. То была битва Нарвская, в которой козаки наши не участвовали. Только в Августе получили они повеление выступить из Украйны. Полтавский Полковник Искра повел к Риге на Смоленск три тысячи.

Потом собрались полки: Киевский, Черниговский, Стародубский, Миргородский, Прилуцкий, Нежинский и Охотничьи, под начальством Нежинского Полковника Обидовского; все они, в числе пятнадцати тысяч, пошли к Новугороду. Зимовали во Пскове, Гдове и в Псковском Печерском монастыре, тревожили набегами Ливонию, уводили оттуда людей. Мазепа желал тоже участвовать в походе, но воля Царя удержала его в Украйне, и он только наблюдал за соседями. Это огорчало самолюбивого Гетмана. Он писал к Канцлеру Головину, еще до войны, в Мае месяце, что долго ждать нужно столь удобного часа для открытия военных действий с Шведами и для возврата от них своей собственности; что нерешительность и сомнения надобно удалить от себя, ибо Шведы у своих соседов отняли города и провинции более хитростью и коварством, нежели войной.— И война по его совету началась, а он, против воли, оставался только зрителем.

Опасаясь, чтоб ложные или преувеличенные слухи о Нарвской битве не взволновали Украйны Головин просил Мазепу не верить этим слухам, но прислать человека умного и надежного для узнания истины. Мазепа благодарил его за предостережение. «Я сам знаю — писал он, — что люди говорят с прибавкою о море и о войне. Припишите Нарвскую битву воле Божией и непостоянству счастья. Оно во всех делах переменяется годами, месяцами, днями, а в войне иногда мгновенно. Ян Казимир вел войну с Шведами под стенами Варшавы, принужден был бежать в Силезию, и вдруг, выгнав Шведов из Польши снова возсел на престол. » Так писал Гетман к Канцлеру; а между тем, угощал присланных из Москвы Инженеров: Ламот деШампия и Деривера; осматривал, делал чертежи и исправлял укрепления Киева, Чернигова, Переяславля и Нежина.

Новый год встретил Мазепа потерею любимого племянника своего Наказного Гетмана, Нежинского Полковника, Стольника, Павла Ивановича Обидовского, женатого на Анне Васильевне Кочубей. Два сына Иван и Михайло остались сиротами; Государь принял к сердцу скорбь старого Гетмана; красноречивым письмом утешал его, и за сиротами утвердил в Нежинском полку селы: Крупичполь, Вишневку и Сваричевку; в Лубенском — Коровай, в Прилуцком — Перевод.

Но уже двуличность Гетманская стала оказываться; и первым делом его против блага России была отсылка Буджакских Послов без удовлетворения. Недовольная Крымцами, эта Орда прислала к нему четырех мурз, с просьбою принять ее в Русское подданство, отвесть место для кочевья, и обещать оборону от Хана. Гетман отказал им по случаю мира с Турками. Они просили, чтоб, по древнему козацкому обычаю, их принял к себе сам Гетман. Гетман и в том им отказал. Мурзы уехали из Батурина и не скоро поддались России: через семьдесят лет.

Так и не дав узнать Государю о готовности целого народа поступить под его державу, Мазепа то лестью, то советом, то дарами и жертвами продолжал усиливаться в Царском мнении. Немедленно после выезда Буджакских мурз, приехав в Батурин Дьяк Михайлов, для переговоров о тайных делах. « Благодарю Господа Бога, Пречистую Его Матерь и Его Царское Величество, что изволил призреть на меня подданного своего, по премощной своей милости, и о таких Государственных секретных делах уведомил.» Так отвечал Мазепа Дьяку, когда тот прочитал ему последний трактат России с Польшею взял к себе статьи, чтоб прежде разсмотреть их прилежнее, и потом подать мнение.

Поляки соглашались уговорить Сейм к войне с Шведами; но за то требовали Трахтимирова, Стаек и Триполя; требовали от Государя согласия, чтоб Республика населила Чигирин и места опустелые на правом берегу Днепра, и уступки нескольких сел полка Стародубского. Михайлов спрашивал, не противно ли будет это Малороссиянам. Гетман отвечал, что Трахтимиров, Стайки и Триполе можно будет уступить; но Чигирина, Канева, Черкас, Крылова отдавать Полякам не следует, иначе один Киев останется только за Россиею, и никогда не будет спокойствия и тишины ни в Запорожьи, ни в западной Украйне. « А о полку Стародубском, отделенном Сожью от Польши, напрасно толкуют Поляки; Сожь — естественная граница, которой уничтожать не следует. Впрочем», заключил Гетман «да будет воля Великого Государя, Его Царского Величества. Господня есть и Его Государева земля и исполнение ее; как Он, Великий Государь, Помазанник Божий, соизволит, так и я учинить готов. »

Во вторичное посещение Михайловым Гетмана, этот повторил прежние слова свои насчет Трактимирова, Стаек и Триполья; но с тем, чтоб вся Речь Посполитая утвердила мир и внесла бы его в Конституцию. Эти дела, говорил он, слишком важны для того, чтоб толковать о них с Подканцлером Щукою, на многих Сеймах опороченном; о них должно вести переговоры с Гнезненским Архиепископом, с Коронным Гетманом, с Любомирскими; у них есть имения в местах, назначенных к уступке; к тому же он управляют Речью Посполитою. Михайлов, уезжая сказал Гетману от имени Государя, что и ныне и впредь Государь ничего не учинит без совета своего верного подданного Гетмана и Кавалера.

ИI действительно, мир был заключен собразно с мнениями Мазепы.

Все же он не мог перенесть мысли о бездействии своем в Шведской войне; прославляя милосердие Петра с Запорожцами, не мог удержаться, чтоб не сказать Царскому посланцу: «жаль, что Великий Государь не употребил меня в последнем походе. С Божиею помощию, наверно отвратил бы я случившуюся неудачу. » Это милосердие было действительно велико. Запорожцы, возвращаясь из Лифляндии раззорили несколько сел и деревень, истребили крестьян, Государь ограничился одним выговором.

Карл XII пошел в Курляндию, разбил Поляков и Саксонцев и, через Литву, вступил в Польшу. Два отряда Малороссиян выступи из Украйны: один, с Миргородским Полком. Данилом Апостолом, для прикрытия границ; в нем было двадцать тысяч козаков, другой семитысячной, под командою Полковника Гадячского Боруховича, соединился с Князем Репниным. При Боруховиче было две тысячи Запорожцев. Мазепа выступил и сам с десятью тысячами, но из Могилева возвратился, чтоб утишить безпокойства, происшедшия от Самуся и Палия. Первого Января Апостол прославился под Эрестфером; он имел при себе полки Полтавский, Лубенский и Переяславльский, сжег несколько сел, взял в плен более двух тысяч Шведов. Тут погиб наш Компанейский Полковник Пашковский. На пятый день после Эрестферского сражения Апостол выступил в Украйну.

Мазепа терзался с досады, что не дают ему случая заслужить безсмертие. Он ненавидел Шереметева, и должен был видеть, как, по дням, по часам, растет слава его. Не смотря однако ж на эту вражду, радость Мазепы о победы Шереметева и Апостола под Эрестфером над Шлипенбахом, превзошла все меры вероятия; сколько скорбил он при слухе о битве Нарвской, столько ликовал теперь и, не отлагая, поехал в Москву. Царь обрадовался, увидя старого Гетмана; позволил ему выступить к Быхову с двенадцатитысячным войском; но вдруг у границ Литвы Гетман получил новое повеление — возвратиться в Батурин, для обережения Малороссии от внезапного нашествия неприятельского. Оставляя войска свои, Гетман поручил их не опытным вождям, не храбрым и заслуженным Полковникам, не Боруховичу, не Горленку, которые здесь же находились, а Полковнику Стародубскому, Михайлу Миклашевскому, несведущему, не имеющему никакой опытности, никакого доверия козаков. И это было сделано с умыслом, чтоб отомстить Петру гибелью соотечественников.

Халецкий, староста Мозырский, уже осаждал Быхов; Бельциневич, преданннй Карлу, защищал город; подошел Миклашевский, загнал Поляков в Быхов, повел своих на приступ, вступил в крепость, отнял пушки, взял в плен Бельциневича, отправил его в Батурин и выступил из города, чтоб делать поиски в Литве над неприятелями.

Храбрость Миклашевского, быстрота, с которою он действовал, не удивительны; это был Украинский козак; но на этой осаде, в этом деле поражают нас два поступка необдуманных, ясно обличающих неопытностъ предводителя: он прежде загнал в Быхов Бильциневича, а потом уже пошел на приступ; можно понять, что он усилил этим гарнизон, и приступ стал несравненно губительнее. Более двух сот козаков и два Сотника легли в укреплениях. Другой поступок был еще необыкновеннее: взяв город, вместо того, чтоб отдать его Государю, вместо того, чтоб ввести туда свой гарнизон, он обрадовался похвалам от Халецкого, так уверился в его честности, что впустил туда Поляков и, оставя им пушки и укрепления, выступил из города. Халецкий, не теряя времени, привел их к присяге Королю и Речи Посполитой. Гетман жаловался Государю на него, «легкомысленно впустившего Поляков в Быхов и не занявшего крепости козаками. » Петр понял дело, и не отвечал.

Запорожцы, между тем, вместо участия в войне, грабили Литовские села; знатный Войсковый товарищ, Тимофей Радич, не мог их укротить угрозами; Халецкий думал подействовать просьбами; дарил им деньги, моля усмириться; — ни что не помогло. Наконец, Государь принужден был обратиться к Мазепе; этот приказал их судить по правам войсковым; зачинщики были казнены, остальные, в числе тысячи, отправлены в Смоленск на вечное жительство «чтоб никогда не возвращались в города Малороссийские для смущения добрых людей.»

В западной Украйне, в Княжестве Литовском продолжались гонения за веру. Князь Радзивил отнимал монастыри у Православных; отдавал их Униатам; не допускали хоронить людей Греко-российского исповедания по Христианскому обычаю. Государь писал к Королю, требовал удовлетворения; Король ничего не мог сделать против воли Республики. Самусь, раздраженный Поляками, занял Богуслав, Корсунь, Немиров, Бердичев; Палий взял Белу Церковь; крестьяне вооружились на Поляков, им обещана была свобода; Жиды и шляхта были вырезаны. Август 11-й жаловался Петру. Государь приказал Самусю и Палию положить оружие и возвратить крепости и города, ими у Польши отнятые; но, ожесточенные Поляками, они не повиновались в этом случае «Царю Христианскому Восточному Православному, которому были и до того и после того покорны и сердцем преданы. Занятый Шведами, Государь не мог обратить на это особенного внимания; Король принужден был ходатайствовать у Мазепы, послал ему орден Белаго Орла, и в письме к нему называл себя верным его другом.

Тогда случилось происшествие, по видимому, ничтожное, но которое могло изменить судьбу Гетмана, и даже отнять у него все средства к будущим подвигам: это ссора его с родным дядею Государя, со Львом Кирилловичем Нарышкиным.

У Нарышкина была карлица, Малороссиянка; она бежала на Украйну; Боярин вообразил, что ее переманил Гетман, и послал Ляпунова разведать о ней в Батурине. Между тем до Мазепы дошел слух, что Нарышкин станет ему мстить и употребит все усилия, чтоб лишить его Гетманства; тотчас Мазепа обратился к Головину: «избавь меня от его милости Льва Кирилловича, который всячески поносит бедную честь мою Гетманскую, за упрямицу карлицу.» Клялся, что боится ропоту народного, и потому не может отобрать ее от родственников; уверял, что она в родстве с многими знатными козаками в Конотопской сотне; но просил прислать людей, взять ее от имени Нарышкина, и обещал не посылать за нею погони. Карлицу возвратили Боярину; Канцлер примирил его с Гетманом.

И он снова обратился к Государю с просьбами, чтоб позволено было участвовать и ему в войне; чтоб ненавистный для него Шереметев не один пожинал лавры, и потом не хвастался бы перед ним. Государь в ответ подарил ему четыре села и пять деревень, в которых было четыреста девяносто пять дворов и тысяча восемьсот семьдесят душ, что составляло в Севском уезде Крупецкую волость. А Головин к нему писал: «о желании твоем, моего благодетеля, рушиться в поход своею особою, известно уже Государю; он велел сказать тебе, что для твоей особы довольно и Украинского дела. Поручив тебе оберегать эту страну, Государь доказал, как он полагается на твою верность и усердие.» Слух, что Шереметев берет город за городом, что уже завоевал он всю Лифляндию, был нестерпим для Гетмана. С какою целью Петр удерживал его в Малороссии? По какой причине он не хотел видеть его на поле битвы главным предводителем всех козацких полков? Нет сомнения, что Государь, всегда откровенный, отнюдь не подозрительный, искренно свои причины объявлял; что он действительно боялся или впаденья врагов в Малороссию, или внутренних волнений в народе, в котором еще не уверился, и на которого от времени до времени ему сам Гетман клеветал. Но чтобы могло быть, если б властолюбивый, пылкий в старости, родство, дружбу, отчизну презирающий, платящий местью за благодеяния, Гетман прославился на поле брани? Что, если бы привлек он сердца козаков, которые его ненавидели? Вероятно, он на Гетманстве не остановился б. И тогда сколько изменений в судьбах Поляков, ІІІведов, Россиян! Но не выиграла бы и Украйна....

Бунт Запорожцев призвал Гетмана к тридцатитысячному Украинскому войску, расположенному в окрестностях Киева. Полторы тысячи Запорожцев, взяв войсковые клейноды и несколько пушек, переплыли Днепр у Койдака , раззорили селитренные заводы у Орели и Самары, не послушали увещаний Кошевого, принудили его быть и впредь Кошевым, и наконец собрались ворваться в города Малороссийские; но, узнав о приближении Гетмана, отправились на соляные промыслы.

В надежде на особенную Царскую благодарность за сохранение спокойствия в Малороссии, Мазепа уже отдыхал. У него было ввиду счастье идти па войну. И действительно он получил повеление выступить в Апреле; но как горько ошибался он: ему указано быть, под начальством Короля Польского. Мы сказали выше, что от времени до времени, Гетман клеветал на Малороссиян. Ныне, чтоб не быть вторым, чтоб не унизиться до повиновения Августу, он прибегнул к клевете на соотчичей. Уверял Петра, что не только в Сечи Запорожской, в полках Городовых и Компанейских, но даже и в самых близких к нему людях, не находит ни верности, ни сердечного желания быть Царскими подданными; что шаткость их ясно видит и точно знает; и потому-то не смеет быть с ними строгим и взыскательным, но обходится ласково и снисходительно; навлекая особенное подозрение на Искру и Миклашевского, он спрашивал, как быть ему с Самусем и с Палием? ласкать ли их? переписываться ли с ними? или прекратить все сношения, как с врагами Августа?

Царь не поверил наветам на Искру; а Миклашевский, еще в прошлом году, оправдался от клеветы, которую написал на него Мазепа к Петру; Гетман уверял тогда Царя, будто бы Миклашевский ведет злонамеренную переписку с Поляками, и наиболее с Литовским Гетманом. И тот и другой остались в своих званиях, и при своих местах. Полтавскому Наказному было повелено наблюдать у Переволочной за Запорожцами; Апостолу идти с трехтысячным отрядом к Любомирскому; Мировичу с десятью тысячами к Королю; Мазепе к Полонному. Августа второго, в Бердичеве, получил Гетман от Петра Толстого, Русского Посла в Константинополе, известие с советом остерегаться Татар и смотреть на Крым прилежным оком. Мазепа обрадовался и пошел медленно в глубь Польши; писал к Государю; ожидал нового повеления идти ли вперед, возвратиться ли в Украйну. Король требовал его в старую Галицию к Соколу; в половине Сентября он находился только под Любарем; Шведы взяли Львов; под Любарем, в ответ на донесение о Крымцах, Мазепа получил повеление оставить в Польше только Полковников Миргородского и Переяславского, и немедленно возвратиться в Батурин. «Жалею сердечно,—писал он к Головину, что, будучи полгода на Монаршеской службе, не мог оказать Государю никакой знатной прислуги, состоя под начальством Короля Польского, целое лето меня в бездействии державшего. Если б он повелел мне идти в глубь Польши, то Львов не потерпел бы такого раззорения, и я бы мог быть ему полезен более, нежели Миргородский и Переяславский Полковники. » А между тем это письмо противоречило тому, которое писал он в Августе, и в котором говорил, что, по верным известиям, дошедшим до него от Господарей Молдавского и Валахского, Турки не прежде будущего лета хотят начать войну с Россиею.

Еще одно дело не было кончено; оно тяготило Мазепину грудь; еще не погубил он человека, который не сделал ему никакого зла, которого он ненавидел за силу и богатство, за любовь подчиненных, за знаменитость в битвах, за славу, ничем незапятнанную. То был Семен Палий. Он владел тогда Белой Церковью, Немировым и в Волынской губернии Трояновкою. Потоцкий и Яблоновский писали об нем к Мазепе: «Палий свил себе разбойническою рукою покойное гнездо в Белой Церкви и в Немирове, и в Польше ест хлеб, не ему принадлежащий.» Народ и по ныне удержал в памяти предательство Мазепы. Гетман вызвал благородного и доверчивого Хвастовского Полковника из Белой Церкви в Бердичев, на пир и на совет; тот у него в гостях пил вино и беспечно уснул; тогда Сердюки его заковали и кинули в тюрьму; изтомленный голодом и жаждою, оклеветанный перед Петром в посягательстве на Гетманство и в сношениях с Шведами, Палий отправлен был в Москву. Не веря клевете, но помня неповиновение насчет отдачи городов, отнятых от Польши, Государь сослал Палия в Енисейск.

Оставалось в Белой Церви главное, чего хотелось Мазепе: богатство Хвастовского Полковника; тамошние козаки объявили, что все умрут и не поддадутся «колы нема нашого батька.» Но угрозы и обеты поколебали мещан, они принудили козаков положить оружие, и богатства Палиевы Мазепа взял.

Самусь не мог один противиться Гетману; по требованию к ответу прибыл немедленно, клялся что невинен, сложил с себя Гетманство, сдал клейноды, и с Гетманского разрешения принял звание Богуславского Полковника.

Мазепа стал Гетманом всей земли Украинской; но Украинцы его пуще прежнего возненавидели.

<<< Назад | Вперед >>>