<<< попередня

ГЛАВА ПЕРВАЯ.
ЗНАЧЕНИЕ ФИЛОСОФИИ ДЛЯ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

Хотя философия количественно и не имеет большого значения для социальных наук, а именно для науки права и для политической экономии, она однако затрагивает три существенных вопроса.

Её задача выяснить —

во-первых: природу человека в истинном её освещении и конечную цель бытия, которую человек сам должен по-ставить себе;

во-вторых: основу права и внутреннего обязательства уважать это право;

в третьих: высшие основоположения справедливости.

История нового времени уже во многом порвала c прежними воззрениями на право. Возникли иные, новые взгляды на него, более верные и вообще лучшие. Однако и теперь нет у них ещё обоснования, опирающегося на основные принципы. Такое обоснование может дать только философия, что мы и попытаемся показать в этой книге.

Могут сказать, что философия сама неустойчива, как море зыбучих песков; ей ли обосновывать ещё и другие науки? Правда, философия не дает единой, общей, неизменной точки опоры. Но это не потому, что в философии вообще нет безусловных, доказанных раз навсегда, тезисов, а потому, что люди в этой области воспринимают истину с особенным трудом; так философские истины на одних будут влиять сильно и плодотворно, а для других они останутся навсегда недейственными и бесплодными. Но, несмотря на это, задача философии именно и ваключается в рациональном обосновании высших принципов всякой науки, принципов, признанных несомненными каждой данной областью знания. А возможность разрешения этой задачи, — особенно в области науки права, — мы и докажем в этом нашем труде.

Но раньше, чем приступить к этому доказательству, необходимо выяснить наше отношение к теории, отрицающей самое существование незыблемых принципов, неизменных норм права. Извест-ный учёный юрист, проф. Иеринг, в своей книге: "Борьба за право" (4-ое изд. 1870 г.), предназначенной для широкой публики, говорит следующее: "Право подобно Хроносу, пожирающему своих собственных детей" (стр. 9). И дальше: "Идея права — вечное становление, а то, что установилось, вечно должно уступать место новому становлению, ибо:
          Уничтожение —
          Достойный удел всего возникающего".

На языке менее поэтическом это значит: "То, что считается правомерным сегодня, завтра будет признаваться неправомерным — и так будет вечно".

Но, признавая такое положение вещей, несомненно придётся отрицать понятие абсолютного права и бесспорную противоположность между правом и отрицанием его (Recht und Unrecht). Тогда придется сказать, что право, которое в силе сегодня, никак не истиннее и не лучше того, которое было в силе в прошедшие времена; разве что оно лучше лишь потому, что более по душе поколению, живущему в данный момент, и то лишь по временным причинам. А считая основы права незыблемыми, признавая извечными принципы или нормы его, мы этим самым уже отрицаем "вечное становление" их. *)

В сущности, уважаемый учёный проф. Неринг, вовсе не придерживается того мнения, будто по существу между утверждением и отрицанием права нет действительного различия; и можно было бы заключить из выше приведенной цитаты, что он просто был введен в заблуждение Гегелевской терминологией, и потому употребил неверное выражение. На самом же деле это не совсем так. Вот что заявляет нам другой учёный юрист, проф. Виндшейд, в своей статье, тоже написанной популярно, "Историческая школа в науке права " *):

"По моему мнению существуют лишь два исчерпывающих различия между людьми (между воззрениями людей?). Во-первых, различие между теми, кто верует в господство духа над естественными условиями нашего бытия, и теми, кто отрицает это господство. Во-вторых, различие между теми, для которых истина — неизменная формула, и теми, которым она представляется чем-то, вечно нарождающимся и бесконечно прогрессирующим. Историческая школа дала миру резко очерченный принцип вечно развивающейся **) истины (выражение Дальмана), — и в этом несомненная заслуга данной школы.

Итак, целая школа юристов создала теорию о вечно развивающейся истине. Действительно, нельзя не удивляться тому, что эти юристы, как бы нарочно сойдя со своего собственного пути, создали столь необычайное учение об "истине", учение, даже совсем и не входящее в область их компетенции. Можно было подумать, что такое откровенное смелое противоречие и разуму, и опыту является исключительной привилегией некоторых "философов". Но так как понятие "истины" несомненно стоит в тесной связи с понятием "права", то на анализе первого из этих понятий и необходимо несколько остановиться".

"Истина как формула", по выражению Виндшейда, выражается например так: дважды два всегда будет четыре; взаимное притяжение между телами всегда прямо пропорционально произведению их масс и обратно пропорционально квадрату их расстояния друг от друга; луч падающий и луч отраженный всегда находятся в одной плоскости, перпендикулярной к отражающей поверхности, и угол падения всегда равен углу отражения и т.д. Одним словом: истина неизменна, потому что неизменна самая основа вещей. А учение о вечно развивающейся истине это-то самое и отрицает. Но если признать, что истина — ничто иное, как соответствие между представлениями и реальностью, обусловливающей всякое явление, то понятие "вечно развивающейся" истины уже заключает в себе понятие о столь же развивающейся и неустойчивой реальности. Вопрос ставится так; существует ли "абсолютное становление" или нет?

Если бы поборники "абсолютного становления" знали, что они в сущности утверждают! Быть может, они опомнились бы тогда и не выступали бы гласно со своими утверждениями. "Абсолютное становление" — ничто иное, как беспричинное изменение, то есть полное отрицание порядка и закономерности в природе, отрицание всякого опыта и всякой науки. "Абсолютное становление" и закон причинности взаимно исключают друг друга. Именно потому, что всякое изменение вовсе не абсолютно и не беспричинно, то и законы, управляющие изменениями и ставящие их в причинную связь, — неизменны. Правда, единичные явления в природе подвержены постоянным изменениям, но сама природа, в её целом, — как-бы связанная совокупность единичных явлений, — она-то остается всегда неизменной. Задача науки заключается в исследования этих незыблемых общих основ, этих неизменных законов природы; и эта задача совершенно несовместима с теорией "абсолютного становления" и "вечно развивающейся истины".

Не трудно понять, что привело к такой изумительной доктрине. Наряду с изменчивостью единичных явлений в природе, мы видим в некоторых! её областях, а особенно в царстве человека, целый ряд эволюции, — мы отмечаем там течение истории. Каждая ступень в этом эволюционном движении предполагает всё большее и большее удаление от примитивного состояния; это и дает основание верить, будто постоянное изменение в определённом направлении составляет самую сущность вещей, будто изменчивость, "становление", охватывает не только единичные явления, но и совокупность их и основы самой природы. Наша солнечная система вероятно развилась и выявилась вследствие круговращения первичной туманности; земной шар, а значит и его поверхность, после выделения из этой туманности, прошел несомненно через очень длинный ряд этапов развития; нагляднее всего об этом свидетельствуют встречающиеся на земле организмы, формы и виды которых подверглись настолько поразительным изменениям, что остатки вымерших животных и растительных видов являются свидетелями как бы совершенно иного мира. Конечно, ближе всего касается нас развитие нашего собственного рода, то есть рода человеческого; оно продолжается уже много тысячелетий и всё ещё далеко не закончено. Но именно это и подало повод к учению о "вечно развивающейся истине" и об "абсолютном становлении". В течение тысячелетий земля и её обитатели претерпели столько разных и основательных изменений, что многое из того, что раньше считалось истиной, теперь перестало быть таковой. Вот почему может казаться, будто сама истина изменялась.

Но и этот факт не имеет того значения, которое ему придают поборники "вечно развивающейся истины" и "абсолютного становления". Никто не сомневается в том, что все изменения в природе, все отклонения современных видов от примитивных всегда совершались по тем же физическим и химическим законам, которые действуют и имеют значение и поныне. Значит, сущность природы не изменилась, наоборот она осталась незыблема и верна самой себе. Обратимся к физике за разъяснением смысла такого явления, как изменчивость с одной стороны, а с другой стороны пребывание без всякого изменения, и физика нам покажет, что первоначальные составные части тел, — атомы, — пребывают извечно неизменными, а всякое изменение в природе происходит единственно вследствие движения и разнообразных сочетаний атомов. И если поверхностному пониманию может показаться, что вещи изменяются в самой основе своей, то проникающая вглубь наука учит, что сущность вещей, наоборот, неизменна, а меняются лишь их сочетания и распределения в пространстве.

Таким образом, как естествознание, так и истинная философия отрицают абсолютное становление и утверждают, что изменчивость вовсе не составляет безусловной сущности вещей. Порукой этому, как уже сказано выше, является безусловное господство закона причинности. Принцип причинности говорит: изменений без всякой причины не бывает, то есть не бывает изменений не обусловленных. Это теория общая и для философии, и для естествознания; но она же порождает и несогласие между обеими науками, несогласие, однако никогда не доходящее до окончательного взаимного противоречия. Несогласие между философией и естествознанием обусловлено различием их целей и задач. Цель и задача естествознания заключаются в исследовании законов, руководящих явлениями, и в объяснении на опыте их изначальных основ. Задача же философии состоит в отыскании истинного, общеобязательного. Поэтому философия толкует универсальную значимость принципа причинности иначе, нежели толкует её естествознание.

Итак, безусловная сущность вещей неизменна, она всегда остается безусловно равной, тожественной самой себе; из этого принципа непосредственно вытекает, что свойства вещей, данные в опыте, и изменчивость их элементов не являются универсальной, изначальной и нормальной природой вещей. В дальнейшем мы ярче осветим и разъясним смысл этого явления; но и теперь уже понятно и ясно, какое значение, — особенно для социальных наук, — имеет тот факт, что в человечестве (Menschenwelt) действуют и господствуют, наряду с законами природа, ещё и законы совсем иного порядка, а именно нормы (правильной) мысли, (правильной) воли и (правильного) действия; к этим нормам принадлежит и правовая норма.

В человечестве, как и во всём остальном мире, нельзя признавать "абсолютного становления". В человеческой жизни всё происходит по тем же незыблемым законам, но законы эти двоякого рода, — законы физические и законы моральные, законы природы и нормы. Кроме эмпирической природы, подвластной исключительно естественным законам, человеку присуще ещё более или менее ясное сознание безусловной истинной сущности вещей, подвластной нормативным законам; а сознание это необходимо вызывает стремление приблизиться к этой истинной сущности. Лишь таким способом можно понять, в каком смысле существует и может существовать прогресс в человечестве. Если достоянное изменение в каком-либо направлении было бы присуще безусловной, нормативной природе человека и вещей вообще, то получилось бы простое движение вперед, а не прогресс, не совершенствование. Ведь ни одной стадии этого движения нельзя было бы признать лучше, предпочтительнее другой. Наоборот, все стадии, как равноценные атрибуты нормальной природы вещей, должны были бы быть в одинаковой степени хороши. В действительности же дело обстоит совершенно иначе. Человек стремится к перемене не потому, что перемена присуща его нормальной природе, а, наоборот, потому, что его эмпирическая природа отступает от нормы и поэтому внутренне неустойчива. В жизни, данной в опыте, уклонение от нормы непосредственно передается чувству, как страдание или зло, а это вызывает в человеке внутреннее стремление к перемене, к движению. И если движение идёт по направлению к нормальной природе вещей, к осуществлению нормы, то оно будет действительным прогрессом, то есть не только течением, движением, переменой, но и совершенствованием. Страдание и зло — ничто иное, как чувство уклонения от нормы; уклонение это мы воспринимаем опытом и в нас самих, и вне нас; противоположность же страдания и зла, добро — ничто иное, как нормальное состояние нас самих и вещей вообще; и всякое приближение к этому состоянию является вместе с тем и прогрессом, совершенствованием.

Теперь ясно, какое применение всё вышесказанное имеет и в области философии права. Будь право обречено на беспрерывное, бесцельное изменение, то не могло бы быть и вообще истинного права. Будь это так, то, по причинам в сущности безразличным, люди ныне признавали бы за право то, что завтра они отрицали бы как таковое; и одно решение не было бы лучше, истиннее, разумнее другого. На самом же деле это не так: прогресс в области права также возможен, потому что существуют незыблемые нормы права, вечные принципы справедливости. Но для осуществления прогресса необходимо, чтобы люди всё глубже понимали, всё шире осуществляли бы в жизни эти принципы. Итак, всё зависит от внесения ясности и достоверности в вопрос об истинных, извечных нормах воли и действия, в вопрос о причине существования таких норм не только независимо от законов природы, но и в противоположение к ним. В следующей главе последует объяснение и обоснование этого противоположения между законом природы и волевой нормой.

<<< зміст

далі >>>