<<< попередня

Теперь возвратимся к гардемаринской школе. И там, как я уже говорил, товарищи считали его чудаком и были вполне уверены, что он в мичманы экзамена никогда не выдержит, так как он никогда не занимался, а постоянно читал книги постороннего содержания, а больше всего духовного. Соберутся товарищи и говорят Шпиру: „служи всенощную". Он не отказывается: надевают на него с хохотом вместо риз одеяло, прицепливаютъ к пустой чернильнице веревочку вместо кадила, даютъ ему в руки. Шпир серьёзно, с благоговением становится перед иконами и начинает служение. Хор сначала смеясь ему отвечает, но мало помалу смех исчезает, и хор в свою очередь проникается таким же благоговением. Один из товарищей, стоявших к нему ближе других, сказалъ ему: „зачем ты постоянно читаешь эту чепуху? Вот на тебе на французском языке сочинения Вольтера. Когда ты прочитаешь, то сам увидишь, что ты во многом заблуждаешься". Как мы увидим впоследствии, это был один из важных переворотов в его уме. Впоследствие Африкан Александрович говорил мне: „я близок был к помешательству, но сочинения Вольтера спасли меня". Загоралась Крымская война, и гардемарины были посланы на театр войны, и Африкан Александрович в числе их, где он и пробыл два года. До окончания войны гардемарины были отосланы обратно въ Николаев, он выдержал первым экзаменъ в мичмана и, подав в отставку, поселился в имении матери своей, где в скором времени мать его и умерла. Пришлось будущему философу заниматься хозяйством еще в крепостное время, но накануне эмансипации. Сам он не хозяйничал - держал управляющаго. И в очень скорое время, на удивление всем соседям, освободил крестьян от барщины и дворовых от обязательных работ, а начал вести хозяйство теми же крестьянами, но за наемную плату. Когда были избраны мировые посредники, он не замедлил наделить всех крестьян полным даровым наделом. Все соседи помещики восстали. Одни называли его бунтовщиком, другие говорили, что он от государя хочет заслужить крест за такой подвиг; поднялся содом. Но он не обращал на это никакого внимания, сидел одиноким в своем доме, редко показывался въ обществе близких родных, мало сам входил в хозяйство, читал и что-то писал, что писал - Бог его знает. В этот период времени я был приглашен Африканом Александровичем для совместнаго жительства. Должно быть одиночество ему надоело. И Господи! что это была за жизнь! Правда, были распределены строго часы. Никто у нас не бывал и мы ни у кого. Серьёзным чтением он никогда не делился. Выписывал "Основу" и Шевченка и читал мне, особенно что-нибудь смешное. Шевченко ему очень нравился. При чтении „Вусы" Стороженка, задушевно и много смеялся. Он в известные часы читает или пишет, я лежу и плюю в потолок. Женской прислуги он не держал - довольствовался одним лакеем. Как летом, так и зимой, изредка мы выходили погулять или в сад, или на ток, или на загоны - посмотреть лошадей и рогатый скот. Питались мы буквально изо дня в день борщом и котлетами. На ужин яйца в смятку, или молочная каша.

далі >>>