<<< попередня

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
ОТНОШЕНИЕ МЕЖДУ КАПИТАЛИСТАМИ И РАБОЧИМИ

Отношение между капиталистами и рабочими мы отчасти рассмотрел уже в последней главе; но мы ещё должны разъяснить и со всех сторон осветить этот вопрос; сколько в этой проблеме ещё темных, неясных сторон, лучше всего доказывают два, посвящённых ей, труда. Оба автора — друзья рабочих, близко знакомые с положением дела. А между тем, оба они исходят из двух диаметрально противоположных основных предпосылок.

Труды, о которых я говорю: Капитал Карла Маркса (2-ое издание 1872 г.) и книга Торнтопа: Труд (немецк. перев. д-ра Шрамма 1870 г.) (Есть русский перевод. Прим. ред.). Оба автора описывают и определяют положение рабочих (особенно в Англии), как весьма печальное и неудовлетворительное; но к правовой стороне вопроса оба подходят с диаметрально противоположных сторон. Торнтон утверждает, что богатство имущих классов создано исключительно их собственным трудом, и что рабочие не имеют ни малейшего законного, права на него, потому что по свободному договору они получают за свое сотрудничество плату, составляющую точный законный эквивалент их труда. Маркс же исходит из противоположной точки зрения и утверждает, что богатство имущих классов создано исключительно рабочим классом, а фактические собственники не имеют никакого, рационально обоснованного права на него.

Прискорбно, что блюстители рабочих интересов такими односторонними и неверными предпосылками так вредят делу, которое они же защищают. Изумительно, как это Торнтон, человек знакомый с положением вещей и с возражениями против традиционных воззрений, может придерживаться таких воззрений и говорить о каком-то свободном договоре между работодателями и рабочими! Разве может быть речь о свободном (не только по форме, но и по существу) договоре, когда одной стороне предоставляется на выбор: или принять предложенные условия, или же умереть с голода? Лишь путем объединения, рабочие, до известной степени, приобретают возможность и с своей стороны ставить условия, то есть возможность вступать в действительно свободный договор. Утверждать, будто капиталисты нажили богатство исключительно своим собственным трудом, значит явно издеваться над здравым смыслом или совсем закрывать глаза на факты. Во всяком случае это свидетельствует о великом смешении понятий.

Но столь же великая путаница царит и в учении Маркса, утверждающего, что все фабричное производство — в сущности законная собственность рабочих, владельцу же фабрики можно дать разве что возмещение за изнашивание (не за употребление) машин и всего обзаведения. Интересно проследить, как Маркс обосновывает это странное предположение. Его исходной точкой является понятие меновой ценности товаров. По Марксу, в силу какой-то метафизической необходимости, только в меновой ценности товаров выявляется употреблённый на их производство, общественно необходимый или средний труд. Согласно с этим, лишь работа общества создает ценность, она — единственная созидательница ценностей, как таковых, рабочие — законные собственники произведенных товаров с полным выключением работодателя. Следовательно, присвоение разницы между ценностью произведённого товара и суммой вознаграждения уплачиваемого за него, такое присвоение ничто иное, как воровство, ростовщичество, эксплуатация. Но встанем-ка на точку зрения капиталиста, на фабрике которого настоящая производительная работа делается машинами, при чём рабочие нужны только для обслуживания машин и присмотра за ними. Разве не естественно капиталисту думать, что рабочий — хотя бы и нужный, но второстепенный фактор в производстве, а притязания рабочих на все произведённые ценности — полное безумие с точки зрения права? Не рабочие, скажет этот капиталист, а мои машины производят товары и ценности, — как же рабочие могут претендовать на них? Может быть со временем машины так усовершенствуются, что для обслуживания и наблюдения целой фабрики достаточно будет одного или двоих рабочих; неужели же этим двум рабочим по праву будет принадлежать ценность всех произведённых товаров? Бессмыслица такого предположения сразу бросается в глаза. Но с другой стороны, и владелец фабрики, принимающий рабочего за простое, и даже второстепенное, средство производства, тоже рассуждает не верно. Постараемся приблизиться к истинному пониманию; для этого нужно разложить производство товаров и ценностей на его составные части. Попытки такого разложения были сделаны, быть может и раньше, но и здесь нам не избежать его.

Во всяком общественном деле надо прежде всего отличать два элемента: материальный и интеллектуальный, то есть, разумный; другими словами: труд и организацию труда. Последнее, как известно, особенно важно, так как продуктивность труда существенно зависит от его организации. Но каждый из этих двух элементов, — интеллектуальный и материальный, — опять таки распадается на две части, тоже резко различные между собой, — а именно: на личное участие в деле и на безличное участие в нём.

Безличное участие в материальном элементе всякого производства принимает сама природа; работают тут, вопервых, непосредственные силы природы, например, свет и теплота, производящие плоды земные; во-вторых, на фабриках и заводах, те же силы природы, но превращённые, например, в пар, водяную силу и т. д. Личное же участие в материальном элементе всякого производства принимают сами рабочие своим трудом.*)

Интеллектуальный, духовный элемент всякого производства, — то есгь организация труда, — также распадается на две части: на личное и на безличное участие. Безличное участие в организации труда проявляют изобретения и открытия человеческого гения, которому мы обязаны всеми усовершенствованиями производства, всяким повышением продуктивности труда. Мы называем изобретения и открытия безличными, хотя они и являются плодами личного гения отдельных людей; но по истечении некоторого времени, все открытия и изобретения законно становятся общественным достоянием. Личным участием в организации работы мы называем инициативу и труд капиталистов, учреждающих фабрики и заводы для различных производств и заведывающих ими.

После всего вышесказанного будет ясно, как велика несправедливость существующего общественного строя. Несправедливо, что имущие классы могут монополизировать и пользоваться безличным элементом производства, а именно силами природы и завоеваниями человеческого гения, которые по праву должны были бы быть достоянием общественным.

Несправедливость частного пользования силами и произведениями природы тоже не подлежит сомнению. Ведь всем известно, что в культурных странах, земля например, её производительные силы и естественные богатства в большинстве случаев представляют собою частную собственность. По общему мнению, это даже не считается несправедливым. Однако, я уже доказал выше (в главе 5-ой), как в сущности обстоит дело.

Что же касается до завоеваний человеческого гения, то, наоборот, вряд ли кто-либо будет оспаривать необходимость превращения их в общественное достояние; но все должны согласиться, что фактически этого еще нет. Ведь всем с очевидностью ясно, что всеми усовершенствованиями науки и техники, главным образом, пользуются имущие классы. Ибо, несмотря на все эти усовершенствования, положение рабочих не везде и не существенно улучшилось. А в Англии, например, по тем историческим данным, которые мы заимствуем у Торнтона и Маркса, положение рабочих решительно ухудшилось сравнительно с минувшими веками, между тем как богатство имущих классов возросло там до крайних пределов.*)

Бесчисленные изобретения и машины умножили производительную силу труда в жизни культурного человека; можно было бы думать, что число рабов труда уменьшилось,— однако, опыт показывает диаметрально противоположное. Вот что говорит Дж. Ст. Милль в своих Principles of political economy (том 4, глава 7): "сомнительно, стал ли ежедневный труд какого-нибудь человека легче от всех механических изобретений, сделанных до сих пор". Машины, предназначенные для облегчения труда рабочих и для улучшения их судьбы, при существующих условиях часто являются скорее врагами и угнетателями их. Нередко рабочим приходится даже насильственно восставать против введения новых машин.

Из вышеприведённого ясно видна вся несправедливость и анормальность данных условий. Денежная аристократия не тождественна с аристократией духа, которой человечество обязано своим прогрессом. Конечно, есть отдельные личности, обеспеченные в материальном отношении, которые повели нас вперед по пути прогресса; но из этого вовсе не следует, чтобы и те, которые ничего для этого не сделали и не делают, тоже монополизировали в свою пользу плоды всех завоеваний человеческого духа. И высшие представители его наверное возмутились бы при мысли о том, что плодами их гения и трудов будет пользоваться не всё человечество, а лишь незначительное меньшинство, даже если бы это меньшинство состояло из их прямых потомков, чего в большинстве случаев даже и нет. Поэтому, в принципе всеми и признаётся, что все изобретения и открытия по истечении некоторого срока должны стать общественным достоянием. Из всего сказанного следует, что в данном случае факты противоречат принципу правды, и что поэтому общественные условия анормальны.*)

Но на это охотно закрывают глаза каким-то роковым образом. Обыкновенно считают в порядке вещей, чтобы общественным достоянием пользовались лишь немногие лица. И при этом упускают из вида, что ведь следует же против этого принять какие-нибудь меры. Есть даже и такие наивные политико-экономы, которые искренно верят, будто существующее имущественное неравенство не только не представляет собою зла, а даже добро, и будто роскошь имущих классов способствует развитию всего общества.**)

Личное участие имущих классов в организации труда, — вот их работа, действительно приносящая общественную пользу. Государство не в состоянии взять на себя организацию труда и руководство им; это нужно предоставить частной инициативе людей. Лица принадлежащие к имущим классам, за свой страх и риск, берут на себя устройство и организацию промышленности и торговли; и они были бы очень полезными членами общества, если бы у них отняли возможность брать за это — вознаграждение непомерно большое, несоответствующее их труду.

А между тем, несмотря на все это, приходится допустить, что несправедливость и неравномерность в распределении продуктов труда имели и хорошие последствия, которых без этого не было бы. А именно: с одной стороны, ею была создана усиленная интенсивность в стремлении к экономической деятельности, с другой стороны, большее накопление капиталов, которого не было бы при более справедливом и равномерном распределении продуктов труда. А это бесспорно пошло на пользу коллективу. Так, например, ясно, что, без сосредоточения капитала в немногих руках, Европа не могла бы покрыться такой густой сетью железных дорог, как мы это видим теперь. Железные дороги были построены на частные средства; и даже в тех случаях, когда строили их государства, это было возможно лишь с помощью займов, то есть опять-таки с помощью частных средств. Но, как я уже выше заметил, продление несправедливого общественного строя нельзя оправдать никакими якобы добрыми целями, после того как этот строй признан явно несправедливым. Надо стремиться, наоборот, к тому, чтобы устранить причины несправедливого строя, сохраняя, однако, насколько возможно, его добрые последствия. Этого можно достигнуть только такой общественной организацией труда, при которой индивидуальная свобода и инициатива сохранились бы такими, какими мы видим их в настоящее время у наиболее развитых народов. Но для этого, очевидно, нужно, чтобы люди имели совсем иное понятие о цели жизни, нежели то, которым они руководствуются теперь; нужно, чтобы единичная личность научилась смотреть на свою частную деятельность, как на общественную должность, из которой необходимо извлекать наибольшую пользу не только для себя, но и для общества. Ведь и теперь существуют безвозмездные почётные должности, на которые охотно идут люди. Должно прийти время, когда каждое привилегированное положение будет считаться как бы почётной должностью, содержащей награду в самой себе, и именно потому, что она даёт возможность сделать многое для общественной пользы.

Само собою разумеется, что и неимущий рабочий класс должен содействовать осуществлению лучшего строя. Для этого и ему, как и всем, надлежит исполнить нравственное требование, которое можно резюмировать в трех пунктах так:

1) Добросовестный труд,

2) Бережливость и

3) Не слишком быстрое размножение.

Без исполнения этих условий немыслимо и основательное исцеление от социальных недугов. Таким образом выходит, что народ сам может и должен созидать свою судьбу. Привилегированные классы должны бы подавать пример любви к справедливости, пример самоограничения и самопожертвования; они бы и должны воспитывать самих себя и толпу. Это и в их собственных высших интересах. В чём же и заключается разумное назначение всех тех, кто не принуждён зарабатывать свое пропитание собственным трудом? Разве не в том, чтобы внести в свою жизнь достойное и высокое содержание? А вносим мы в нашу жизнь достойное и высокое содержание лишь тогда, когда действуем не для своей, а для общественной пользы — безразлично в широком или в узком кругу.

<<< зміст

далі >>>