<<< Назад | Вперед >>>

Глава XXVII .

 Брюховецкий

Жизнь Брюховецкого до Гетманства. Слуга Хмельницкого. Мартынец. Ссора Васюты с Мартынцем. Ночное смертоубийство. Хорунжий. Вражда Полковников и Старшин. Атаман Гетманского куреня. Кошевой. Кровопролития в Украине. Четыре Рады. Пятая. Драка на Раде. Угрозы Самка Гагину. Брюховецкий Гетман. Пиры в Нежине. Казнь Самка, Золотаренка, Силича и Засядки. Полковниками Запорожцы, Брюховецкий грабит Украину. Король идет на Украину. Утверждение Гетмана. Статьи. Король под Ржищевым.

Все тайны наконец обясняются: потомство узнало кто был Иван Брюховецкий. Слуга Богдана Хмельницкого, спасая жизнь господина, однажды попался он Татарам в плен; его пытали, мучили, наконец за дорогой выкуп отпустили к Гетману. По смерти Богдана, он достался Юрию; молодой Пан одевал его богато, дал ему саблю, и на своем «коште» для него содержал коня. Он любил своего старого слугу, слушал его советы, требовал от него мнений, и эти мнения уважал. Летописи говорят, что и слуга никогда не употреблял во зло господской доверенности; полагал кончить жизнь при Пане своем, всегда был при нем неотлучно, все его чувства принимал к сердцу. Верный слуга был известен каждому Украинцу под именем Мартынца.

У Юрия было два любимца; мы уже знаем о их подвигах: Василий Золотаренко, прославившийся под Смоленским в 1654 году, потом изменивший Украине, и в 1658 подписавший Гадячские статьи; козаки называли его Васютою, Поляки Злотаревским. Другой был: «лыцарь войска Его Пресветлого Царского Величества Запорожского, товарищ статный » — Яким Самко, который разбил помощников Виговского Сулиму и Цюцюру. Он называл себя безграмотным, но в Украине славился письменностью, и знал несколько языков.

На одном собрании Старшин в Гадяче, говоря об важном деле, Гетман спросил у слуги своего, что скажет он на вопрос Самка. « Старого пса непристойно бы мешать в нашу беседу,» сказал Самко. Мартынец вышел, ни слова не вымолвив; но в туже ночь пробужденный чьими-то шагами, Самко вспрыгнул с постели и удержал: руку Мартынца над собою; в этой руке быд огромный нож.

Мартынца заковали и кинули в погреб. Через четыре дня Юрий «выплакал» его; на пятый

день сбрили ему «чуприну.» Несколько дней продержали у столба на рынке, в базарный день посадили на свинью лицом к хвосту, провезли через весь Гадяч, потом обявили, что будет на колу, если затеет чтоли-бо еще раз, и отпустили к Юрию.

Верность его к Пану Гетману не изменилась; но, чего с ним никогда не бывало, он стал для каждого услужлив, к каждому приветлив, с каждым простодушен; перестал гордиться безкорыстием, оставил презрение к наградам и чинам. Все Старшины, и даже Самко, полюбили его—он вкрался к ним в доверенность. Наконец, получив чин Хорунжего, просился в отпуск, и всеми обласканный, каждым обдаренный, уехал на Запорожье.

Едва он разстался с Гетманщиною, открылась вражда Самка с Золотаренком; на Радах начались драки и поединки; Безпалый принял управление делами Украины, Полковники разехались по городам; Самко отправился на Буг усмирять взбунтовавшихся козаков; Золотаренко удалился в Нежин; дела остались нерешенными, универсалы валялись неподписанными; открылись самоуправства, грабежи, дела не разследованные, злодейства ненаказанные.

Явился Мартынец; его назначили Куренным Атаманом Куреня Гетманского, Членом Гетманской домовой Рады, правителем, дел. Тогда-то вражда Старшин стала разгораться; Куренный Атаман богател усиливался и вскоре из Мартынца сделался паном Иваном Мартыновичем Брюховецким.

Начались известные нам военные действия с Поляками; разбитие Русских у Слонима, победа над ними близ Ляховичей, их отступление к Полоцку, взятие Поляками Вильно, гибель Шереметьева у Чуднова. Брюховецкий был с Юрием под Слободищем; потеряв надежду на бывшего Пана своего, он снял личину и передался Полякам; его отправили к Цюцюре и к Самку с убеждениями отступиться от Москвы; это привело Самка в ярость, от которой едва бегством мог спастись Советник.

Украину наводнили Иезуиты, Поляки и Жиды. Юрий был назначен Гетманом Чигиринским, Ивану Мартыновичу обещано было Гетманство Гадячское. Остались верными Полковники: Черниговский Силич, Переяславский и Острянский Самко и Нежинский Стародубский Золотаренко. Они друг с другом враждовали; но когда Поляки разбили Золотаревцев под Козельцем, когда они, проникнув до Прилук, разогнали козаков Самка, тогда Полковники регаились примириться. Самко просил прощенья у Золотаренка и Силича; писал: «Не время нам считаться, время начать жить в братстве по прежнему. » Назначили Раду в Высоком на Супое, сехались, утвердили мир между собою крестным целованием, избрали Самка Наказным Гетманом, пошли общими силами на Поляков, разбили их у Лукомли и Листвицы и прогнали за Днепр; с ними бежал и Брюховецкий.

Что оставалось ему ? Смятения между Католиками и Диссидентами, Конфедераты, Королева, Иезуиты, слабость Короля заставили Республику забыть об Украине. Лишась надежды на Польскую помощь, Брюховецкий отправился на Запорожье. Там дрались Сечь с Сечью, курень с куренем. Явясь в Сечь Калницкую, Брюховецкий примирил ее с Никитинскою и был избран в Кошевые.

В это время Самко с Золотаренком спорили о булаве; Протасьев доносил Царю о мнении Протопопа Максима; Епископ Мефодий ездил от Золотаренка с Доносами на Самка, и при Дворе Царском ходатайствовал за Брюховецкого; Юрии домогался Гетманства с помощию Татар и Поляков. Золотаренко поражал Татар, проникнувших к Нежину и Стародубу, Самко бил Юрия близ Хотомли и Ирклеева, Татары грабили Альтицу, Юрий бежал к Каневу и удалился в монастырь Жидичинский. Тогда оставя Наказными, какими обявили себя оклеветанные Мефодием Самко и Золотаренко, Государь назначил Брюховецкого Наказным южной Украины по город Ромен, и приказал созвать Раду для избрания Гетмана действительного. На этом остановились мы в главе предыдущей.

Рады Козелецкая и Переяславская избрали Самка; Выдубецкая и Острянская Золотаренка; за разногласием Государь не утвердил ни того ни другого; назначили Раду в Нежине.

Окольничий, Наместник Галицкий, Князь Данило Степанович Великого-Гагии, Стольник Кирило Осипович Хлопов, Дьяки Дементий Башмаков и Евстрат Фролов выехали в Нежин. Брюховецкий поехал к ним навстречу из Гадяча в Батурин, преклонил их на свою сторону ласкательствами и деньгами, а Запорожцев разослал по городам приглашать Посполитство в Нежин «для разграбления города. » Со всех сторон не только козаки, но и крестьяне собирались на мнимый грабеж. Под Нежином встретил Гагина Самко, воздал ему должные почести, поручил Царской милости себя, Полковников и Сотников. Но задаренный Брюховецким, Гагин не взял стороны мужественного Полковника. Когда-же Самко предуведомил его, что Рада будет спорная, что без бунтов и драк не обойдется; то став обозом и имея достаточное количество Московского войска, он окружил себя стражею, а козакам и черни приказал явиться безоружными.

Июня восьмнадцатого барабанный бой созвал народ к Царскому шатру; « такой Рады дотоле еще не бывало на Украине.» Брюховецкий, стоя между Запорожцами, насмехался над Самком и Золотаренком. Начали читать Государеву грамоту; вдруг народ зашумел; Переяславцы закричали: « хотим Самка! » Нежинцы закричали: «Золотаренка!» Крик Запорожцев: «Брюховецкого, Брюховецкогю!» все заглушил. Послы хотели заставить народ замолчать, шум увеличивался, началась Драка, засверкали ножи, толпа бросилась на толпу, кончилось кровопролитием. Силич был ранен, Самко побежал через Царский шатер, Запорожцы и его бунчук, он успел скрыться, но едва не был убит кулаками. В Государевом шатре и за шатром многие были забиты в смерть Запорожцами; и самого Гагина в давке чуть не задушили; козаки Самка и Золотаренка, видя невозможность противустоять Сечевым, с ними соединились; Брюховецкого подтвердили, поставили на стол, прикрыли войсковою хоругвию и провозгласили Гетманом.

Самко угрожал Гагину, писал к Государю жалобу: «яко Запорожцы насилием у него знамена войсковыя отнявши, Брюховецкому вручили. » Но эта угроза не подействовала, Князь приказал принесть в Царской шатер бунчук и булаву, и вручил их Брюховецкому; а Самку и Золотаренку дал от имени Государева повеление явиться и.... неслыханное дело: «как они немедленно по указу Царскому приспели, того времени оружие и одежды им поодбирано, и самих с людьми их одобранными, за караул взято, а Брюховецкому, там же на верность присягнувшему, Князь сам вторично булаву и бунчук поручил, при котором на Гетманство постановлении многих знатных козаков чернь побивши, имения их разграбила, а Самково имение Запорожская голота расхитила. » Это безчиние, говорит летопись, несколько дней продолжалось; подстрекаемое Гетманом, оно до того дошло, что в домах обывательских ничего не осталось в целости. Оставя имущества на волю грабителей, хозяева укрывались куда и в чем кто мог; ждали только к чему приведет Малороссию эта неистовая жажда крови? какой будет конец ?

В Нежине начались пиры; в ставке Гетманской веселились; за ставкою, в темноте и без пищи, томились в кандалах Полковники; Самко, Золотаренко, Силичь н Засядка; вскоре их перевезли в Борзну. Восьмое Сентября назначено было днем казни. Татарин был палачем; с обнаженным оружием Запорожцы окружали невинных, Прочтен был Гетманский универсал; бывшее на Раде смятение им было приписано, — казнь началась. Xрабрые сподвижники старого Хмельницкого оканчивали жизнь один за другим от руки Магометанина; последний был « лицем и телом муж изрядный, воин отважный, вызволеный кавалер, воли и «Указа Царского всеохотнейший послушник ». Увидя мужественную красоту и исполинский рост татарин изумился; он долго отрекался поднять топор на него; но его принудили, и голова человека знаменитого упала в прах. То был победитель Поляков и Татар, безбоязненный защитник Малороссии, друг Москвы —Самко, Полковник Переяславльский.

Таково было начало Гетманства Брюховецкого. Услышав о столь неожиданном злодеянии, Малороссия взволновалась; все Полковники возстали Брюховецкий перехватал их и отправил в Москву; их сослали в Сибирь; места их заняли Запорожцы. « И сии Полковники, знавши одно распутство и своевольство, разрушили всю регулу, в полках реестровых заведенную Гетманом Рожинским и подтвержденную Гетманом Богданом Хмельницким; и вместо того допущено в них Янычарское буйство, самовольство и неповиновение. » Каждому новому полковнику Брюховецкий дал по сту человек телохранителей. Знатным козакам приказал отдать с себя жупаны и шубы пехоте Запорожской; фураж и провиант у кого хотели, у того и брали «без потребы.» Народ говорил, что это не Гетман, но «некоторый тиран ненасытный.»,

Так, устроив дела в Борзне и в Нежине, Брюховецкий начал заботиться о пополнении убытков, понесенных для достижения Гетманства; он пошел по Малороссии, ограбил многие Шляхетные семейства; в Переяславле добыл казну, собранную Самком для скарбу Малороссийского, поделился этою народною суммою с Запорожцами, и двинулся с ними на Кременчуг. Дорогою, между Кременчугом й Переяславлем, встретил он разезды Татарские: Запорожцы прогнали их за Днепр. Сотенный город тогдашнего полка Миргородского, нынешнее местечко Кременчугского уезда, Поток сдался Брюховецкому; но Кременчуг устоял; долго Гетман его домогался—тамошние козаки не сдавались грабителю родины; вдруг пришло два неприятных известия для Брюховецкаго: Польский Король двинулся с многочисленным войском в восточную Малороссию; узнав о необузданности нового Гетмана, Заднепровские Полковники отложились от Москвы и идут с Королем.

И действительно, полагая, что злодею потачку даст Московское Правительство, Тетеря, Дорошенко, Богун и Гуляницкий соединились с Поляками; они не знали, что всему были пружиною Гагин и Хлопов,—эти подкупленные Брюховецким клеветники преданных Государю Полковников и Старшин Малороссии; и конечно, никого иного, кроме этих Бояр, не должно считать предателями России; они то отторгнули Заднеприе от Государя, который был далеко, и по фальшивым донесениям считал Брюховецкого своим верным подданным. Как бы то ни было, известие оказалось справедливым. Польша и Заднепровская Украина шли вооруженные на левый берег Днепра; их вел сам Король.,

Тогда Гетману нечего было думать о взятии Кременчуга. Он выжег его предместия и отправил к Государю ложное донесение, что Кременчуг взят; оно привезено было в Москву 15 Октября Генеральным Обозным Иваном Цесарским и Киевским Полковником Василием Дворецким. Вскоре злодей принужден был просить Государя о поспешной высылке Московского вспомогательного войска.

Узнав о неустройствах в Украйне, Царь отправил в Батурин Дьяков Дементия Башмакова и Евстафия Фролова, с повелением собрать все чины и козаков, и согласить их или на утверждение Гетманом Брюховецкого, или на выбор нового. Так мудрые и снисходительные повеления Государя всегда бывали искажаемы насильственными распоряжениями Московских чиновников. Но посланные опоздали; наличные в Батурине Старшины обявили Дьякам, что собраний делать теперь и не кому и некогда, что Заднеприе от нас отложилось, что здешним Полковникам время думать не о выборах, а о спасении себя, семейств и Украины; наконец, что Король к нам идет войной. Дьяки отвечали: «по Соборному Уложению дело с Королями до сего не касается. » Дав таковой ответ, они оба уехали в Москву.

Брюховецкий до их отъезда подоспел в Батурин, и начал писать новые статьи договорные между Москвою и Украйною. Следующие пять успел он прибавить к прежним.

По всем городам Малороссийским разослат универсалы о поимке Российских беглецов, и об отправлении их на прежние жительства, с строжайшим подтверждением, чтоб никто не смел в Украйне, под смертною казнию, принимать таких людей.

Составить перепись всем козакам, мещанам и поселянам с означением их угодий и домов.

Не продавать хлеба Заднепровским изменникам и Татарам.

Строжайше запретить Малороссиянам возить вино и табак в Москву и в пограничные города Российские, в отвращение убытка казне. В случае же поимки продавцов, запрещенный товар отбирать без всякого платежа.

Государевым ратным людям, в Малороссии находящимся, во уважение бедности тамошних жителей и понесенного ими от неприятелей разорения, довольствоваться следующим ежегодным содержанием: Воеводам—мельницею о двух колесах, Головам и Полковникам — пятью-десятью осьмухами ржаной муки; Подполковникам и Майорам —двадцатью пятью; Ротмистрам и Капитанам — двадцатью; Поручикам, Прапорщикам и Сотникам — десятью; рейтарам, драгунам, солдатам и стрельцам—четырьмя.

Более ничего не успел Брюховецкий сделать: Король переправился через Днепр под Ржищевым.

Глава XXVIII .  

Поход Короля. Его войска и Полководцы. Военный совет под Белым-Камнем. Крымцы и Литва. Монах Гедеон. Предложение Юрию Митрополии. Переправа через Днепр Поляков. Тетеря и Гуляницкий. Завоевание страны. Дворец в Остроге. Зимние квартиры Польских войск. Поход на Глухов. Местничество в Русском войске. Осада Глухова. Дуня. Битва под Пироговкою. Самохвальство Поляков. Сулима и Высочин. Суд над Виговским. Казнь. Мятеж на Заднеприи. Собесский. Битва. Бидзинский и Полубанский. Тетеря в Чигирине. Крымцы. Сирко. Поездка Чарнецкого в Крым. Возвращение. Чарнецкий выкидывает из гробов кости Богдана Хмельницкого и сына его.

Окончив дела, до Малороссии не касающиеся, Ян Казимир прибыл в стан под Скваржово, куда оба Коронные Гетмана привели сорок тысяч войска, хорошо устроенного и вооруженного. Зделав смотр, Король объявил поход в Украйну, выступление назначил 11-го Августа; главное начальство принял на себя.

При нем находились: Коронный Гетман, Воевода Краковский Станислав Потоцкий; Воеводы: Князь Дмитрий Вишневецкий, Бельзский; Ян Замойский, Сандомирский; Стефан Чарнецкий, Русский; Иван Виговский, Киевский; Станислав Яблоновский, и Коронный Хорунжий Ян Собеский. Многие Сенаторы и чиновники явились в стан окружив себя многочисленным войском надворным. Татары также ожидали прибытия Королевского Украйну; они целый месяц стояли на Цецорских степях; Хан Махмет-Гирей прислал к Королю гонца, с уведомлением, что готов идти на Москву.

Августа 11-го, войско двинулось под Белый Камень; там собран был военный совет; решено было, для удобнейшего пропитания, разделить армию на три части; одна, под начальством Потоцкого, пошла на Тарнополь; другую повел Чарнецкий на е е е цкий на Дубно; с третьею, Ян Собеский начал пробираться через Волынь, и вскоре стал под Баром. Легкая кавалерия, в числе трех тысяч конники составляла войско передовое; Король вел арриергард, при нем были гвардия и артиллерия под начальством Фромштета и Вольфиума, и несколько пехотных полков под командою Корыцкого и Эрнста Гротгаузена.

Реки разлились от дождей; Король, ожидая убыли воды, остановился под Почайцами; оттуда

пошел под Шароград, город, принадлежащий Замойскому; там расположился лагерем и получил известие, что Литовское войско, поступив под начальство Напольного Гетмана Михайла Паца, двинулось, в числе тридцати тысяч, на Шклов и на Быхов. В это время сорок тысяч Татар соединились с Собеским; их Полководцы Сеир-Гирей и Менги-Гирей, объявил Королю от имени Хана, что по первому Королевскому требованию готово еще столько же Крымцев. Под Шароградом был второй военный совет; положено: Королю остаться за Днепром, а Чарнецкому, с своим отрядом и с Татарами, перенести войну на левый берег Днепра, и за опустошение Польши воздать козакам опустошением восточной Украйны. Ставище было избрано складочным местом припасов, снарядов и продуктов, где должны устроиться магазины и лазареты для раненых; для охранения всего оставлены были Полковник Маховский, Ротмистр Хлопицкий и Ельский с одним пехотным полком Чарнецкого,

Но желание Короля — действовать лично, изменило план; он решился со всем войском переправиться за Днепр и всею силою ударить на Украйну. Для обезпечения Заднепровской Украйны оставлен был на той стороне Днепра Тетеря, признанный от Республики и Короля Гетманом; к нему было придано несколько Польских полков.

Под Шароград, в стан Королевский, прибыл Московский Посол для переговоров о мире; полагая, что он приехал для разведыванья, Король не принял его. Туда же от духовенства Грекороссийского явились искатели Киевской Митрополии Яскульский и Виницкий, а с ними и чернец Гедеон— то был Юрий, сын Богдана Хмельницкого. Двум первым Король отказал; жезл первосвященника он предложил Юрию. Но этот желал не клобука, не панагии, а бунчука и булавы; он благодарил Короля за милость и отказался от Митрополии.

На семнадцати больших судах, называемых байдаками, козацкий Полковник Ханенко соорудил под Ржищевым, что повыше Переяславля, мост через Днепр. Сперва прошли два пехотные полка и несколько эскадронов для обезпечения переправы от нападения; два Днепровские острова были заняты артиллериею; Татары на связках из тростника и ситника пустились вплавь под Триполем и Стайками; а 13 Ноября вся Королевская армия перешла по мосту под Ржищевым. Вскоре Король вызвал Тетерю из-за Днепра и присоединил его к Татарской колонне, вместе с Гуляницким, бывшим Нежинским Полковником; Богун с своими козаками был отдан под начальство Чарнецкому. Разделясь на три Колонны, Польская армия пошла на Боришполь и Боришевку; Переяславль у них остался вправе. Войска Козацко-Московские были размещены по укрепленным городам и замкам, кроме кавалерии, которая, тревожа налетами Королевский стан, уничтожала или забирала фураж и провиант. Но слабость гарнизонов и ненависть народа и войска к Брюховецкому были таковы, что город за городом, крепость за крепостью сдавались Королю; редко где встречал он отпор, почти всегда безсильный; в местах, без бою сдававшихся, Поляки брали аманатов; жителей городов и селений, одолеваемых войною, без разбора пола и возраста вырезывали; более всех к победе способствовал Богун: его слава и храбрость увлекали Малороссиян; козаки толпами стекались к нему, покидая Брюховецкого; местечки Боришполь и Боришевка сдались первые.

Узнав, что Ромодановский велел Брюховецкому тревожить Короля, и что Гетман выступил уже в поход с 14,000 козаков, Чарнецкий пошел к нему навстречу; но он скрылся в глубину края, а Чарнецкий взял город Ромны, бывшее владение Вишневецких, где нашел значительное количество жизненных припасов и других потребностей. В тоже время местечко Нежинского уезда Монастырище было разорено до основания; жители умерщвлены за оказанное ими сопротивление; Прилуки не могли устоять против Тетери; город Сотенный Киевского полка, Олишевка, сдалась; Остер тоже был взят войсками Королевскими. Тетеря путем свободным на Ичень обошел Нежин и присоединился к Королю.

В Остре, где располагал Король зимовать, был наскоро построен дворец, в укрепленной части города; отряды были разведены по городам и местечкам: Вольфиум и Дебоэм остались при Короле, Потоцкий расположился в Козельце, Собеский в Дубровне, Чарнецкий в Мостовцах. Вскоре план похода изменился: положено было идти всеми соединенными силами к Глухову. К начальникам отрядов посланы были повеления соединиться с Королем близь Новагорода-Северского. Узнав о движении главной квартиры, Брюховецкий перерезал ей путь под Старынем; при нем было козаков восьмнадцать тысяч; едва вступил он в бой с Поляками, как подошли Чарнецкий и Собеский, и он бежал, оставя четыре тысячи человек на поле битвы. С Примасом Пражмовским стычка Сотника Нужнога была удачнее.

Пражмовский остановился для ночлега; лагерную стражу содержал у него Новомлинский; поразив эту стражу, Нужный ворвался в город и, без сомнения, захватил бы Примаса, если б не подоспел Ротмистр Воложской Хоругви Пан Тарасовский, и не задержал нашего Сотника на короткое время, покуда Пражмовский успел скрыться из города в стан; но все бумаги и снаряды достались нашим козакам.

Замерзшие реки облегчали переправу обозов и артиллерии; присутствие Короля поддерживало веселое расположение духа, оживляло ревность Польского войска; однако ж, не смотря на это, поход его в земнее время был весьма тягостен, и трудно описать радость его, когда посланец Королевский Павел Вольский, возвратился из Крыма с уведомлением, что Карам-Бег ведет на помощь двадцать тысяч Татар. Это ободрило Поляков, и внушило им новые надежды на победу.

По примеру Тетери, Король миновал Нежин, боясь потерять значительное количество войска под этим городом, который был сильно защищен, но Салтыкова Девица испытала судьбу Монастырища: взятая с бою, она была разграблена, сожжена, жители ее проданы в рабство Татарам. Польские Историки разсказывают, что Король надеялся найти в Девице складку богатых товаров; там начальствовал Сотник Трокач; к нему послали трубача, с требованием сдачи города—ответом была ружейная пальба. Начался приступ, Трокач был ранен в горло и пал на окопах; часть жителей была вырезана, часть продана; так погибло народоселение Девицы, простиравшееся в то время до 10,000 душ. Отряд, разоривший Девицу, пошел к Березне; но его начальник не решился на приступ; он узнал, что засел с сильным козацким гарнизоном Полковник Сосницкий Яков Скидан. Самому Королю сдались без сопротивления: Мена, Новые Млины и Сосница, в которой Поляки, полагаясь на шпионов, думали найти великие сокровища, и ничего не нашли; Богуну сдалась Борзна; отряд боковой

взял Короп; передовой—Кролевец. Батурин защищенный Брюховецким, устоял. Беззащитная Малороссия было разорена, почти все ее селы были выжжены, часть народонаселения была уведена в Крым. Брюховецкого ненавидели козаки, они не защищали его; Бояре между собою ссорились; равные чинами и происхождением не хотели друг другу повиноваться; вместо битв с Поляками занимались местничеством и разборами дворянских хартий; а в это время враги Украйны и Москвы, опустошая страну, говорили, что это, Брюховецкому за убытки, причиненные Польше. Описывая это мщение, Архиепископ Конисский говорит, что оно: «было тако умно и праведно, как разсудок цыганский, по которому Цыган бьет свою мать, дабы боялась его жена.» Как бы то ни было, Король подступил к Глухову.

В городе заперся Генеральный Судья Павел Животовский с тремя полками реестровыми: Черниговским, Стародубским и Нежинским. Осада жестокая и продолжительная. Летопись Конисского повествует, что в Глухов было брошено до ста тысяч бомб и гранат, и было сделан несколько приступов; вылазки уничтожали все Королевские намерения; каждый день число осаждающих умалялось. Между тем Татарский отряд отправившийся для грабежа на север от Глухов возвратился с известием о движении Московских войск. Весть была справедлива: Ромодановский вступил в Малороссию и соединился в Батурине с Брюховецким. Куракин и Черкасский придвинулись к нашим границам; первый стал в Путивле, второй в Брянске. Они все еще продол жали споры о старшинстве с Ромодановским, который, однако же, с помощью Брюховецкого начал отбирать от Поляков и Татар города, ими занятые. Короп, Новые Млины, Борзна, весь полк Прилуцкий были очищены от Королевских гарнизонов. В Кролевце Королевская казна была захвачена Брюховецким. Эти успехи наших войск и в тоже время просьба Татар, по неволе выполненная Королем, чтоб позволено было им возвратиться в Крым до весны, — принудили снят осаду, и двинуться к Новугороду-Северскому от Глухова, где так неудачно простоял Король пять недель.

Поляки в неудаче под Глуховским винят Дуню, Полковника козаков Заднепровских, который будто бы осужденным продавал порох. Но истинною виною этой неудачи были: страх Ромодановского и Брюховецкого, приближение весны близкое разлитие рек и недостаток продовольствия; он уже становился ощутительным. Таково по крайней мере признание самих Польских Историков. Однако ж, по совету находившихся при Короле Сенаторов, положено было не объявлять войску о прямой цели отступления. Поляки не предвидели, что идут в обратный путь; в стане, при звуке труб, обнародован был поход в глубину неприятельской земли: Бидзинский и Полубинский приняли начальство и пошли от Глухова. Оставленным внутри Украйны начальникам отрядов: Вишневецкому, Якову Потоцкому, Незабытовскому и Гуляницкому велено было также предпринять обратный путь на Заднепровье. Поручив все войска Чарнецкому, Король под прикрытием нескольких хоругвий для безопасности поехал через Стародубовский повет в Вильно.

Войско Чарнецкого, настигнутое Ромодановским у села Пироговки, было обращено в бегство; арриергард был отбит от переправы, обоз и снаряды остались в руках победителей; с крайнею опасностию одна половина войска перебежала через Десну по хрупкому весеннему льду, другая принуждена была ретироваться левым берегом, под командою Коронного Гетмана: он жег и грабил все, что ни встречал на дороге; Брюховецкий гнался за ним и довершал истребление жителей и разорение края, «изменнически предавшегося Полякам,» как он говорил. Таковы были последствия Королевского похода в Малороссию, « сего памятного похода», которым хвастаются Поляки, описывая все подробности его. Его надлежит «изобразить в подробностях,» пишет один из Историков, «чтобы передать потомству мужество и опытность в искусстве военном, как Короля, который лично предводительствовал, так и мужественных предков наших, которые со святым самоотвержением споспешествовали своему Государю в одержании побед; а вместе с тем сие покажет могущество и силу народа, равно и благоразумие мер, им принятых, дабы весть сию войну, испытав столь жестокие нападения многочисленных неприятелей; сверх того, в то время, когда Республика была обуреваема внутренними раздорами, удручена союзом взбунтовавшихся козаков, несогласием аристократов, неимением сильной конституции, безсилием исполнительной власти. » Эта похвала Республике не приносит чести ни тому, кто писал ее, ни Республике; а о мужестве, опытности и последствиях знаменитого похода судить предоставляем потомству, которое читает о нем повесть, взятую из Польских архивов и историков.

На Заднепровской Украйне смятения увеличились. Полковник Дуня подстрекал козаков против Республики, был истреблен Поляками, и Гуляницкий принял начальство над его полком.

Здесь являются на поприще битв Сулима и Высогин. Тридцать тысяч козаков, под предводительством этих Полковников, взбунтовались против Короля на Заднепровьи: Лысянка, Ставище, Трахтимиров пали под их оружием; в подстрекательствах обвиняли Виговского. Король, получивший о том известие не далеко от Глухова, при отступлении, отправил Тетерю для изследования доноса; оставленный за Днепром, чтоб удерживать тамошних козаков в повиновении, Маховский, видя с ними неравный бой, принужден был отступить в Белую Церковь и в ней заперся. В это время Брюховецкий распускал слухи о поражении Короля и Чарнецкого, увеличивал число своих войск и отправил Кошевого Сирка для осады Маховского в Белой Церкве; но Сирко, услыша о приближении Тетери, отступил от города; как скоро туда явились две тысячи козаков, преданных Королю, и обезопасили Маховского, то, заблаговременно пойманный и посаженный в тюрьму Белоцерковскую, Сулима был приведен на суд, приговорен к смерти и казнен. Потом потребовали и Виговского «на военный совет к Королю в Белу Церковь.» Виговский был в Хвастове; получив предписание, немедленно прибыл в Белу Церковь. Там дела были уже приготовлены, был собран военный совет, и председателем назвал сам себя, никем не уполномоченный, Маховский.

Напрасно Виговский подал протест, ссылался на то, что Гетман войск Запорожских, Сенатор Королевства, не может быть судим Полковником; напрасно требовал видов письменных, по которым бы Маховский уполномочен был от Короля и Сейма действовать по своему произволу; напрасно объявлял, что измена его не доказана; что для приговора одних подозрений не довольно: —Маховский ничему не внял.

Десять часов продолжался суд. Воевода Киевский, Гетман, Сенатор, победитель Русских под

Конотопом, защитник Польши, неоднократно отвращавший гибель от Республики, когда еще находился при старом Хмельницком, в звании войскового писаря,—Виговский был разстрелян.

Польский Историк Малороссии, которого рукопись лежит пред нами, защищая Поляков во всех их поступках, не мог однако ж защитить этого, сколько ни старался облегчить всю мерзость его. «Виговский », говорит он, «сделался жертвою вражды и недоброжелательства Тетери, несправедливости и не разсудительности Маховского. Республика признала на Сейме невинность Виговского; потомство его, по конституции 1666-го года допущено было ко владению имуществом, от него оставшимся. » Спрашивается: легче ли стало Виговскому? Это-ли были средства к обращению Украйны на сторону Республики? И могли-ли Малороссияне надеяться на права народные, после нового доказательства, как сильны были уставы тогдашней Польши, как безопасны были собственность и жизнь даже первейших наших сановников в руках обуялых панов?

Конечно, Виговский должен был кончить жизнь или на плахе или на виселице: хищнически вырванная из рук Юрия булава; предательские советы своему питомцу, сыну благодетеля; доносы на него Царю; покража народно-войсковой казны; измена Украйне, матери, которая назвала Батьком приемыша; отдача Малороссии ненавистной для нее Республике, тогда когда он, как Гетман, должен был и мыслить и жить благом народа, его избравшего, - все это рано или поздно должно было привесть его не к благородной смерти воина, а к лобному месту. Но не Полякам было б его казнить. Малороссияне не жалели об нем, и все же оценили поступок Поляков. От Виговского осталось три сына: Ян, Константин и Станислав, и дочь Марианна, вышедшая замуж за Старосту Ольховецкого, Осипа Ржевуского.

Немедленно увидим мы поступок панов и с другими нашими изменниками. Польша казнила людей, которые любили ее больше своей родины.

Заднепровская Украйна вспыхнула из конца в конец. Узнав о беззаконной казни Виговского по клеветам Тетери, отдельные вожди народа поднялись на Поляков; главная Королевская армия была за Днепром; Брюховецкий готовился перейти на правый берег. Дела становились для Польши опасными. Чарнецкий провожал Короля в Минск. Собеский, тогда еще Коронный Хорунжий, принял начальство над армиею, направил путь к Днепру, издал прокламацию к Малороссиянам, козакам приказывал положить оружие, чернь уговаривал возвратиться к хозяйственным занятиям. « Воля и повеление Королевские», заключил он свое воззвание, «суть таковы, чтоб в каком ныне положении находится Украйна, в таком оставалась и впредь, доставляя только войскам выгодные квартиры по городам и необходимое содержание; а войско, будучи принято ласково, будет ласково обходиться с жителями». Ему ответом была война.

Собеский привел войска в боевой порядок и двинулся вперед. Ян Сапега начальствовал над

арриергардом. По кратком кровопролитном сражении, козаки были разбиты, потеряли две тысячи человек убитыми и пленными; в числе последних находился Сотник Скидан, который был немедленно, по приказанию панов, посажен на кол. Чарнецкий, препроводив Короля, поспешал к Собескому, и начал переправляться через Днепр; Сирко хотел его не пустить; Чарнецкий обманул: разложив огни на берегу Днепра, показал, будто хочет переправиться выше Ржищева; а в это время войско перешло чрез Днепр ниже, ни одно орудие не было оставлено, все военные снаряды были перевезены, Сирко был разбит, Поляки захватили полторы тысячи лошадей, которых всадники спаслись пешком.

Бидзинский и Полубинский, высланные в глубину Великороссии, проникнули туда на несколько десятков миль, везде оставляли след опустошения, счастливо били козаков и Царские отряды в нескольких стычках; но не имея никаких сведений о Короле и о выступлении Польских войск из восточной Украйны, видя убыль в людях и лошадях отряда своего, приняли путь ко Днепру. В Новегороде-Северском узнали о переправе Чарнецкого, пошли к Лубнам и там разделились. Бидзинский, обеспокоиваемый козацкими наездами, пошел по следам Чарнецкого; Полубинский пошел в Литву за Королем.

В Красном переговоры с Москвою о мире шли затруднительно. Пац во время перемирия стоял на берегу Днепра, Хованский был у него перед глазами, несколько Поляков пасли лошадей между двумя лагерями, —они поссорились с передовыми Хованского, были схвачены и посажены на кол в виду Паца; Поляки напали на лагерь, Царское войско было разбито, весь лагерь уничтожен; начались жалобы о нарушении перемирия. Король, оставя переговоры, поехал из Вильно в Варшаву и предложил Сенату сделать совещание насчет уплаты войску жалования, пополнения полков, улучшения монеты, высылки Татарам дани, или Донативы, как эту дань из приличия Поляки называли; наконец толковали о времени для созвания Сейма и о средствах начать новую войну в Украйне.

На западном берегу Днепра неудовольствие народа против Поляков усилилось, обе стороны

давно отвыкли от кротких средств, Цицерон Коховский уверяет, что Помпей и Цесарь истребили менее народа, нежели сколько его погибло в борьбе Украйны с Польшею. Король приступил к средству сильному; дал Чарнецкому неограниченную власть в Украйне; в товарищи ему назначил Яна Собеского. Чарнецкий, видя войско свое уменьшенное, искал средств поправить его положение. Войну начинать было невозможно, на Тетерю никаких надежд не было; лишенный доверия и значения, погибший в общем мнении, обвиняемый в смерти Виговского, Тетеря был ненавидим Запорожцами; избегая неприятных последствий, он принужден был уходить перед полками Серденяка и Дейнека и наконец запереться

в Чигрине. И так Чарнецкому осталась одна надежда: усилиться помощью Ханскою.

Разместив войска свои для отдыха, пехоту поставя в Паволочи и в Белой Церкве, конницу в окрестностях Корсуня, он взял тринадцать человек людей военных, решительных, сведущих в пути, и с глубочайшею тайною, поспешно отправился в Крым для личных переговоров с Ханом. Там узнал, что Крымцы выступили по Султанскому повелению в Венгрию, и обратился к Татарам Буджакским, которые пасли стада в степях Бессарабских за Кодымою. Удовольствие видеть военачальника знаменитого, наместника полномочного Украинского, гордого Магната в своих степях, это удовольствие было для Татар необыкновенно; оно льстило их самолюбию, и они положили в совете своем в три дни выставить двадцать тысяч войска под предводительством Сефер-Казы-Аги.

В Украйне между тем Сирко воспользовался отсутствием Чарнецкого. Собрав две тысячи козаков, погнался за восьмью Хоругвями Маховского, и заставил его запереться в Городище. Только счастье могло помочь Маховскому, он не ускользнул бы из рук козацких, если б не приход неожиданный Бидзинского из-за Днепра. Сирко выжег все предместия и уже начал сноситься с Городищанами, когда Бидзинский стал лагерем недалеко от Городища; услыша стрельбу, он догадался, что то перепалка козаков с поляками, и поспешно кинулся в ту сторону; непредвиденное нападение в тыл разстроило козаков, они бились, строились, опять бились, наконец разсеялись и бежали; сам Сирко, бросив коня, спасся пешком. Чарнецкий в это время возвращался, изумление и радость его были невыразимы при виде Бидзинского, выехавшего с Маховским к нему на встречу. В Польше полагали Бидзинского погибшим. Действительно, путь его чрез восточную Украйну к Днепру был сопряжен с опасностями, с затруднениями, которые могли быть побеждены только постоянною твердостию, мужеством в распорядительностию. Везде козаки ему перерезывали путь; везде он принужден был бороться за каждую сажень дороги, особенно же тяжелы ему были переправы через реки; но он все превозмог, и заслужил этим отступлением почетное место на страницах военной Истории.

Прибыв в Украйну, Чарнецкий и его спутники составили совет насчет дальнейших предприятий. Эти спутники были следующие: Воевода Русский Станислав Яблоновский; Староста Львовский Гиероним Синявский; Коронный Обозный Лещинский; Станислав Конецполский-Долинский, и Староста Галицкий Петр Потоцкий; из Малороссиян там присутствовали Полковники: Гуляницкий, Ханенко, Лесницкий, Савва и Гоголь. Все

решили употребить кроткие меры; и Чарнецкий начал воззванием к народу Украинскому; он уговаривал козаков возвратиться к верности и повиновению, оставить мятежные связи, заняться домашним хозяйством и хлебопашеством. Зная власть духовенства над умами, пригласил к себе Митрополита нашего Иосифа Тукальского и монаха Мошнинской пустыни Гедеона, т. е. Юрия Хмельницкого. Оба доверчиво явились в стан; приглашенные на совет военный и государственный, они были гости Чарнецкого, гости защищенные честью хозяина и своим саном. Польский военачальник спросил у них совета для обеспечения Украйны,—они отвечали, что не смиренным инокам вмешиваться в светские дела. Чарнецкий отправил их в Варшаву под стражею, откуда, по Королевскому повелению и по проискам Тетери, оба были отвезены в Мариенбург на заточение. Эта участь постигла и Гуляницкого, который тоже находился в совете военачальников. Так начались кроткие меры Польского правительства! Во всей Украйне раздались жалобы духовенства, ропот народа превратился во всеобщее и бурное волнение.

Кошевой Запорожский Сирко повел войска на Чигирин, в надежде захватить Тетерю; остановился в Бужине, и был внезапно окружен Чарнецким. В день Христова Воскресения, Сирко выступил из Бужина, отчаянно врезался в Поляков, переколол их множество, пробился сквозь их массу и исчез в степи. Озадаченный неожиданностью, озлобленный неудачею, Чарнецкий обратил гнев свой на Бужин и Суботово. Он выжег их и, не будучи удовлетворен местью над невинными жителями, заключил свои кроткие меры святотатством.

Верстах в десяти от Чигирина и ныне еще находится Готическая церковь, которой стены, почти в сажень толщины, заслуживают внимания не одних Малороссиян. Там покоились останки старого Хмельницкого, и сына его Тимофея, героя, которого молодость, мужество, красота, любовь и смерть так трогательны и пленительны: Чарнецкий выбросил их гробы из могил, сжег их кости и надгробные камни разшиб.

<<< Назад | Вперед >>>