<<< Повернутись |Початок|Далі>>>

II. ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЕ И ЗЕМЛЕДЕЛИЕ.

§ 13. Организация земельной собственности оказывает сильное влияние на экономический, юридический и даже политический быт данного края. Ею прежде всего определяются социальные отношения, создающие характер экономической жизни и ее направление, в особенности в таком чисто земледельческом крае, каким является Елисаветградский уезд. Существующие же в действительности социальные отношения, влияющие на энергию в приложении труда и денежного капитала к добыванию из земли продуктов переработки и потребления, никогда не являются сразу в законченном виде, как Минерва из головы Зевса: они создаются постепенно, рядом со введением в жизнь юридических и политических привилегий, относящихся к праву владения землею. Мало того, что они обусловлены этими привилегиями, срослись с ними в жизни в одно целое, но и все изменения они переживают вместе. Оттого и экономический рост края зависит вполне от распределения сил, созданных законами, определяющими характер местного права землевладения.

Поэтому, желая характеризовать положение народного хозяйства и распределение производительных сил в земледельческой промышленности, нет возможности миновать того исторического процесса, который привел к та­кому или иному распределению естественных богатств, т. е. земельных имуществ между разными классами населения. Губернская земская статистическая комиссия, утверждая, что отдел о происхождении видов поземельной собственности должен иметь место в работе, направленной к систематизации кадастровых сведений, имела в виду, с одной стороны, зависимость форм хозяйственной жизни от форм землевладения, с другой — и то обстоятельство, что факты экономической жизни в данный момент, не могут быть ясно поняты без указания на то, как сложились причины тех или иных отношений этой жизни. Оттого мы по плану, принятому для книги об Одесском уезде, начинаем и настоящий отдел о землевладении крат­ким очерком заселения Елисаветградского уезда[¹] и образования разных видов поземельной собственности.

Первые сведения о поселениях на площади Елисаветградского уезда восходят к XVII веку, но главное заселение этой местности происходило преимущественно в XVIII веке. По этому, если мы возьмем за исходный пункт эту эпоху, то увидим, что первыми и главными колонизаторами опи­сываемого уезда были запорожские казаки, во владении которых находилась тогда территория уезда, и беглецы — малорусы, по большей части из польских областей, так как север уезда только рр. Синюхой и Высью отделяется от бывших владений Речи Посполитой.

Запорожское козачество, начавши свою жизнь в виде промысловой ватаги, вскоре перешло военное братство, взявшее на себя защиту родной Украины не только от татарских набегов, но и от польско-панского ига. В виду этой цели Запорожье невольно получило вид военной общины, предпочитавшей курени и зимовники селам и хуторам, а войну и набеги — мирным занятиям. Таких традиций держалось оно до тех пор, пока к это­му принуждали его обстоятельства; когда же последние изменились, т. е. когда исконные враги Запорожья, Польша и Турция, ослабели, когда борьбу приняла на себя (хоть и не всегда ведя ее с успехом) Великороссия, тогда запорожское военное братство начало изменять прежним традициям своего быта. Много еще казаков продолжало жить постоянно в Сечи, но не мало их также предпочло разбрестись по привольным степям и зажить там «зимовниками». Иные даже женились и поселились в слободах, переходя таким образом, из рядов «славного войска запорожского» в простое «поспольство» (крестьянство). Таким образом, чем ближе к концу XVIII века, тем более запорожское козачество склонялось к оседлой. мирной жизни, идеалом который являлись уже не «шабля и рушныця», а «дивчына-чаривныця», не «коняка-разбышака», а пара волов-круторогих. И действительно, если их владения на правобережьи в то время начали покрываться зимовниками, то на левом берегу, особенно по р. Орели, появи­лось уже не мало больших слобод, заселенных не только разными беглецами, но и самими запорожцами.

К этому нужно прибавить, что запорожское козачество скоро было подавлено массою переселенцев, стремившихся в диких степях Юга найти себе и волю, и долю, хотя их доля исчезла также скоро, как исчезали табуны диких «коней», пасшихся по ковыльным степям, а воля их раньше запропала, как запропали сайгаки[²] , чутко сторожившие степь с высоких курганов!

И на территории Елисаветградского уезда были не только зимовники запорожские, но и слободы. Так, к 1752 году в этих последних, и то лежавших только в северной части нынешних Елисаветградского и Александрийского уездов, было не менее 4000 дворов[³], состоящих исключительно из беглых.

В параллель, или вернее, долголетия это народно-запорожское заселение степей, шла правительственная колонизация, но более с военно-политическими целями. Именно, в 40-х годах прошлого столетия правительство в Орлике (г. Ольвиополь) и в Архангельском городке (п. Новоархангельск) устроило шанцы для защиты границы от Польши и вместе с тем старалось о заселении этих пустынных мест, особенно «российскими подданными» из Польши, для чего давало им льготы «через чтоб как те поселившиеся уже могли совершенно ожиться, так и другие российские природные подданные, в Польщи до ныне находящиеся, услыша, то к выходу на поселение в те места охоту иметь могли»[⁴]. В видах этого, тайный советник Неплюев, бывший при разграничении земель между Турцией и Россией, после турецкой войны 1735—1740 годов дал полковникам: киевскому—Танскому и миргородскому—Капнисту инструкции о возобновлении сел, разоренных во время этой войны и о заселении новых. Вследствие этого Танский, напр., велел казаку Миргородского полка Леонтию Сагайдачному быт «осадчим» (первым поселенцем, основателем) разоренного села Цыбулева (ныне Александрийского уезда), а против польского местечка Торговицы быть «отаманомь» пасечнику Степану Тарану с повелением «жить там добропорядочно и те села населить охочими жителями, довольным числом людьми, и с пограничными Поляками ни в какие сношения не вступать и обывателей не допускать к тому и самим им и ведомства их обывателям с гайдамаками не знаться и пристанища (им) не чинить». В то же время на р. Выси, при урочище Тресяги, устроено было полковником Капнистом селение, названное Миргородом (теперь г. Новомиргород).

Заселение шло не без опасности для поселенцев, особенно по р. Синюхе, так как Поляки смотрели на это недружелюбно и всякими способами старались помешать заселению. Так, Уманский «губернатор» (т. е. главно-управляющий имениями) не раз нападал на ново-заселявшийся «Архангельской городок» и захватывал не только скот, пасеки и сено, но и людей. Таким же нападениям подвергалась и Давыдовка (ныне Петроостров), где при одном нападении было захвачено в плен 14 душ, а восемь спаслись в камыши. Вследствие этих неприязненных действий, киевский губернатор Бибиков велел Капнисту отправить в те места «потребное число казаков с достаточным над ними командиром». Капнист сначала послал туда 100 человек рядовых под начальством капитана Трубникова и отряд казаков под начальством сотника Чечеля, а потом и сам поехал в Архангельский городок и в Орлик для постройки шанцев, исполняя таким образом поручение, возложенное на него Императрицей[⁵].

Позже, для лучшей защиты южной границы и с целью более строгого обуздания запорожцев, а также в видах заселения пустующих земель и, так сказать, фактического их закрепления за собою, правительство решило заселить южные окраины, примыкавшие к татаро-ногайским кочевьям, сербами, которые должны были оберегать границы от набегов и вместе с тем быть и земледельцами. Это учреждение сербской пограничной линии не было, впрочем, новостью для русского правительства: оно было естественным продолжением прежних «сторожевых засек» и «линий», цепь которых беспрерывно сменялась новою, по мере распространения к югу поступательного движения двух главных народностей русского племени, желавшего снова отвоевать примыкавшие к морю степи, которые много лет тому назад занимали его предки, и навсегда вытеснить оттуда татарские орды, этих грозных своих врагов, в течении нескольких сотен лет приносивших на русскую землю одни только беды, одно разорение. Новость, следовательно, была не в устройстве «линии», а в стремлении поселить на окраинах «людей сербской нации» и в нежелании воспользоваться силами своего собственного народа.

Эта противународная политика, стоившая массу денег, все-таки не достигла своей цели: не сербы, а русские и, преимущественно, малоруссы сделались колонизаторами и оберегателями этого края, а так называемые «сербы» как-то стушевались и исчезли с лица Новороссийской земли почти так же скоро, как исчезла и основанная здесь Ново-Сербия.

Здесь мы вкратце изложим историю этой quasi-сербской колонизации, обратив внимание преимущественно на внутреннюю ее сторону[⁶]. Еще в 1723 году Петр Великий дал грамоту майору Албанезу на сформирование гусарского полка из сербов, которых считали в то время превосходными кавалеристами. Спустя 6 лет, 600 человек сербов были поселены около Славянска (Тора), а в 1733 г. сербы снова были вызваны в Украину, и их полки содержались на доходы Малороссии[⁷]. Эти первые образцовые гусарские полки, стоившие тоже громадных сумм, нисколько не были похожи на регулярное войско и не могли даже служить примером для русских войск: по описанию серба С. Пищевича. Это был сброд, не знавший никакой дисциплины; из командиров о службе никто не думал, а наблюдал свои личные интересы, а гусар чем был «грубее в речах и всегда на пияную руку отвечал, тем болшь почиталсе храбрее»[⁸].

В 1751 году правительством задумано было переселение сербов с более грандиозною целью, именно, как указано выше с военно-стратегическою и колонизационною и при том с стремлением осуществить этот замысел в пределах большой территории (на протяжении от Азовского мо­ря до р. Синюхи). Вызванные для этого сербы сказались сбродом разных авантюристов, бродяг, перебежчиков различных наций, управляемых по большей части сербскими офицерами, которые нередко превосходили своих подчиненных в безнравственности. Первый эшелон «сербской нации штаб и обер-офицеров и других чинов с женами и с детьми и с служи­телями их, всего 218 человек» прибыл в Киев под начальством пол­ковника австрийской службы Ивана Хорвата, получившего за это от императрицы Елисаветы Петровны чин генерал-майора и разные привиллегии[⁹].

Этот первый транспорт состоял исключительно из сербов и был, так сказать, первым и последним относительно требуемой национальности (сербской); остальные же не имели уже той чистоты и состояли из людей разных национальностей. Но так, как вместо обещанной тысячи гусар Хорват привел всего 218 душ, а «сербския» подкрепления из Австрии приходили очень туго, то Хорвату, как и соперникам его, Шевичу и Де-Прерадовичу, колонизовавшим степи на восток от Днепра, приходилось переманивать[¹⁰] друг у друга настоящих сербов или приобретать «новобранных сербов» из малоруссов, болгар, молдаван, валахов, греков, татар и пр. Как составлялись эти гусарские (конные) и пандурские (пехотные) полки, показывают нам искренние мемуары С. Пищевича, которому поручено было сформировать болгарский полк в тысячу человек. Сначала полк этот состоял из 40 душ, а потом благодаря тому, что явилась возможность «доставать дезертиров (!) из Цесарской (австрийской) и Прусской армий», набралось даже до 200 человек, о чем радостно повествует сам Пищевич[¹¹]. Еще интереснее следующий факт. Когда черногорский митрополит, тоже взявшийся «доставить» в Россию 1000 черногорцев, увидал, что не только не соберет даже и малого числа рядовых, но и офицеров, то, для пополнения штата последних, он переименовывал некоторых вдовцов-священников в офицеры, предварительно велев им обрить бороды[¹²].

Такова была внутренняя, интимная сторона сербской колонизации. По этому становится понятным, почему «сербы», состоявшие из лиц не толь­ко сербской национальности, но и других (в том числе болгарской и особенно волошской и молдавской) не только не удержали своего типа и языка, но и так быстро исчезли, что даже не оставили по себе в народе, живущем ныне в бывших сербских шанцах и ротах, никаких воспоминаний, хотя последний хорошо помнить и запорожцев, и гайдамак. В виду своей малочисленности и разрозненности «сербы» и «болгары» не могли противустоять окружающему их населению и должны были слиться с ним. Этому обрусенью или, лучше сказать, омалоруссиванию помогала еще и близость языка, а главное еще и то, что жены этих «сербов» были малорос­ки; а так как в малой семье и язык, и верованья, и обычаи передаются детям от матери, то дети даже чистых сербов являлись уже в последствии малорусами; но, повторяем, чистых сербов было очень мало[¹³].

Нужно добавить, что сербы, поселившиеся преимущественно с молдава­нами и волохами, при численном превосходстве последних, невольно должны были омолдаваниться. Слияние этих колонизаторов с местным населением, а также и с пришлыми поселенцами, превосходящих их численностью, несомненно должно было происходить и выражаться теми же факта­ми, какими оно выражается еще и в настоящее время. Нами наблюдались следующие формы этого слияния народностей, бытующие в настоящее время, особенно после 1861 года, в Новороссийском Крае:

Болгары, там, где они являются сплошным населением, стараются избежать браков с другими народностями, вследствие чего ездят иногда за несколько верст в другие болгарские села, где и женятся на болгарках. Если же, благодаря близкому родству или какой-нибудь другой причине, приходится брать замуж не болгарку, то болгарин старается жениться на молдаванке, а не на малоросске. Причины предпочтения, отдаваемого молдаванке, следующие: 1) У болгар муж с женой не считаются равноправными; жена не имеет права голоса в хозяйстве, муж ни в чем с ней не советуется,— словом, она должна быть молчаливой работницей и покорной рабыней своего мужа. Естественно, по этому, что малоросска, привыкшая к более свободной жизни, считающая себя обязанной вмешиваться в общее хозяйство, а в случае лени мужа называть его «лодарем» (лентяем) и даже колотить его за это, должна внести некоторый диссонанс в семью мужа-болгарина; молдаванка же с детства впитала в себя воззрения, гораздо ближе стоящие к болгарским, чем малорусские. 2) У болгар одной из лучших добродетелей женщины считается, уменье прясть, выши­вать, делать сукна и ковры и т. п. Такими добродетелями отличаются гораздо более молдаванки, а не малоросски, предпочитающие, особенно в созднейшее время, покупать почти все эти вещи на базаре.

Молдаване держатся особняком там, где они живут отдельно; раз же им приходится жить в одном селе с малоруссами (особенно, если последние хоть немного превышают их по численности) или же по какой либо причине часто вступать в число деловые отношения с ними, то они быстро и охотно смешиваются с малорусами и скоро теряют свои обычаи и язык, и даже обижаются, если их называть молдаванами. При этом молдаванки выходят замуж за малороссов охотнее, чем малоросски за молдаван.

Малоруссы не редко заключают смешанные браки с молдаванами и болгарами, хотя охотнее женятся на великороссках.

Что же касается других национальностей, появившихся в крае позже, то немцы, в силу своего привилегированного положения, уменья жить широкой сельско -общественной жизнью (сильное развитию самопомощи и т. под.), вследствие обособленности языка и веры, никогда не смешиваются с остальным населением. Из них только мужчины говорят (и то очень плохо) по-малорусски, а женщины совсем почти не владеют местным языком.

Только очень обедневшие немцы, особенно, десятинщики, потерявшие связи с родной колонией, женятся иногда на малороссках. Великороссы же гораздо охотнее смешиваются с малоруссами и поддаются, хотя и очень медленно, только численному перевесу последних; в тех же местах, где они живут особняком, они в течение почти ста лет сохранили свои обычаи, характерный оттенок языка и т. под. В общем же можно сказать, что все население, за исключением немцев (на обрусение последних силь­но влияет в последнее время всеобщая воинская повинность), постепенно теряет свои национальные признаки, все более и более сливаясь с малорусами, которые в свою очередь, приспособляются к своим соседям, принимая в свой язык много чуждых ему слов (молдавских, великорусских и болгарских[¹⁴] и несколько видоизменяя свои обычаи.

Внешняя история сербских поселений состоит в следующем: в 1752 году Хорватовы выходцы и вскоре присоединившиеся к ним 620 семейств болгар, впоследствии слившихся с малоруссами и молдаванами, пришли на отведенные им места в Степи и в течение следующих лет поселились в ротах или шанцах: Новомиргороде, Каниже, Панчеве, Мартоноше, Петроострове, Надлаке, Калниболоте, Семлике (Скалевом) и Архангельском, находящихся в нынешнем Елисаветградском уезде, а также в Печке, Сентове, Вуковаре, Федваре, Суботце, Цибулеве, Мошорине, Дмит­ровке, Самборе, Глинске и Бершаце — Александрийского уезда. Эти 20 шанцев или рот составляли гусарский полк Хорвата, а другие 19, находящиеся тоже в Александрийском уезде, пехотный пандурский полк. Под эти поселения было отведено пространство на 20 верст к югу от Польской границы[¹⁵]. Основывая роты, «Сербы» застали уже много хуторов и слобод, населенных запорожцами, жившими на зимовниках, беглецами и отчасти разными выходцами из малорусских областей Польши. Не смотря на то, что эти поселенцы численностью далеко превышали новых пришельцев (как выше было сказано, их било около 4000 дворов), правительство велело их выслать «на прежние их жилища», если они из Малороссии и переселить отсюда, или оставить здесь, если они «старинные тех заднепрских мест жители»[¹⁶]. Но так как последних было не особенно много, то большинству поселенцев, особенно беглым, нежелавшим возвращаться «на прежние жилища» приходилось или селиться за рубежем отведенной сербам земли, или уходить еще далее к югу, к татарским границам, или же, переправившись через Буг, искать приюта у татар. Так и случилось: часть этих поселенцев, покинув облюбованные места, поселилась у самой границы сербских земель. Их слободы вскоре вошли в состав Новоказачьего полка, подчиненного коменданту крепости св. Елисаветы (Елисаветград), построенной к 1752 — 1753 гг. Постройка ее произвела на турок очень неприятное впечатление. Порта сочла это за нарушение мирного трактата и на сообщение русского посла в Константинополе, Обрезкова, о постройке крепости, рейс-эффенди с жаром сказал: «Это дело совершенно противно договору и конечно должно нарушить дружбу; если с русской стороны на границах крепости строить начинают, то и Порта с своей стороны тоже сделает». И только представление Порте карты де-Боскета, из которой видно было, что крепость строится «не на границе, а внутри Российской Империи» и твердость вице-канцлера Воронцова заставили Порту успокоиться[¹⁷].

Другая часть поселенцев ушла еще далее к югу (ими основан, напр., Бобринец), а некоторые бежали к татарам в Очаковскую землю и по­селились в так называемых «ханских слободах», присоединенных к России после второй Турецкой войны (1787 — 1791 гг.).

Это «Ново-Слободское казачье, за чертою Ново-Сербии и вокруг крепости св. Елисаветы устроенное поселение» составилось не только из малоруссов, подлежавших высылке «на прежние их жилища», но и из молдаван, приведенных Штеричем и Зверевым (Лупулом), и из раскольников. Ими мало по малу были заселены: Добрянка, Липняжка, Глодоссы, Новоукраинка, Злынка, Плетенный Ташлык, Грузькое, Ровное и многие другие села. В 1774 г. к Ново-Слободскому полису присоединилось еще и 400 семей болгар, вышедших из Турции во время первой Турецкой войны и основавших на р. Синюхе с. Ольшанку (Маслово), единственное поселение Елисаветградского уезда, в котором болгары до настоящего времени сохранили в чистоте свой язык, нравы и обычаи. Почти в тоже время (г. 1775 г.) полк, составленный турками из молдаван, валахов и болгар, перешел на сторо­ну русских и поселен был на левом берегу Буга для содержания кор­донов; с ним рядом вскоре поселен был другой полк, ново-вербованный не только из молдаван и болгар, но и поляков и, преимущественно, из малоруссов. Оба эти полка, названные Бугскгим казачьим войском, заняли земли бывшей запорожской Бугогардовской паланки с селами: Кон­стантиновкой, Александровкой и др. В последствии к ним была присоединена и Ольшанка.

Судьба этого войска была так же изменчива, как и доля всего населения, искавшего счастья в некогда диких степях Новороссии. В 1775 г. оно получило, как выше было сказано, земли бывшей Бугогардовской паланки, а с 1783 г. начало нести кордонную службу по Бугу; в 1787 г. Потемкин внезапно перепели, всех казаков в свои красносельские имения (200 вер. от Буга) и обратил в своих крепостных; через год они снова были возвращены на прежние места, и Потемкин велел сформировать из них полуторатысячный отряд, который и был отправлен на театр военных действий и участвовал в штурмах Очакова и Измаила. По окончании турецкой войны отряд этот отправлен был в Польшу, а затем снова переведен в Очаковскую землю для содержания кордонов по берегам Днестра и Черного моря. В 1796 г. императрица Екатерина велела наконец дать им отдых и щедро наградить, но повеление это не было исполнено вследствии смерти императрицы: Император Павел I, не разделявший взглядов своей матери, вместо наград, велел упразднить это войско, а казаков обратить в крестьяне. В 1803 г. по повелению императора Александра I им снова возвращены были все права свободного состояния и казачье звание, а в 1817 г. император велел обратить их в военных поселян, вместе с жителями других «казенных» поселений. Какова была эта «уланщина», можно судить по сохранившимся в памяти народа рассказам о розгах, шпицрутенах, гонянью сквозь строй и т. под. Взыскивали, по рассказам стариков, за все: рано в поле выехал — наказание, поздно — тоже; глубоко плуг пустил в землю — наказать, мелко — тоже. «Бороны по форме нужно было возить, про каждую курицу отчет давать», го­ворят старики, вспоминая тогдашние агрикультурные порядки. Весенние работы начинались в определенный день, если бы даже снег лежал на полях и земля была мерзлая. Так же строго был определен и конец полевых работ. Естественно, что этот суровый режим оставил после себя следы, неизгладившиеся еще до настоящего времени; они заметны во всем: в семейных распорядках бывших «уланов», в строгой общественной (громадской) жизни и, в особенности, в формах землевладения и в земледельческих, (агрикультурных) порядках.

Заканчивая этим очерк колонизационной деятельности правительства, мы должны упомянуть еще, что в 1787 году сюда переселены были немцы, получившие из Померании, основавшие колонию Старый Данциг (Аlt Danzig). Переселение это было сделано с чисто культурною целью: немцы, получившие по 40 дес. на семью, должны были служить «учителями земледелия» для окрестных жителей. Между тем, все предыдущие старания правительства были направлены к заселению окраин, защиты границы как от татарских набегов, так и от своеволия запорожцев, с которыми порубежники имели очень частые столкновения.

Дело в том, что хотя по мирному трактату 1740 г. Россия снова приобрела от Турции те земли в «заднепрских местах», которые отошли к последней после Прутского похода, но запорожцы считали эту территорию своими «вольностями»: и поэтому, естественно, недружелюбно смотрели на мирное и вооруженное заселение родных степей. Пока «сербы» занимали земли только по рр. Синюхе и Выси, запорожцы молча сносили это; но когда сербские шанцы и «ранговые» земли, а также и «Ново-Слободские казачьи поселения» начали придвигаться к Днепру и спускаться к югу, иногда силой вытесняя запорожцев и уничтожая зимовники, тогда пассивный ропот запорожцев начал переходить в нескрываемую ненависть и в открытое сопротивление. Этим неудовольствием запорожцев на правительство объясняется, между прочим, тот странный нейтралитет, которого держались они в 1769 году, при набеге татар, под предводительством Крым-Гирея, на Ново-Сербию[¹⁸].

Несомненно, такой самостоятельный образ действий Запорожья расходился с целями правительства; по этому оно, по окончании войны с турками, решило раз на всегда покончить с „верным войском”, которое своим существованием шло в разрез не только с направлением внешней, но и внутренней политики правительства, препятствуя заселению степей и давая у себя приют беглецам, уходивших из соседних областей и даже из Новой Сербии[¹⁹]. В виду этого в 1775 году Сечь была занята войсками, „верное войско запорожское" уничтожено, а земли его перешли во владение правительства.

В параллель с постройкой сербских шанцев и заселением ново-казачьих слобод шла и помещичья колонизация. Правительство начало раздавать земли и в частную собственность: сначала „сербским" офицерам в качестве „ранговых'', а потом и чиновникам и разным лицам дворянскаго сословия. Им отмежевывались куски разной величины (от десяти до нескольких десятков тысяч десятин—так вазываемыя дачи генеральнаго межевания) с условием заселении их. Лица, получившия эти земли, старались заселить их, то переводя крепостных из более населенных, преимущественно малороссийских, губерний, то приглашая к себе на выгодных условиях разных выходцев и беглецов, которых многие старались закрепостить при первом удобном случае, особенно же во время ревизии. Что при тогдашних порядках делать это не трудно было, доказывает уже то, что помещики закрепощали после разорения Сечи, даже запорожцев, но смотря на то, что подобныя действия шли в разрез с намерениями правительства, желавшаго переселить запорожцев на Кубань[²⁰]. Нужно однако сказать, что большинство жителей, заселивших помещичьи деревни,— переселенцы из внутренних губерний. Сюда переводились как собственные, так и приобретенные покупкою крепостные из Полтавской и Черниговской, а также Киевской, Подольской, Харьковской, Курской, Тамбовской, Орловской, Рязанской [²¹] и др. губерний.

Народно-запорожская колонизация не прекратилась также в этих местах, несмотря на сильное стремление правительства заселить их своими средствами. Выше мы упоминали, что „сербы", получившие в северных частях Елисаветградскаго и Александрийскаго уездов земли под поселения, нашли здесь много запорожских зимовников и слобод, населенных беглецами [²²], и что правительственною переписью (многие наверное уклонились от нея) насчитано было около 4 тыс. дворов таких поселенцев. Мы говорили также о судьбе этих поселенцев, принужденных покинуть облюбованныя места и снова искать счастья в диких степях. Теперь-же прибавим, что и с поселением „сербов" число беглецов не только не уменьшалось, а, напротив, все более и более возрастало, особенно после того, как татарския кочевья были оттеснены сначала за Буг (1774 г.), а потом за Днестр (1791 г), т. е. когда исчезла опасность от татарских набегов. Массы беглецов селились то на помещичьих землях, то где-нибудь в дикой степи одинокими хуторами на никому не принадлежавшей еще, „Божьей" земле, и жили там до тех пор, пока земля эта не назначалась кому-нибудь правительством в качестве „ранговой" или не отводилась под заселение. Таким образом, Осадчему, облюбовавшему привольное местечко, приходилось или, оставаясь, на старом месте, подчиняться условиям, поставленным новым владельцем, или бросать новую родину и; сложивши весь скарб на воз, двигаться дальше в безпредельную степь, отыскивая новыя места, новую долю....

Однако мало по малу, с усилением раздачи земель разным лицам, возможность жить на „ничьей, Божьей" земле прекратилась и беглецам волей-неволей приходилось селиться на землях помещичьих и входить с помещиками в обязательныя отношения, кончавшиеся весьма часто закрепощением. Последнее особенно усилилось с тех пор, когда на помощь крепостническим стремлениям помещиков пришло правительство своими указами 1827 и 1828 гг. „о прекращении бродяжничества в Новороссийском крае". На основании этих указов, „беглым и бродягам зашедшим в Новороссийский край и Бессарабскую область", предоставлено было право „приписаться к помещикам и в казенныя селения, назначив для сего последним сроком 15 сентября 1828 г." Неприписавшихся же, „из оказавшихся способными к службе старее 35 лет", велено было отдавать в крепостныя арестантския роты, а моложе этого возраста в рекруты; „неспособных же, равно как и женский пол, отсылать в Сибирь на поселение, или возвращать помещикам по изъявленному ими на то желанию[²³]. Так как весьма немногим удалось приписаться в „царские крестьяне" (в казенные крестьяне) и в мещане, то остальным предстояло выбирать или Сибирь, рекрутчину и разлуку с семьей, или новую неволю—приписку к помещикам—и по неволе пришлось выбрать последнее.

Приписавшиеся в мещане часто селились на землях помещиков, у которых снимали землю или за деньги, или за известную долю урожая, чаще всего за десятую, откуда они и получили название десятинщиков. Число последних начало вновь увеличиваться с 30-х годов, благодаря приливу новых беглецов, и достигло наибольшей величины между 1858 и 1861 годами, когда в десятинщики пошли все вольно-отпущенные, освобожденные до реформы 1861 г, а также не получившие земли дворовые и отказавшиеся от наделов на основании 8 статьи „Положения о крестьянах" („восьми— статочные").

Чем ближе к 1861 году, тем колонизация все ослабевала и ослабевала: прилив беглецов уменьшался, помещики гораздо меньше переводили крестьян из других губерний, правительство же только изредка отводило земли для лиц сельских сословий. После 1861 года дело приняло другой вид. Помещичья колонизации прекратилась: переносились разве только поселения на новыя места. Правительство же усилило отвод земель отставным солдатам, бывшим дворовым (актовым,) однодворцам юго-западнаго края и вообще безземельным, наделяя их землею из так называемой ¹/₁₀ запасной части наделов б. военных поселян и из казенно-оброчных пустопорожних земель. Народная же колонизация продолжается и до сих пор; только взамен прежних беглецов появились новые переселенцы из пограничных уездов, Подольской и Киевской Губерний: ежегодно, особенно с конца 70-х гг. на территорию Елисаветградскаго уезда переходят крестьяне и мещане означенных губерний, сначала временно, в качестве арендаторов помещичьих и казенных зхемель, а потом, обжившись, остаются здесь навсегда, иногда покидая земли и в собственность[²⁴]. В параллель с переселением в Елисаветградский уезд киево-подольских крестьян и мещан идет аренда, нередко и покупка целых имений отдельными лицами, большею частью поляками из тех же губерний. Это панско-крестьянское переселенческое движение встречается местным сельским населением не особенно дружелюбно, потому что переселенцы эти (и паны, и крестьяне) с одной стороны подымают продажныя и съемочныя цены на зеллю. а с другой—неохотно отдают поля местным съемщикам-крестьянам, что, конечно, не выгодно отзывается на хозяйстве последних. Впрочем, и самые отъявленные враги этих новых колонизаторов не могут отказать им в трудолюбии и в умении завести правильную смену полей и хорошо вести свое хозяйство. Переселяются киево-подольцы по большей части только в северную часть уезда, так как северный склон его имеет (как было сказано в I отделе этой книги) более киевский характер. Для крупных же покупщиков и арендаторов на севере имеет большое значение еще и густота населения, следовательно, и обилие рабочих рук[²⁵].

Вместе с ослаблением прилива переселенцев извне, иммиграции, в уезде началась уже эмиграция. Причины ея следующия: недостаток в надельной земле (малый надел, неполучение надела лицами, родившимися после ревизии и пр.), безземелье, быстрое возрастание арендных и съемочных цен на землю и платы за выпас скота. уменьшение урожайности и т. п., а главное „утеснение в земле". Вообще неуверенность в завтрашнем дне— наиболее побудительная причина для эмиграции. „Захочет пан—даст земли", говорят крестьяне, а пожелает сам обрабатывать, тогда деваться некуда: в „наймиты" идти, пустить семью по миру? А мали диты?!". А крестьянин не любит батрачества: он предпочитает лучше быть бедным, по самостоятельным хозяином, чем богатым батраком. Первое сулит ему на старость покой, жизнь при детях, а второе—нищенство! Можно сказать, что в таком уезде, где на одного наличнаго жителя в среднем приходится 3,66, а на одно земледельческое хозяйство – 22,8 десятины, едва ли можно жаловаться на „утеснение", но так как при выводе этих средних не принято в разсчет распределение земельной собственности по сословиям владельцев и, в особенности, индивидуальныя особенности отдельных хозяйств, то во то во многих местах «утеснение в земле» действительно существует.

Нужно, однако, сказать, что эмигрантов вообще пока очень мало, вследствие незнания желающих выселиться, куда идти и где найти лучшее, нежелания разстаться с родиною, недостатка средств и в особенности вследствие неуменья соединяться в товарищества. Поэтому, эмигрируют люди наиболее дружные, энергичные и вообще не бедные, а зажиточные (,,заможные"), и даже богатые, преимущественно штундисты. Отправляются они, как и другие эмигранты или сразу партией, забрав с собой рабочую скотину и домашнюю утварь, или прежде отправляют ходоков „на Кубань", собственно в Ставропольскую губернию, где или покупают землю (богачи-штундисты православные), или же берут в аренду по дешевой цене и заводят хозяйство; некоторым же и «на Кубани" приходится жить еще хуже, чем на родине.

§ 14. И так, существующие в настоящее время разряды поземельной собственности и землевладения исторически произошли следующим образом,

Частная поземельная собственность. Со времени учреждения Ново-Сербии и Новослободскаго поселения, правительство начало давать офицерам поселенных здесь гусарскаго, пандурскаго и Новослободскаго полков так называемыя ранговыя земли в собственность, смотря по чину (рангу) получающаго: напр. капитапу—100 четвертей (50 десятин), поручику —80 чет., подпоручику —70 и прапорщику —50 чет.[²⁶]. Впрочем, эта раздача ранговых земель по чину скоро перешла в отвод ранговой же земли с условием заселения ея крестьянами, при чем на двор отводилось около 25—30 дес. [²⁷].

С уничтожением же Запорожья началась раздача земель, бывших во владении Запорожскаго войска чиновникам и лицам дворянскаго сословия не в качестве ранговых, а в виде так называемых „Всемилостивейше пожалованных" земель с условием заселения их.

Вот из этих то „ранговых» и преимущественно из „Всемилостивейше пожалованных земель" и произошла в описываемом уезде частная поземельная собственность; исключение составляют всего два-три запорожских зимовника с землею, которые и были признаны правительством за их владельцами. В настоящее время за частными владельцами (включая сюда смешанныя и спорныя между отдельными лицами владения, но без городских земель и церковных владений) числится 714.010,₃ десят. или 50% всех земель в уезде.

Крестьянское землевладение состоит из земель бывш. военных поселян, бывш. государственных и бывш. помещичьих крестьян и земель бывших колонистов: евреев и немцев.

Землевладение бывш. военных поселян образовалось из наделов, данных рядовым поселянам шанцев или рот Новосербии и Новослободскаго поселения, а также тем лицам податнаго состояния, которые получили наделы из казенных земель до введения военных поселений.

Земли бывш. Государственных крестьян. До реформы 1861 г. земли бывш. государственных крестьян образовывались преимущественно из надело, которые министерство государственных имуществ давало помещичьим крестьянам, перешедшим в казну вместе с выморочными имениями; после 1801 г.— из тех земель, которыми министерство государственных имуществ наделяло помещичьих крестьян из мелкопоместных дворянских имений, или бывших дворовых, отставных солдат, однодворцев, и из казенно-оброчных запасных статей. Коренные же государственные крестьяне в Елисаветградском уезде составляют ныне только одно общество (Ингулец-Бабанка № 747), образовавшееся из молдавских выходцев, именовавших себя дворянами и поселившихся первоначально на владельческой земле при д. Николаевке (Бабанке № 665). Большинство из них не было признано правительством дворянами и по ходатайству их переведено в 1834 г. в разряд государственных крестьян и наделено землею из так называемой „Белой Пустоши".

Земли бывших помещичьих крестят получились из наделов, данных владельцами имений, в силу манифеста 19 февраля 1861 г.

Земли бывших колонистов образовались из отвода казенных пустопорожних земель под поселение евреям, изъявившим желание заниматься земледелием, и немцам, переселенным из Померании. При отводе земель они были освобождены от рекрутчины и от платежа податей на определенное число лет. Евреям, составляющим в настоящее время 3 общества (Израилевка № 792, Сагайдак № 793 и Громоклея № 748), отводилось по 30 дес, а немцам (одно общество в Старом Данциге № 277) по 40 дес. на семью.

В настоящее время во владении обществ находится всего 540.212,4 дес. или 37.8 ¹/₆ всех земель уезда. Между отдельными разрядами крестьян они распределяются следующим образом:

У бывш. воен. поселян и отст. солдат	410 825.3 или 28,8%	} Всех земель в уезде
У государственных крестьян	13.777,5 или 1,0%
У бывш. помещичьих крестьян	109.210 или 7,6%
У евреев-колонистов	4 758.4 или 0,3%
У немцев-колонистов	1.641,2 или 0,1%

Земельная собственность городов явилась вследствие отвода правительством земли для усадеб и выгона; в городах же, переименованных из сел, сюда вошли и крестьянские наделы. В настоящее время города владеют 28.602,9 дес. земли (2%). при чем в г. Новомиргороде (имеющем всего 165,8 десятин) и Вознесенске находится еще в спорном владении с обществами военных поселян: в первом — 48,9, а во втором—4037,9 десят. (всего—около 0,3%).

Церковное землевладение, происшедшее из наделов, отводимых устроителями церквей для содержания причта, составляет теперь 10.640,7 или 0,9% всех земель в уезде. Всех церковных земель в уезде насчитывается теперь 107 участков и наибольший из них (церкви г. Вознесенска) составляет 377 десятин; есть церкви, которым для довольствия причта нарезано 30—33 десятины, большинство же их имеет землю в размере 120 десятин.

Земли, оставшияся не розданными городам, частным лицам, крестьянским обществам и церквям составляют ныне так называемыя государственныя имущества, которыя являются здесь в виде лесных участков и казенно-оброчных статей в количестве 132.841,9 десятины (9,3%,).

Если мы все перечисленные виды землевладения разделим на три группы—казенное, сельско-общественное и частное, при чем под последним будем разуметь все земли, непринадлежащия обществам и казне, то относительно его необходимо войти и некоторыя подробности, так как формы частнаго землевладения представляют большое разнообразие, как то видно из предлагаемых ниже цифр. Для большей рельефности последних мы будем разсматривать их без отношения к землям, принадлежащим казне и сельским обществам.

По подсчитке цифр частнаго владения в таблицах подворной переписи получилось 1633 владельца (или лучше имения), которым в общей сложности принадлежит 757.941,1 десятин земли[²⁸]. В этих таблицах за одного частнаго владельца считались те владельцы, которые имеют землю при одной какой-либо деревне или при нескольких деревнях одной и той же земской дачи. Но так как некоторые владельцы имеют земельныя имущества в разных концах уезда, т. е. в разных дачах, то при своде в одну цифру количества десятин всех имений одного владельца должно получиться в общем меньшее число владельцев, а в частности несколько больше владельцев более крупных размеров. После поправки данных переписи (для чего нужно было фамилии владельцев всех 1633 имений с именами их, отчествами, числом десятин у каждаго при известном пункте и другими замечаниями переписать на отдельныя карточки и затем сопоставить), получились, конечно, несколько иныя цифры, именно, только 1570 владельцев, конечно, при том же количестве десятин. Если ми обратимся к цифровым данным об этих владельцах, то увидим, что лица дворянскаго сословия занимают первое место в ряду других землевладельцев уезда как по количеству принадлежащей им земли, так и по числу владельцев. Этому сословию принадлежит почти ²/₃ земли (65,6%), находящейся в частном владении; такая относительная цифра получается тогда, когда мы по предложенной Центральным Статистическим Комитетом схеме будем считать за частных владельцев и города, и различныя общества и компании (напр. железных дорог), и товарищества, и церкви, и другия учреждения, за исключением только казны, т. е. земель ведомства Министерства Государственных Имуществ. Владея почти полумиллионом десятин земли (497.262)[²⁹], частные владельцы из дворян (669 душ) составляют почти 43% общаго числа всех частных владельцев уезда, понимая последний термин в вышеобъясненном смысле. Если обратимся к размерам дворянскаго владения, то увидим, что большинство дворян землевладельцев окажется в графе средняго землевладения (от 100 до 1000 десятин), именно: здесь будет 403 владельца с 106.593 десятинами, тогда как на долю крупнаго (выше 1000 десятин) выпадет только 126 владельцев с 323.646 дес земли, а на долю мелкаго (меньше 100 дес.) только 140 лиц, владеющих 7223 дес. земли. Если обратим внимание на размеры владения, составляющие ценз для политической деятельности в качестве земскаго гласнаго, то увидим, что всех дворян, владеющих цензом для непосредственнаго участия в выборах гласных (более 250 десятин) будет 390 лиц, т. е. более половины всех землевладельцев из дворян.

Следующее после дворян место по числу владельцев занимают мещане. Землевладельцев из этого сословия считается 446 душ, но так как крупных владельцев между мещанами очень мало (всего 5 человек), большинство же (366) составляют группу мелких владельцев, то это сословие по общему количеству земли, принадлежащей ему (39.690,4 десятин), далеко уступает разряду купцов и почетных граждан. Последние (в количестве 40 владельцев) владеют 53.211,2 десятин, при чем между крупными владельцами считается 19 душ (с 47.840 десят.), а между мелкими — только 10.

Крестьяне и бывшие военные поселяне, с прибавлением к ним отставных нижних чинов, матросов, однодворцев и пр., составляют по числу владельцев довольно значительную группу (102 человека); но между ними нет ни одного крупнаго владельца: 27 принадлежат к группе владельцев среднего размера (всем принадлежит 7111 десятин), а 75— мелкаго (3165 дес.), так что вся площадь принадлежащей им земли составляет не более ё ½% всех земель частнаго владения.

Большое количество земель принадлежит евреям разных сословий и немцам (почти все в среде последних произошли из бывших колонистов Херсонской и соседних губерний). Именно, первые в количестве 59 владельцев имеют 40.686,8 дес. (5,33%), при чем 10 из них принадлежат по размеру владеемой земли к крупным владельцам, а 12—к мелким. Из немцев — только 2 крупных владельца, большинство же их владений (33 влад.) принадлежит к средним размерам; всех личных землевладельцев в этой группе 47, а земли им принадлежит 18.210 десятин, или 2,40% всей площади частной земельной собственности.

Впрочем, последния цифры не выражают всего количества земли, принадлежащей немцам бывшим колонистам, так как очень многия лица этого разряда имеют обычай покупать землю в частную собственность, но не личную, а товариществами. Товарищества немцев-поселян встречаются только в южной половине уезда, где их насчитывается 11, и земли им принадлежит 12036 десятин. Подобныя же товарищества встречаются и между лицами других сословий, главным образом, крестьян и мещан, которые покупали земли частных владельцев на свои деньги, а в последние годы — при помощи крестьянскаго поземельнаго банка. Есть одно товарищество из 3-х лиц привилегированных сословий, имеющее 11090 десятин; земли этого товарищества считаются нераздельною собственностью всех трех пайщиков, а доходы делятся пропорционально затрачиваемому капиталу. Всех товариществ разнаго рода в уезде считается 70, а земли им принадлежит 46.446,2 десятин, или 6,10% всей частной земельной собственности[³⁰].

Самое последнее место в ряду частных землевладельцев, как но количеству принадлежащей им земли (менее 1% всех земель частнаго владения), так и по числу владельцев занимают лица духовнаго звания и иностранные подданные (если не считать иностр. поданных евреев. У Первых всего 11 душ, и владеют они все вместе 825 десятинами, каждый в размерах мелкаго и средняго владения; землевладельцев из иностранных подданных только 8, и из них 2—крупнаго размера.

Если ко всем перечисленным разрядам частннх владельцев прибавим земли городския и церковныя, о которых было сказано выше, 4 владения разнцх учрежденгй, ыежду которыми 1 крупное владение принадлежит Елисаветградскому уездному земству, затем некоторыя земли смешаннаго владения, и спорныя земли, то мы будем иметь все разряды частных владельцев, встречающихся на площади уезда.

Обращаясь к размерам этих владений, можем заметить, что теперь maximum земельнаго владения в уезде представляет Любомирское имение в 15 тысяч слишком десятин; подобной же величины (более 10 тысяч десятин) есть еще 5 имений, из которых одно принадлежит—городу Бобринцу. Minimum частнаго владения доходит до нескольких и одной десятины, при чем самыми меньшими по размеру являются усадьбы, купленныя евреями в некоторых поселениях (напр. в Марьевке дачи Лозоватской, 0,2 дес.) Если все владения подразделить на мелкия (до 100 десятин), средния (100—1000 десят.) и крупныя (более 1000 дес.), то число тех и других с общим количеством владеемой земли среди перечисленных выше групп или разрядов владельцев можно будет видеть из следующей таблицы, в которой верхния числа обозначают число владельцев, а нижния—количество принадлежащей им земли

Из этой таблицы видно, что в общем среди частнаго землевладения число владельцев средняго размера (от 100 до 1000 десятин) преобладают над другими, составляя 45% общаго числа владельцев; но по количеству принадлежащей владельцам земли первое место занимает крупное землевладение, которому принадлежит почти 2/3 (62,6%) всей частновладельческой земли. Мелкое же землевладение, уступая несколько среднему по числу владельцев, по количеству земли, принадлежащей ему, представляет минимальную цифру (4%), что показывает, что оно еще не успело развиться с 1861 года, когда к покупке земель были допущены другия сословия, кроме дворянскаго (конечно, если не принимать во внимание пайщиков в товариществах). Наибольшее количество земель в этом размере, т. е. мелкими участками приобрели мещане и отчасти лица духовнаго звания, но ни в одном разряде владельцев относительная цифра десятин земли мелких владельцев не доходит до ½ общаго числа земли, принадлежащей этому разряду. Что касается средняго и крупнаго землевладения, то в среднем по количеству десятин земли более 50% встречаем в разряде немцев, затем крестьян и духовных; в крупном же преобладание количества земли встречаем прежде всего у купцов (89), затем у иностранных подданных, у дворян и у евреев. Следовательно, эти 4 разряда владельцев, будучи представителями главным образом крупнаго землевладения, дают последнему преобладающее место в землевладении уезда.

Для большаго уяснения вопроса о том, какие размеры владений встречаются или преобладают среди того или другаго разряда владельцев, приводим еще следующую табличку, в которой показаны средние размеры владений в том или другом разряде владельцев, выведенные из предыдущих цифр. Указываем средние размеры владений только главнейших разрядов владельцев, опуская земли смешаннаго и спорнаго владений, также церквей, учреждений и городов, показанных в предыдущей табличке для полноты, а также и товариществ, в которых фактическими владельцами являются отдельныя лица разных сословий. Таким образом мы получим, что средним размером владения будут следующия величины в разных разрядах владельцев:

	Среди мелкого землевладения	Средняго	Крупнаго	Вообще
У дворян	51,5	397,9	2616,2	743,2
купцов и почет. гражд.	34,1	457,2	2517,8	1330,2
евреев	36,9	454,8	2341,5	689,6
мещан	40,7	230,5	1497,5	88,7
немцев	79,1	394,9	2113,8	385,3
иностр. поддан.	46,3	415,0	1560,2	517
крестьян и пр.	42,2	263,3	-	100,7
духовных	47	149,6	-	75

Если мы выведем такия же средния из представленных основных цифр для всех владельцев уезда (т. е. считая в том числе и города и церкви и проч.), то увидим, что на одно частное имение в среднем по всему уезду приходится по 482 десятин; следовательно, больше этой цифры в среднем имеют только, во-первых, купцы и почетные граждане, затем дворяне, евреи и иностранные подданные; землевладельцы же прочих разрядов будут стоять ниже средней разрезывающей для всего уезда. Если таким же образом мы вычислим средния для каждаго из размеров землевладения, то получим, что мелкое землевладение определяется величиною в 43 десятины, при чем в этой группе владельцев немцы, дворяне, духовные и иностранные подданные будут выделяться между владельцами других сословий сравнительно большими участками владеемой земли; в группе средняго по размеру землевладения будут иметь подобное же преимущество купцы, евреи, иностранные подданные и отчасти дворяне и немцы; что же касается до привилегии, так сказать, купцов, дворян и евреев на размеры крупнаго землевладения, то об этом сказано было уже выше.

Приведенные вычисления конечно имеют значение относительное, так как при других определениях мелкаго, средняго и крупнаго землевледения будут получаться и другие несколько выводы; но и общем преобладание купеческаго, дворянскаго и еврейскаго элемента в крупном частном землевладении, а крестьянскаго и мещанскаго—в меликом останется неизменным. Для возможности делать другия детальныя расчисления приводим в следующей табличке те же основныя цифры о частном землевладении в Елисаветградском уезде, но разбитыя на большее количество рубрик, чем и закончил настоящие выводы о размерах владений среди разных социальных групп владельцев. Здесь также верхнею цифрою мы обозначаем число владельцев, а нижнею число десятин принадлежащей им земли.