<<< попередня

В Принкипо и сам причал понаряднее, и в ресторанчиках вокруг белоснежные скатерти так и сверкают на солнце. Под полотняным навесом поджидают экипажи, запряженные парами низкорослых лошадок, но конкуренцию им составляют ослы, которые стоят оседланные и терпеливо ждут. На маленькой площади их скопилось полсотни, если не сотня.

В пятницу, когда в Турции день отдыха, их будут брать с бою. И везде, где только есть тень и трава, в каждой бухточке, за каждой изгородью, на каждом откосе будет кишеть толпа, раскладывая угощение, опьяняясь смехом, музыкой и флиртом.

Троцкий? Автомобиль везет меня по дороге, по обе стороны ее тянутся виллы. Многие сдаются внаем или продаются — в Турции тоже сильно сказывается кризис. Жалюзи закрыты, но в садах полным-полно огромных, прямо-таки тучных роз. Внизу, позади домов, мелькает синяя морская гладь. Автомобиль тормозит. Шофер указывает рукой направление. Мне остается только, миновать прогулок между двумя оградами. Воздух, вода, листва, небо — все охвачено таким спокойствием, такой неподвижностью, что кажется, будто, проходя, я разрываю солнечные лучи.

Но вот за садовой решеткой появляется человек. Форменный китель турецкого полицейского распахнут, под ним белая сорочка; обут человек, словно мирный рантье у себя в саду, в мягкие туфли-шлепанцы.

— Господин Сименон?

Я в густом саду, размерами не больше ста на пятьдесят метров. В пыли возится небольшой пес. В кресле-гамаке — небрежно одетый молодой человек; он читает английскую брошюру и не удостаивает меня даже взглядом.

На веранде еще один молодой человек.
Он в комнатных туфлях и тоже без пиджака. Еще двое пьют кофе в первой из комнат, всю обстановку которой составляют стол и стулья.

Движения у всех ленивые, замедленные. Наверно, это воздух виноват. Я и сам никуда не спешу, не испытываю никакого нетерпения и даже, пожалуй, никакого любопытства.

— Господин Сименон?

Один из молодых людей приветливо приближается ко мне, протягивает руку, и вскоре мы уже сидим с ним вдвоем на террасе; на другом конце сада полицейский приводит в порядок свой мундир.

Здесь можно было бы сидеть часами, ничего не делая, ничего не говоря и, быть может, без единой мысли в голове.

— Если вы не против, давайте сначала поболтаем с вами вдвоем. Потом вы увидите господина Троцкого.

Секретарь не русский. Это молодой северянин, пышущий здоровьем, розовощекий, светлоглазый. По-французски говорит так, словно родился в Париже.

— Я очень удивлен, что господин Троцкий согласился вас принять. Обычно он избегает журналистов.

— Вы знаете, чему я обязан такой благосклонностью?

— Понятия не имею.

Я тоже. Не узнаю я этого и в дальнейшем. Возможно, мои вопросы совпали с желанием Троцкого именно в тот момент высказаться на определенную тему?

Мы болтаем, а вокруг нас все неподвижно в неподвижном воздухе. Двое молодых людей в саду — гости: один из них англичанин, другой швед. Они уедут через неделю или через месяц, а на их место явятся другие, из какой угодно части света, друзья или ученики, и будут жить некоторое время поблизости от дома на Принкипо. Близость самая настоящая — в такой полной близости живут обитатели казарм.

далі  >>>